Ласка сумрака. - Форум
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 4
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • »
Форум » Изба Читальня (чтение в режиме он-лайн) » Серия Мередит Джентри » Ласка сумрака. (2 книга)
Ласка сумрака.
Дата: Четверг, 25.11.2010, 01:18 | Сообщение # 1

Лучик света в Темном Царстве
Группа: VIP
Сообщений: 4297
загрузка наград ...
Статус:
Ласка сумрака




В мире фейри идет безжалостная схватка за трон - и кузен Мередит, второй в линии наследования, пускает в ход меч и магию, чтобы стать первым - и единственным...
В мире нашем таинственный убийца уничтожает все новых и новых людей - и полиция бессильна схватить неуловимого маньяка.
И только Мередит понимает - преступления, совершаемые в мире людском, напрямую связаны с битвой за власть в мире фейри...
Ей предстоит сражаться и победить - или погибнуть..




 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:44 | Сообщение # 2

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Книга посвящается Дж. Он терпеливо приносил мне чай и впервые наблюдал весь процесс с начала и до конца. После этого он все еще меня любит – и вы, связанные браком с нами, творческими натурами, поймете, как много это говорит о нас обоих.

Глава 1

Лунный свет посеребрил комнату, раскрасив кровать тысячами оттенков серого, белого и черного. Двое мужчин в кровати спали глубоким сном. Настолько глубоким, что, когда я выкарабкивалась из их объятий, они даже не пошевелились. Под лаской лунного света моя кожа сияла белизной, а кроваво-красные волосы казались черными. Я натянула шелковый халат – было прохладно. Что бы ни говорили о солнечной Калифорнии, но глубокой ночью, когда рассвет кажется далекой мечтой, здесь совсем не жарко. Ночь, нежным блаженством вливавшаяся в мое окно, была декабрьской ночью. Дома, в Иллинойсе, я ощущала бы запах снега, такой морозный, что тает на языке. Такой холодный, что обжигает легкие, такой холодный, будто вдыхаешь ледяной огонь. Каким и должен быть воздух в начале декабря. Ветерок, пробивавшийся сквозь оконные занавеси за моей спиной, доносил сухой и резкий аромат эвкалиптов и легкий запах моря. Соль, влага и что-то еще – это неопределимое ощущение близости океана, не озера: не умыться и воды не выпить. На океанском берегу можно умереть от жажды.

Три года стояла я на берегу вот этого океана и каждый день понемногу умирала. Не буквально – выжить-то я выжила, – но веселой жизнью такое существование не назовешь. Я – урожденная принцесса Мередит Ник-Эссус, из аристократии фейри. Самая настоящая принцесса эльфов – единственная, рожденная на американской почве. Когда я исчезла из виду три года назад, пресса просто взбесилась. Слухов, что меня где-то видели, ходило не меньше слухов об Элвисе. Меня замечали то там, то здесь по всему миру. На самом деле все это время я прожила в Лос-Анджелесе. Я спряталась за маской, стала просто Мередит Джентри, для друзей – Мерри. Обыкновенный человек, только с каплей крови фейри, простой детектив в агентстве Грея, чья специализация – "Сверхъестественные Проблемы – Волшебные Решения".

Легенды гласят, что фейри, изгнанный из волшебной страны, будет чахнуть и слабеть, пока не погибнет. Это и правда, и неправда. В моих жилах хватает человеческой крови, чтобы соседство металла и техники меня не беспокоило. Некоторые из низших фейри могут на самом деле зачахнуть и умереть в городе, построенном людьми. Но большинство сможет существовать и в городе: это вряд ли доставит им удовольствие, но они выживут. Вот только что-то, какая-то часть их существа будет таять, та часть, что знает, что не все бабочки, которых видишь, – это действительно бабочки; та часть, что помнит ночное небо и ураганный ветер от взмахов кожистых или чешуйчатых крыльев – ночных крыльев, порождающих среди людей слухи о драконах и демонах; та часть, что помнит сидхе, гарцующих на конях, созданных из звездного света и снов. Эта часть начинает отмирать.

Меня не изгнали, я сбежала сама, потому что рано или поздно очередная попытка меня убить оказалась бы удачной. Мне просто не хватало магии или политического влияния, чтобы себя защитить. Свою жизнь я спасла, но кое-что потеряла. Потеряла ощущение связи с волшебной страной. Потеряла дом.

Сейчас, стоя у подоконника и вдыхая воздух, несущий запах Тихого океана, я смотрела на двух спящих мужчин и чувствовала, что я дома. Оба они были аристократами Неблагого Двора сидхе – мрачного сборища, королевой которого я когда-нибудь стану, если убийцы не доберутся до меня раньше. Рис лежал на животе, одна рука свесилась с кровати, другая пряталась под подушкой. На той руке, что была мне видна, даже в такой спокойной позе рельефно вырисовывались мускулы. Сияющий водопад белых кудрей ласкал обнаженные плечи, спадал вдоль крепкой спины. Правая сторона лица была прижата к подушке, и шрамов на месте отсутствующего глаза не было видно. Уголки рта, изогнутого как лук Купидона, загибались кверху: Рис слегка улыбался во сне. Он красив по-мальчишески и останется таким навсегда.

Никка лежал, свернувшись калачиком, на своей стороне кровати. У него было милое, почти хорошенькое лицо, а когда он спал, оно становилось лицом ангельски чистого ребенка. Он выглядел невинным, хрупким. И очертания его тела были мягче, не такие рельефно-мускулистые. Руки у него огрубели от постоянных упражнений с мечом, да и мускулов под бархатистой гладью кожи было достаточно, но по сравнению с остальными стражами он был мягче – скорее придворный, чем солдат. Лицо одновременно соответствовало и не соответствовало телу. Ростом он был более шести футов[1 - Больше 183 см. – Здесь и далее примеч. пер.] в основном за счет длинных-длинных ног; стройная талия и длинные, изящные руки уравновешивали эту длину. Цветами Никки были оттенки коричневого: кожа цвета светлого молочного шоколада и волосы до колен насыщенного темно-каштанового оттенка. Не переходящего в черный, а именно цвета опавших листьев, что долгое время оставались под пологом леса, пока не сопрели, приобретя густой, влажный коричневый цвет, цвет пружинящей лесной подстилки, в которую можно погрузить руки и вынуть их влажными, пахнущими зарождающейся жизнью.

В слабом лунном свете трудно было разглядеть его спину и даже верхнюю часть плеч. Почти все его тело было скрыто одеялом, иначе на спине можно было бы увидеть совершенно неожиданную вещь. Дело в том, что отцом Никки был фейри, имевший крылья бабочки, – не сидхе, конечно, но все же фейри. И гены оставили на Никке свой отпечаток: рисунок крыльев на спине, как гигантскую татуировку, но только более яркую и живую, чем можно получить с помощью чернил или красок. От предплечий вниз через всю спину, продолжаясь на ягодицах и бедрах и кончаясь лишь около колен, шло многоцветье крыльев: буйволино-коричневый, желто-телесный и на их фоне черно-розово-голубые круги – как "глаза" на крыльях ночного мотылька.

В полутьме, крадущей оттенки, он и Рис были как две тени, затаившиеся на кровати, – одна бледная, другая темная. Впрочем, я знала существа темнее Никки, гораздо темнее.

Дверь спальни беззвучно открылась, и, словно моя мысль призвала его, в комнату просочился Дойл и закрыл за собой дверь так же беззвучно, как и открыл ее. Я никогда не понимала, как ему это удается. Когда я открываю дверь, без звука обойтись не получается. Но Дойл, когда хочет, двигается будто наползающий мрак – беззвучно, невесомо, неощутимо – пока не заметишь вдруг, что свет исчез и ты в темноте, один на один с чем-то невидимым. Его называли Мраком Королевы или просто Мраком. Королева могла сказать: "Где мой Мрак? Позовите моего Мрака", и это означало, что вскоре кто-то лишится крови или жизни. Но теперь, как ни странно, он мой Мрак.

У Никки кожа коричневая, а вот Дойл действительно черный. Не чернотой человеческой кожи, но полнейшим мраком полуночного неба. Он не терялся в затемненной комнате, поскольку был еще темнее, чем тени от лунного света, и как тень он плавно двигался ко мне. Черные джинсы и тенниска облегали его тело словно вторая кожа. Я никогда не видела на нем другого цвета, за исключением драгоценностей и клинков. Даже наплечная кобура и пистолету него были черными.

Я отстранилась от окна и выпрямилась, когда он плавно двинулся ко мне. Остановился он у изножья громадной кровати, так как здесь едва хватало места, чтобы протиснуться между кроватью и дверью шкафа. Просто видеть, как Дойл скользнул вдоль стены, не коснувшись кровати, – уже производило впечатление. Он выше меня больше чем на фут[2 - 1 фут – 30,48 см.] и тяжелее, наверное, на сотню фунтов[3 - 1 фунт – примерно 0,45 кг.], в основном мускулов. Но я стукнулась об эту кровать уже с полдюжины раз, если не больше. Он же просочился сквозь узкое место так, как будто это каждый может.

Кровать занимала большую часть спальни, так что, когда Дойл до меня добрался, нам пришлось стоять почти вплотную. Он умудрился сохранить небольшое расстояние между мной и собой, так что не соприкасалась даже наша одежда. Это была искусственно поддерживаемая дистанция. Было бы намного проще коснуться друг друга, и сам факт, что он прилагал столько усилий, чтобы не дотронуться до меня, усиливал неловкость ситуации. Мне это было неприятно, но я перестала спорить с Дойлом на эту тему. На мои вопросы он отвечал лишь: "Мне хочется с тобой особых отношений. Не хочу быть одним из многих". Сперва это казалось мне возвышенным, потом стало раздражать. Здесь, около окна, свет был ярче, и видны были изящные очертания его лепных скул, чуть слишком заостренный подбородок, изогнутые острия ушей и серебристые отблески серег, обрамлявших всю линию ушной раковины, вплоть до маленьких колечек, вдетых в верхушку уха на самом заостренном кончике. Лишь эти уши выдавали, что он был такой же смешанной крови, как я или Никка. Дойл вполне мог скрывать уши под длинными волосами, но почти никогда не делал этого. Его волосы цвета воронова крыла были, как обычно, стянуты в тугую косу, что при взгляде спереди создавало впечатление короткой стрижки, но конец косы доходил до лодыжек.

Он прошептал:

– Я что-то слышал.

Его голос был, как всегда, низок и тягуч – густой медвяный ликер, только для уха, а не для языка.

Я внимательно посмотрела на него.

– Что-то – или ты слышал, как я встала?

Его губы пришли в движение, почти перешедшее в улыбку:

– Как ты встала.

Я покачала головой, скрестив руки на груди.

– Два стража со мной в постели – и этого недостаточно для защиты? – прошептала я в ответ.

– Они умелые ребята, но все же не я.

Я нахмурилась:

– Ты хочешь сказать, что не можешь доверить мою безопасность никому, кроме себя самого?

Наши тихие голоса звучали приглушенно, почти мирно, как голоса родителей, шепчущихся над спящим ребенком. Было приятно знать, что Дойл так бдителен. Он был одним из величайших воинов среди сидхе. Хорошо было иметь его на своей стороне.

– Ну... разве что Холоду, – ответил он.

Я еще раз покачала головой, ощутив прикосновение отросших волос к плечам.

– Королевские Вороны – это лучшие воины, которых могут выставить фейри, и ты заявляешь, что никто из них не может сравниться с тобой? Ты, самоуверенный наг...

Он даже не шагнул ко мне – мы стояли чересчур близко для этого, – он просто пошевелился, но полы моего халата задели его ноги. Лунный свет блеснул на коротком ожерелье, которое он всегда носил, – маленький паук из драгоценных камней на тонкой серебряной цепочке. Он наклонил голову, и его дыхание защекотало мне лицо.

– Я мог бы убить тебя, и ни один из них не успел бы сообразить, что случилось.

От этой угрозы у меня чаще забился пульс. Я знала, что Дойл не причинит мне вреда, но... но... Мне доводилось видеть, как он убивал голыми руками, не применяя оружия, – только физической силой и магией. Стоя в интимной полутьме, прижавшись к нему, я была более чем уверена, что, пожелай он моей смерти, ни я, ни двое спящих позади меня стражей не остановили бы его.

Я не смогла бы победить в драке, но есть и другие приемы, которые действуют, когда стоишь, прижавшись к противнику в темноте; приемы, которые могут отвлечь или обезоружить не хуже, а то и лучше, чем клинок. Я чуть повернулась, и мое лицо оказалось прижатым к его шее, и губы скользили по его коже, когда я заговорила. Я чувствовала щекой, как ускоряется его пульс.

– Ты же не хочешь сделать мне ничего плохого, Дойл.

Его нижняя губа коснулась изгиба моего уха – почти, но все же не совсем поцелуй.

– Я мог бы убить вас всех троих.

В наступившей тишине отчетливый механический звук, звук взводимого оружия раздался за нами достаточно громко, чтобы я вздрогнула.

– Не думаю, что тебе удастся прикончить всех троих, – прозвучал голос Риса. Голос был чистым и ровным, без малейшего следа сонливости. Будто и не спал, он направил пистолет в спину Дойла – во всяком случае, я полагаю, что он сделал именно это. Мне не видно было за глыбой тела Дойла; но и у Дойла, насколько я знала, не имелось глаз на затылке, так что ему тоже оставалось лишь догадываться о том, что делает Рис.

– Самовзводный пистолет не обязательно взводить для стрельбы, Рис, – заметил Дойл спокойным, слегка ироничным голосом. Увы, я не видела, совпадает ли выражение лица с этим тоном, мы оба замерли в нашем почти-объятии.

– Ну да, – сказал Рис. – Несколько театрально, но знаешь поговорку: "Один пугающий звук стоит тысячи угроз".

Мои губы по-прежнему касались теплой шеи Дойла, когда я возразила:

– Нет такой поговорки.

Дойл не двигался, и я так же опасалась пошевелиться, опасалась, как бы не началось такое, чего я не смогу остановить. Не надо нам несчастных случаев.

– Стоило бы ее придумать, – хмыкнул Рис.

Кровать позади нас скрипнула.

– Твоя голова у меня под прицелом, Дойл. – Это был голос Никки. Отнюдь не спокойный, нет, – явное беспокойство ощущалось за его словами. В голосе Риса не было и следа страха; в голосе Никки его хватало на двоих. Впрочем, мне не обязательно было видеть Никку, чтобы знать, что его оружие готово и направлено куда надо, палец уже на спусковом крючке. В конце концов, сам Дойл его и тренировал.

Я ощутила, как напряжение покинуло тело Дойла, и он поднял голову – ровно настолько, чтобы не говорить, дыша прямо в меня.

– Возможно, я и не смогу прикончить вас всех, но я могу убить принцессу раньше, чем вы убьете меня, и после этого ваша жизнь не будет стоить ни гроша. За смерть своей наследницы королева наказала бы вас куда страшнее, чем я смог бы придумать.

Сейчас его лицо было мне видно. Даже в лунном свете он выглядел спокойным; глаза устремлены вдаль, уже не на меня. Он был слишком сосредоточен на уроке, который давал своим людям, чтобы беспокоиться о моих действиях.

Я прислонилась спиной к стене, но он не обратил внимания на это изменение позы. Оставалось лишь положить руку ему на грудь и толкнуть. Это заставило его выпрямиться, но свободного пространства не хватало, чтобы движение привело его куда-либо дальше кровати.

– Прекратите, все вы, – сказала я достаточно громко, чтобы мой голос заполнил комнату. Потом взглянула на Дойла: – Отойди от меня.

Он слегка поклонился мне – склонив только голову, поскольку для положенного поклона просто не было места, и попятился, повернув руки так, чтобы показать другим стражам, что он безоружен. Он остановился между стеной и кроватью, не оставив себе места для маневра. Рис полулежал на спине, держа пистолет одной рукой и поворачиваясь вслед за перемещением Дойла. Никка стоял у дальнего края кровати, держа оружие обеими руками в стандартной позе стрелка. Оба они продолжали вести себя так, будто Дойл представляет собой угрозу, и мне это начало надоедать.

– Я устала от этих игр, Дойл. Или ты веришь, что твои же люди способны обеспечить мою безопасность, или нет. Если нет, то или найди других людей, или сделай все, чтобы ты или Холод всегда были со мной. Но прекрати это.

– Если бы на моем месте был враг, твоя охрана проспала бы твою смерть.

– Я проснулся, – возразил Рис, – просто я думал, что ты наконец-то образумился и собрался прижать Мерри у стенки.

Дойл явно был задет:

– Ты только такое и можешь думать.

– Если ты желаешь ее, Дойл, просто скажи об этом. Завтрашняя ночь может стать твоей. Думаю, все мы согласимся сдвинуть нашу очередь на день, если ты наконец прервешь свой... пост.

Лунный свет смягчал вид шрамов Риса, казался белой просвечивающей латкой на месте, где полагалось быть правому глазу.

– Уберите оружие, – сказала я.

Они посмотрели на Дойла, молча спрашивая подтверждения. Я прикрикнула на них:

– Уберите оружие! Я здесь принцесса и наследница трона, а он только капитан моей стражи, и когда я вам что-то приказываю, вы обязаны повиноваться, клянусь Богиней!

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:45 | Сообщение # 3

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Они продолжали смотреть на Дойла, пока не дождались его легкого кивка.

– Вон отсюда, – прошипела я. – Вон отсюда, все вы.

Дойл отрицательно качнул головой:

– Не думаю, что это разумно, принцесса.

Обычно я пыталась убедить их всех звать меня Мередит, но, только что напомнив о своем статусе, я не могла отказаться от него следующей же фразой.

– Так мои прямые приказы ничего не значат?

Выражение лица Дойла было нейтральным, тщательно выверенным. Рис и Никка опустили оружие, но ни один из них не осмеливался встретиться со мной взглядом.

– Принцесса, хотя бы один из нас должен все время оставаться с тобой. Наши враги... отличаются упорством.

– Принц Кел будет казнен, если его люди попытаются меня убить, пока он отбывает наказание за последнее покушение на меня. У нас есть полгода передышки.

Дойл покачал головой.

Я посмотрела на трех мужчин – красивых, даже прекрасных, каждый в своем роде, – и мне вдруг захотелось остаться одной. Одной, чтобы подумать, чтобы точно определить, чьи приказы они выполняют – мои или королевы Андаис. Я считала, что мои, но теперь у меня появились сомнения.

Я посмотрела на каждого по очереди. Рис выдержал мой пристальный взгляд, а вот Никка – нет.

– Вы отказываетесь исполнять мои повеления?

– Наша первоочередная задача – твоя безопасность, принцесса, и лишь во вторую очередь мы должны заботиться о том, чтобы ты была довольна, – заявил Дойл.

– Что еще тебе нужно от меня, Дойл? Я предложила тебе мою постель, и ты отказался.

Он открыл рот, пытаясь возразить, но я подняла руку.

– Нет, я не хочу больше слышать твоих оправданий. Я поверила, что ты хочешь быть последним моим мужчиной, а не первым, но вот только если один из других сумеет сделать мне ребенка, он, согласно традициям сидхе, станет моим мужем. А я стану моногамной, и ты упустишь единственный шанс прервать тысячи лет своего насильственного воздержания. Ты не дал мне ни одного аргумента, достаточно хорошего, чтобы оправдать такой риск. – Я скрестила руки на животе, приподнимая груди. – Скажи мне правду, Дойл, или держись за пределами моей спальни.

Ему почти удалось сохранить спокойствие, но только почти.

– Ладно, если тебе нужна правда, так посмотри на свое окно.

Я нахмурилась, но бросила взгляд в окно с тонкими просвечивающими занавесями, колышущимися под легким ветерком. Я пожала плечами, не меняя положения рук:

– И что?

– Ты принцесса сидхе. Посмотри не только глазами!

Сделав глубокий вдох, я медленно выдохнула, пытаясь не обращать внимания на резкий тон. Сердиться на Дойла – это никогда ни к чему не приводило. Я принцесса, но это мне никогда не давало большого преимущества. И сейчас тоже.

Я не столько вызвала магию, сколько сбросила щиты, поставленные мной, чтобы мистические образы не лезли в повседневную жизнь. Медиумы-люди и даже ведьмы обычно должны предпринимать что-то, чтобы видеть магию, другие реальности, иные сущности. Но я была фейри, а значит, мне приходилось тратить немало сил, чтобы не видеть магию, не замечать движения иных существ, не проникать взглядом в другие реальности, имеющие слишком мало общего с нашим миром и не нужные для моих целей. Магия отзывается на другую магию, и без поставленных щитов я могла бы захлебнуться в постоянной толкотне сверхъестественного, каждодневно творящейся над землей.

Сбросив щиты, я перешла на взгляд, использующий ту часть мозга, которая заведует галлюцинациями и снами. Как ни странно, восприятие не слишком изменилось, но темнота тут же просветлела, и стало видно сияние силы, создающей защиту на окне и на стенах. И сквозь это сияние я что-то разглядела за белыми занавесями. Что-то небольшое, прижатое к стеклу. Но когда я раздвинула занавеси, за окном ничего не было, только защита переливалась неяркими красками. Я отвела взгляд в сторону, попытавшись осмотреть окно периферийным зрением. Ага, маленький отпечаток руки, меньше моей ладони, впечатался в защиту окна. Я попробовала посмотреть на него пристальней – и он исчез из виду. Пришлось вернуться к периферийному зрению, но поближе. Когтистый отпечаток был гуманоидным, но явно нечеловеческим.

Я отпустила занавеску и, не поворачиваясь, сказала:

– Кто-то пытался проникнуть сквозь защиту, пока мы спали.

– Да, – подтвердил Дойл.

– Я не почувствовал ничего, – сказал Рис.

– Я тоже, – добавил Никка.

Рис вздохнул:

– Мы провинились перед тобой, принцесса. Дойл прав. Тебя действительно могли убить.

Я обернулась и посмотрела на них на всех, потом повернулась к Дойлу:

– Когда ты ощутил прикосновение к защите?

– Я пришел проверить, что с тобой.

Я покачала головой.

– Нет, я спросила не о том. Когда ты ощутил, что кто-то прикасается к защите?

Он посмотрел на меня самоуверенно:

– Я говорил тебе, принцесса, только я могу обеспечить тебе безопасность.

Я снова покачала головой.

– Нехорошо, Дойл. Сидхе никогда не лгут впрямую, а ты уже дважды ушел от ответа на мой вопрос. Отвечай же! В третий раз спрашиваю: когда ты ощутил, что кто-то трогает защиту?

Он посмотрел полусердито-полусмущенно.

– Когда шептал тебе на ухо.

– Ты увидел это сквозь занавески, – сказала я.

– Да. – Одно рубленое, сердитое слово.

Рис ухмыльнулся:

– Ты не знал, что кто-то пробует прорваться сюда. Ты зашел, просто услышав, что Мерри встала.

Дойл не ответил, да это и не требовалось. Молчание было достаточным ответом.

– Эта зашита создана мной, Дойл. Я поставила ее, когда поселилась в этой квартире, и периодически ее обновляла. Это моя магия, моя сила удержала эту тварь снаружи. Моя сила, опалившая ее так, что мы располагаем теперь ее... отпечатками пальцев, – возмутилась я.

– Твоя защита выдержала, поскольку сила противостоящего ей была слишком мала, – ответил Дойл. – Кто-нибудь более сильный сможет пробиться сквозь любую защиту, которую ты сумеешь поставить.

– Может быть, но суть в том, что ты не знаешь ничего такого, чего не знали бы мы. Ты так же бродишь в темноте, как и все.

– Ты не непогрешим, – сказал Рис. – Приятно знать.

– Приятно? – переспросил Дойл. – Ты уверен? Тогда подумай вот над чем: этой ночью никто из нас не знал, что кто-то из волшебных существ забрался на окно и попробовал прорваться сквозь защиту. Ни один из нас не ощутил его. Да, его сила была невелика, но ему здорово помогли скрыть ее полностью.

Я уставилась на него:

– Ты думаешь, что кто-то из прихвостней Кела рисковал его жизнью, пытаясь достать меня сегодня?

– Принцесса, неужели ты до сих пор не понимаешь Неблагой Двор? Кел веками был любимчиком королевы, ее единственным наследником. Когда она сделала тебя его сонаследницей, он впал в немилость. Тот из вас, кто первым произведет на свет дитя, будет править, но что случится, если оба вы умрете? Что случится, если люди Кела тебя убьют, и королева будет вынуждена казнить принца за его вероломство? Она внезапно окажется без наследника.

– Королева бессмертна, – сказал Рис. – Она согласилась уступить трон лишь Мерри или Келу.

– А если кто-то замыслил умертвить и принца Кела, и принцессу Мередит, неужели ты думаешь, что он остановится перед убийством королевы?

Мы все уставились на него. Тихий голос Никки прозвучал первым:

– Никто не отважится – в страхе перед гневом королевы.

– Кто-то может рискнуть, если сочтет, что его не смогут уличить, – возразил Дойл.

– Кто может быть настолько самонадеян? – удивился Рис.

Дойл расхохотался неожиданно для всех нас.

– Кто может быть так самонадеян? Рис, ты же аристократ двора сидхе. Правильный вопрос: кто может быть недостаточно самонадеян?

– Что бы ты ни говорил, Дойл, – ответил Никка, – но большинство придворных боятся королевы, боятся сильно, боятся намного больше, чем они же боятся Кела. Ты слишком долго был ее первым рыцарем. Ты просто не знаешь, каково это – быть целиком в ее власти.

– Я знаю, – сказала я. Все головы повернулись ко мне. – Я согласна с Никкой. Я не знаю никого, кроме Кела, кто мог бы рискнуть нарваться на гнев его матери.

– Мы бессмертны, принцесса. Нам доступна роскошь ожидания нужного времени. Кто знает, какая коварная змея столетиями ждала момента, когда королева будет слаба. А если она будет вынуждена убить своего единственного сына, она ослабнет.

– Я не бессмертна, Дойл, так что не готова говорить о таком терпении или таком коварстве. Все, в чем мы точно уверены, это что кто-то пытался проникнуть сквозь защиту сегодня ночью – и теперь у этого кого-то на руке, лапе или как там еще можно назвать конечность, есть отметина. Мы сможем сравнить ее с отпечатком на защите, как сравнивают отпечатки пальцев.

– Я видел защиты, настроенные так, чтобы повредить тем, кто попытается их взломать, или даже пометить вторгшегося шрамом или ожогом, но никто на моей памяти не додумался сохранить отпечаток, – сказал Рис.

– Умно, – отметил Дойл. Услышать это от него было большим комплиментом.

– Спасибо. – Я нахмурилась. – Если ты никогда не видел способную на такое защиту, то как ты понял, что именно ты видишь сквозь занавеси?

– Это Рис заявил, что никогда не видел ничего подобного. Я этого не говорил.

– А где ты такое видел?

– Я убийца и охотник, принцесса. Всегда хорошо иметь следы жертвы.

– Ожог на руке поможет опознать нашего гостя, но следов при движении не оставляет.

Дойл чуть пожал плечами:

– А жаль. Это было бы полезно.

– Ты можешь сделать так, чтобы волшебные существа оставляли магические следы?

– Да.

– Но ведь они могут заметить эти следы с помощью своей магии и уничтожить твои чары.

Он снова пожал плечами:

– Мир никогда не был настолько велик, чтобы жертва, на которую я охочусь, сумела бы скрыться.

– Ты всегда так... безупречен.

Он бросил взгляд на окно поверх моего плеча.

– Нет, моя принцесса, боюсь, я не безупречен, и наши враги, кем бы они ни были, теперь это знают.

Легкий ветерок усилился, взметнул белые занавеси, и я снова увидела маленький когтистый отпечаток, вмороженный в сверкание защиты. Ближайший оплот фейри находился за полконтинента от меня. Предполагалось, что Лос-Анджелес достаточно далек, чтобы мы были в безопасности, но теперь я поняла: если кто-то по-настоящему желает твоей смерти, он воспользуется самолетом или пошлет кого-нибудь крылатого. После многих лет добровольного изгнания я наконец-то прихватила с собой частичку родного дома. Дома, который никогда, по существу, не меняется, всегда оставаясь восхитительным, эротичным и крайне, крайне опасным.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:45 | Сообщение # 4

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 2

Из окон моего офиса было видно почти безоблачное небо – как будто кто-то взял лепесток василька и растянул его на весь небосвод. Не слишком часто можно увидеть над Лос-Анджелесом такое чистое небо. Здания городского центра сверкали на солнце. Выдался один из тех редких дней, из-за которых люди убеждены, что в Лос-Анджелесе вечное лето, солнце сияет всегда, вода – непременно теплая и голубая, а люди – все! – красивы и постоянно улыбаются. Ха, как же! Далеко не каждый здесь красив, а многие постоянно не в духе (Лос-Анджелес уверенно держит одно из первых мест в стране по уровню самоубийств, что показывает не самое лучшее настроение здешнего народа, если вдуматься). Цвет океана здесь обычно ближе к серому, чем голубому, и вода вечно холодная. Купаться в декабре без гидрокостюма в южной Калифорнии рискуют только туристы. Еще у нас временами идет дождь, а смог – хуже всяких туч. На самом деле сегодняшний день был самым солнечным и приятным за все три года, что я здесь прожила. Слишком редкая радость для того, чтобы этот миф продолжал существовать, но, может быть, людям просто нужно верить в существование какого-то волшебного и чарующего уголка, вот они и считают таким южную Калифорнию. Сюда легче добраться, чем в страну фейри, да и не так опасно.

Мне не слишком-то улыбалось провести такой день в помещении. В смысле – я ведь принцесса, и разве это не означает, что мне можно и не работать? А вот фиг. Да я ведь еще и принцесса фейри; разве это не означает, что мне достаточно просто пожелать золота, чтобы оно волшебным образом появилось передо мной? Ага, как же. Мой титул, как и многие другие титулы членов королевских семей, слишком мало связан с деньгами, землей или властью. Стань я королевой, это другое дело, но до тех пор я должна обходиться своими силами. Ну... ладно, не только своими.

Дойл устроился в кресле у окна, почти прямо у меня за спиной. Одет он был так же, как и прошедшей ночью, добавились лишь черный кожаный пиджак поверх футболки и пара больших солнечных очков. Яркое солнце играло на его серебряных серьгах, маленькие солнечные зайчики от бриллиантов в ушных мочках танцевали на моем столе. Нормальные телохранители больше заботились бы об опасности, исходящей от двери, не от окна. Двадцать третий этаж все-таки. Но те, от кого охранял меня Дойл, могли летать с тем же успехом, что и ходить. Существо, оставившее след лапы на моем окне, либо взобралось к нему как паук, либо прилетело.

Я сидела за своим столом, солнце грело мне спину; солнечные зайчики от бриллиантов в серьгах Дойла прыгали по моим сплетенным рукам, сверкая на зеленом лаке ногтей. Лак был в тон моего жакета и короткой юбки, сейчас не видной под столом. Солнечный свет и изумрудно-зеленая одежда придавали моим волосам яркость настоящих рубинов. Все это дополнялось зеленью и золотом моих трехцветных глаз, и тени для глаз только подчеркивали зелень и золото. Помада – ярко-красная, и вся я лучилась красками и радостью. Одно из преимуществ моего нынешнего положения, когда отпала необходимость выдавать себя за человека: мне не надо скрывать волосы, глаза и сияющую кожу.

У меня от недосыпания глаза жгло – и при этом мы по-прежнему не имели понятия, что или кто наведалось к нам сегодня ночью. Так что я оделась по-деловому, но сделала более тщательный и яркий макияж, добавив себе немного живости. Если меня сегодня ждет смерть, я хотя бы погибну красивой. Еще я добавила к костюму маленький нож с четырехдюймовым лезвием. Его я привязала к верхней части бедра, и металлическая рукоятка касалась обнаженной кожи. Простое прикосновение стали или железа могло затруднить любому фейри магические действия против меня. После сегодняшней ночи Дойл счел такую предосторожность разумной, и я не стала возражать.

Я держала ноги скромно скрещенными, не столько из-за клиента, сидящего напротив, сколько из-за человека, устроившегося под моим столом, скрывшегося в образованной столом пещере. Ну, в общем-то не человека – гоблина. Кожа у него белела как лунный свет, такая же бледная, как у меня, или у Риса или Холода, кстати. Коротко остриженные, густые и мягкие вьющиеся волосы были так же абсолютно черны, как у Дойла. Ростом всего лишь четыре фута[4 - Примерно 122 см.], он был похож на изумительно сделанную куклу-мальчика, если не считать полоски радужно переливающихся чешуек вдоль спины да еще громадных миндалевидных глаз, синих, как сегодняшнее небо, но с узкими эллиптическими зрачками, как у змеи. За идеальными губами, изогнутыми луком Амура, прятались втягивающиеся клыки и длинный раздвоенный язык, от которых речь его становилась шепелявой, если он за собой не следил. Китто не слишком-то хорошо чувствовал себя в большом городе. Но ему становилось лучше, если он мог касаться меня, лежать, свернувшись у моих ног, сидеть у меня на коленях, прижиматься ко мне, когда я сплю. Сегодня ночью его из моей постели выставили, поскольку Рис был не согласен с его присутствием. Несколько тысяч лет назад именно гоблины лишили Риса глаза, и он до сих пор не простил им этого. За пределами спальни Рис как-то еще терпел Китто, но и только.

Сам Рис расположился там, где ему приказал Дойл, – в дальнем от меня углу около двери. Его костюм был почти полностью скрыт под дорогим белым плащом, как две капли воды похожим на те, что носил Хэмфри Богарт, вот только сшитым из шелка, – есть на что посмотреть, но вряд ли защитит от плохой погоды. Рис был в восторге от того, что мы были частными детективами, и обычно надевал на работу либо плащ, либо какую-нибудь широкополую шляпу из своей постоянно пополняемой коллекции. Картину завершала повязка на глазу. Сегодняшняя была белой, в тон его волосам и одежде, и покрыта узором, вышитым мельчайшими жемчужинками.

Рука Китто скользнула по моей затянутой в чулок лодыжке. Он не навязывался, ему просто было нужно касаться меня, чтобы чувствовать себя спокойней. Мой первый сегодняшний клиент сидел напротив меня, то есть напротив нас. Джеффри Мейсон – чуть меньше шести футов ростом, широкоплечий, стройный, в костюме от хорошего портного, с грубоватыми, но тщательно ухоженными руками и отлично уложенными каштановыми волосами. Его улыбка сияла той яркой и идеальной белизной, которая создается лишь тщательной работой дорогого дантиста. Он был симпатичен, но вполне зауряден. Если он и прибегал к услугам пластической хирургии, то выбросил деньги на ветер, поскольку получил лицо того типа, что каждый признает привлекательным, но при этом не запоминает. Расставшись с ним, вы через две минуты вряд ли сможете припомнить хотя бы одну из черт его лица. Не будь он так шикарно одет, я бы предположила, что он из тех, кто мечтает стать артистом, но из этих мечтателей мало кто может позволить себе великолепно сшитые костюмы с ярлычком известного кутюрье.

Его улыбка оставалась безупречной, но глаза стреляли мне за спину, и в них улыбки не было. Он то и дело останавливал взгляд на Дойле, и ему явно стоило усилий не обернуться посмотреть на Риса за спиной. Джеффри Мейсон был не слишком обрадован присутствием в комнате двух охранников. Впрочем, это не было чувством, которое обычно испытывают мужчины в присутствии моих телохранителей, – ощущением, что если дело дойдет до драки, то им ловить нечего. Нет, мистер Мейсон был обеспокоен излишне широкой аудиторией – дескать, я же "частный" детектив, а не "публичный". Он был так обеспокоен, что меня подмывало предложить Китто выскочить из-под стола с жутким воплем и показать ему "козу". Я так не поступила – это было бы непрофессионально. Впрочем, я получила удовольствие, обмозговывая эту идею, пока пыталась убедить Джеффри Мейсона прекратить нудить по поводу стражей и начать говорить по делу.

Лишь когда Дойл своим глубоким, рокочущим голосом заявил, что мистер Мейсон будет говорить либо со всеми нами, либо ни с кем, Мейсон замолчал. Причем напрочь. Он сидел, улыбался и ничего не рассказывал.

Нет, конечно, он не молчал.

– Никогда не видел натурального "Сидхе Скарлет". Ваши волосы как будто сотканы из рубинов.

Улыбнувшись и кивнув, я попыталась вернуться к делу:

– Благодарю вас, мистер Мейсон, но все же что привело вас в детективное агентство Грея?

Открыв великолепно очерченный рот, он предпринял последнюю попытку:

– Мне дали инструкцию, миз Ник-Эссус, говорить с вами без свидетелей.

– Предпочитаю миз Джентри. Ник-Эссус означает дочь Эссуса. Это скорее титул, чем фамилия.

Улыбка у него была живая, в глазах – добродушное извинение: дескать, мелочь, конечно, но уж простите, мэм! Чувствовалось, что это выражение лица он долго отрабатывал перед зеркалом.

– Прошу прощения, я не привык разговаривать с волшебными принцессами. – Он сверкнул улыбкой во весь рот, улыбкой того сорта, когда глаза светятся настоящим, чистым весельем, но в глубине его глаз скрывалось что-то еще: предложение, которое я могла бы заметить или оставить без внимания – на мой выбор. Одного этого взгляда мне хватило. Я поняла, как Джеффри удается оплачивать свои шикарные костюмы.

– В наши дни принцессы попадаются нечасто, – улыбнулась я, пытаясь быть обходительной. Этой ночью я почти не спала и чертовски устала. Если бы нам удалось сейчас вытурить Джеффри вон, то можно было бы устроить перерыв на чашечку кофе.

– Ваш зеленый жакет изумительно соответствует зелени с золотом в ваших глазах. Я впервые вижу трехцветные радужки. – После этого комплимента его улыбка стала еще теплее.

Рис в своем углу засмеялся, не потрудившись притвориться, что закашлялся. В вопросах выживания при дворе он разбирался не хуже меня.

– У меня тоже трехцветные глаза, но мою красоту вы не отметили.

Рис был прав: настало время отбросить вежливость.

– Я не знал, что это нужно.

Он выглядел сконфуженно, и это было первое увиденное мной искреннее, не отработанное выражение его лица.

Я подалась вперед, распрямив ноги и оперевшись руками о стол. Рука Китто скользнула вверх по моей икре, остановившись на колене. Ранее мы договорились с ним, где граница того, что ему позволено, когда он спрятан под столом, и границей были мои колени. Чуть выше – и он отправится домой.

– Мистер Мейсон, чтобы принять вас, мы продлили свой рабочий день и перенесли несколько встреч. Мы старались быть вежливыми и деловыми. Сидеть и говорить мне комплименты – такое поведение ни вежливым, ни деловым не назовешь.

Он выглядел растерянным, зато глаза у него стали искренними – впервые, наверное, с того момента, как он вошел в дверь.

– Я думал, что восхищаться внешностью фейри считается вежливым. Мне было сказано, что игнорировать красоту фейри, когда они явно пытаются быть привлекательными, – смертельное оскорбление.

Я посмотрела на него пристально. Наконец-то он сказал кое-что интересное.

– Люди редко так хорошо разбираются в поведении фейри, мистер Мейсон. Откуда у вас такие сведения?

– Моя нанимательница хотела быть уверена в том, что я не нанесу вам оскорбления. Я должен был восхититься также и мужчинами? Она не говорила мне, что это нужно.

Она. Теперь стало известно, что его нанимателем была женщина. И это вся информация, которую я получила от него за время нашей беседы.

– И кто же она?

Он посмотрел на Риса, перевел глаза на Дойла и вновь на меня.

– Я имею недвусмысленные указания сообщить это лишь вам, миз Джентри. Я... я не знаю, что делать.

М-да, это по крайней мере было честно. Мне даже стало его слегка жаль: Джеффри явно был не слишком приспособлен к самостоятельному мышлению. Мягко выражаясь.

– Почему бы не позвонить вашей нанимательнице? – подсказал Дойл. Джеффри вздрогнул от звука этого мощного, глубокого голоса. Я тоже вздрогнула, но совсем по-другому. Голос Дойла был вибрирующе низким, настолько, что отдавался у меня внутри. Я медленно выдохнула, а Дойл добавил: – Опишите ей ситуацию, и, возможно, она подскажет вам решение.

Рис снова засмеялся. Дойл сердито на него глянул, и Рис подавил смех, хотя для этого ему пришлось прикрыть лицо рукой и закашляться. Я не стала отвлекаться. У меня было ощущение, что, если мы начнем прикалываться над Джеффри, этот чертов разговор затянется на весь день.

Я повернула к нему настольный телефон, набрала код для выхода на внешнюю линию и протянула ему трубку.

– Звони своему боссу, Джеффри. Мы же не хотим торчать здесь целый день? – Я намеренно обратилась к нему по имени. Некоторые люди отзываются на уважительное обращение или использование титула, на других лучше действует дозированное хамство. Например, фамильярное обращение.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:46 | Сообщение # 5

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:

Взяв трубку, он набрал номер.

– Привет, Мари. Да, мне нужно говорить с ней. – После нескольких секунд ожидания он уселся несколько ровнее и произнес: – Сейчас я сижу прямо напротив нее. Здесь присутствуют два телохранителя, и она отказывается их удалить. Должен я говорить при них или же просто уйти?

В последующем разговоре его реплики сводились к мычанию и нескольким "да" и "нет". Потом он повесил трубку, откинулся в кресле со слегка озабоченным видом, положил руки на колени и объявил:

– Моя нанимательница разрешила мне изложить ее просьбу, но не называть ее имя, во всяком случае, пока.

– Излагайте, – подбодрила его я, приподняв бровь и изобразив внимание.

Еще раз бросив нервный взгляд на Дойла и глубоко вздохнув, он произнес:

– Моя нанимательница находится в крайне деликатной ситуации и хотела бы обговорить некоторые вопросы лично с вами, но понимает, что ваши... – Он запнулся, явно подыскивая подходящее слово. Поскольку поиски затянулись, я решила ему помочь:

– Мои стражи.

Он облегченно улыбнулся:

– Да, да... ваши стражи раньше или позже все равно узнали бы, так что вариант "раньше" приемлем. – Он выглядел чрезвычайно довольным собой, осилив эту простенькую сентенцию. Да уж, мозги явно не были сильной стороной Джеффри.

– Почему бы ей просто не приехать к нам?

Радостная улыбка исчезла, и он снова выглядел растерянным. Сбив Джеффри с толку, я притормозила его переход к делу, чего уж точно не хотела. Но беда была в том, что его слишком легко было сбить с толку, и мне никак не удавалось этого избежать.

– Моя нанимательница обеспокоена окружающей вас... известностью, миз Джентри.

Мне не надо было уточнять, что он имеет в виду. Толпа репортеров из газет и телекомпаний разбила лагерь перед зданием нашего офиса. Дома мы плотно задергивали шторы из страха перед телеобъективами.

Ну как могли репортеры пропустить возвращение домой блудной дочери королевской крови, которую уже устали ждать и считали мертвой? Одного этого было бы достаточно, чтобы обратить на меня их пристальное внимание, но добавьте лошадиную дозу романтики, и репортерам будет мало любых новостей обо мне или, точнее, о нас. История, скормленная Неблагим Двором публике, заключалась в том, что я перестала скрываться и вернулась, чтобы найти себе мужа из числа придворных. Обычный путь обретения супруга для сидхе, принадлежащей к высшему обществу, – это сделать его любовником. Тогда, если женщина забеременеет, они идут под венец, если нет – значит нет. У фейри не бывает много детей, у сидхе их еще меньше, так что пара, даже созданная по любви, но не способная обзавестись детьми, не сможет вступить в брак. Без размножения – нет благословения.

Андаис правит Неблагим Двором больше тысячи лет. Мой отец однажды заметил, что для нее главное – быть королевой, все остальное – второстепенно. И теперь она готова отречься от трона, если Кел или я всего лишь сумеем обзавестись наследником. Как я уже сказала, сидхе колоссальное значение придают детям.

Такова была сказка для публики, скрывавшая многое, например, то, что Кел пытался убить меня и сейчас как раз отбывал наказание за это. Репортеры не знали многого, и королева желала, чтобы так оно и осталось. Так что мы держали язык за зубами.

Моя тетка заявила мне, что она желает наследника своей собственной крови, даже если эта кровь подпорчена, как у меня. Как-то, когда я была ребенком, она попыталась утопить меня, поскольку у меня было недостаточно магических способностей и, следовательно, я не была сидхе с ее точки зрения, хоть не была и человеком тоже. Лучше, когда моя тетушка довольна. Когда она довольна, меньше смертей.

– Я догадываюсь, что вашей нанимательнице не хочется попасть на глаза этой своре репортеров под нашей дверью.

И снова сияющая фирменная улыбка Джеффри. Правда, на сей раз в его глазах читался не двусмысленный намек, а облегчение.

– Значит, вы согласитесь побеседовать с ней в более уединенном месте?

– Принцесса не станет встречаться с вашей нанимательницей наедине где бы то ни было, – объяснил Дойл.

Джеффри покачал головой:

– Нет, конечно, теперь я это понимаю. Моя нанимательница просто желает избежать репортеров.

– За исключением использования чар против прессы, что незаконно, – заметила я, – я не вижу, как мы можем полностью избежать их внимания.

Настроение Джеффри снова упало. Я вздохнула. Сейчас мне просто хотелось, чтобы он исчез навсегда. Следующий клиент, милостью Богини, наверняка будет менее склонен впадать в замешательство, а мой босс Джереми Грей уже получил безвозвратный задаток. Сейчас у нас было больше дел, чем мы могли справиться. Может быть, просто сказать Джеффри Мейсону, что с меня хватит?

– Мне запрещено произносить вслух имя моей нанимательницы. Она сказала, что это, возможно, будет кое-что значить для вас.

Я пожала плечами:

– Прошу прощения, мистер Мейсон, но это мне ни о чем не говорит.

Он еще сильнее нахмурил брови.

– Она была почти уверена, что этого хватит.

Я покачала головой:

– Извините, мистер Мейсон.

Я встала. Рука Китто скользнула по моей ноге вниз – чтобы не высовываться из пещерки, образованной моим столом. Он не плавился в солнечном свете, что бы ни говорилось в сказках, но страдал агорафобией.

– Пожалуйста, – промямлил Джеффри, – подождите. Наверное, я просто не смог правильно выразиться.

Я скрестила руки на груди, не пытаясь снова сесть.

– Мистер Мейсон, мы потратили целое утро, и теперь поздно начинать игру в двадцать вопросов. Или расскажите нам что-нибудь более конкретное о проблеме вашей нанимательницы, или ищите других частных детективов.

Он протянул руки вперед, почти коснувшись ими стола, потом снова уронил их себе на колени.

– Моя нанимательница хотела бы встретиться с кем-нибудь из ее собственного рода.

Он глядел на меня, будто просил наконец-то понять.

– Что вы имеете в виду, говоря об ее собственном роде? – нахмурилась я.

Он также нахмурился, явно потеряв почву под ногами, но упрямо продолжал свои попытки объяснить мне:

– Моя нанимательница – не человек, и она... отлично осознает, на что способны фейри высшего двора.

Он говорил почти шепотом и будто с мольбой, будто давая понять, что это – наибольшая подсказка, которую ему разрешено дать мне, и он надеется, что я соображу.

К счастью или к несчастью, я сообразила. В Лос-Анджелесе довольно много фейри, но, за исключением меня и моих стражей, лишь у одной было достаточно королевской крови – у Мэви Рид, золотой богини Голливуда. Она была золотой богиней Голливуда уже пятьдесят лет и, поскольку была бессмертной и вечно молодой, могла оставаться ею еще лет сто.

Некогда она была богиней Конхенн, пока Таранис, Король Света и Иллюзий, не только отправил ее в изгнание от Благого Двора, но и изгнал из волшебной страны вообще и всем фейри запретил общаться с ней. Она стала отверженной, все равно что мертвой. Король Таранис – мой двоюродный дед, так что формально я пятая в череде наследников его трона. На самом-то деле я не в фаворе у сияющего двора. Еще в детстве мне определенно дали понять, что моя родословная недостаточно хороша для них и что никакого количества благой королевской крови в моих жилах недостаточно, чтобы избыть тот факт, что я – наполовину неблагая.

Что ж, так тому и быть. У меня теперь был двор, который я могла назвать родным, и Благой Двор мне больше не нужен. В юности было время, когда он значил для меня многое, но эту боль я пережила. Моя мать принадлежала к Благому Двору, и она оставила меня неблагим ради своих политических амбиций. У меня не было матери.

Поймите меня правильно: королева Андаис меня тоже недолюбливает. Я до сих пор не совсем понимаю, почему она сделала меня сонаследницей. Разве что из-за недостатка кровных родственников. Такое случается, если достаточное количество родственников уйдет в мир иной.

Я открыла рот, чтобы произнести имя Мэви Рид, но остановилась. Моя тетка – Королева Воздуха и Тьмы, и все, сказанное в темноте, рано или поздно становится ей известным. Не думаю, что король Таранис обладает сходным даром, но стопроцентной уверенности у меня нет. Королеве наплевать на Мэви Рид, но не наплевать на что-либо, что может быть использовано против короля Тараниса или послужить предметом для торговли с ним. Никто не знает причины изгнания Мэви, но Тараниса это дело очень волновало. Возможно, ему будет важно знать, что Мэви сделала нечто запретное – вошла в контакт с одним из членов двора. По негласному правилу, если один из дворов изгонял кого-либо из волшебной страны, другой двор соглашался с наказанием. Надо было отправить Джеффри Мейсона обратно к Мэви Рид. Надо было сказать "нет". Но я этого не сделала. Когда-то давно, почти ребенком, я спросила одного из придворных о судьбе Конхенн, и это услышал Таранис. Он избил меня почти до смерти, избил как собаку, попавшуюся под ноги; а весь этот прекрасный сияющийдвор стоял и смотрел, как он это делает, и никто, даже моя мать, не попытался мне помочь.

Я дала согласие встретиться с Мэви Рид сегодня же после обеда, поскольку впервые у меня оказалось достаточно силы и влияния, чтобы не посчитаться с Таранисом. Тронь он меня сейчас – и это может привести к войне между дворами. Таранис, может, и эгоманьяк, но даже его спесь не стоит полномасштабной войны.

Впрочем, если учесть нрав моей тетки, войны может и не быть – поначалу. Я под защитой королевы, а это означает, что любой, кто меня тронет, будет держать ответ лично перед ней. Даже война может стать для Тараниса предпочтительнее, чем личная месть королевы. В конце концов, он был бы воюющим королем, а королям редко доводится видеть действия на передовой. Но если Таранис достаточно разозлит королеву Андаис, ему придется в гордом одиночестве ощущать себя всей линией фронта.

Мне хочется остаться в живых... А значит, не стоит пренебрегать старой мудростью: знание – сила.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:46 | Сообщение # 6

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 3

Когда дверь за Джеффри Мейсоном закрылась, я ждала взрыва возмущения со стороны двух моих стражей. Я оказалась права наполовину.

– Не хотел бы подвергать сомнению действия принцессы, – хмыкнул Рис, – но вряд ли королю понравится, что ты нарушила его запрет на общение с Мэви Рид.

Я вздрогнула, когда это имя прозвучало вслух.

– Король способен расслышать все, что говорится днем, как королева слышит все, произносимое после заката?

Рис взглянул на меня озадаченно.

– Я... не знаю.

– Так не помогай ему обнаружить наши действия, называя ее имя вслух.

– Я никогда не слышал, чтобы Таранис обладал такой способностью, – заметил Дойл.

Я повернулась на стуле и наградила его сердитым взглядом.

– Что ж, будем надеяться, что нет, раз уж ты только что произнес вслух его имя.

– Я участвовал в заговорах против Короля Света и Иллюзий на протяжении тысяч лет, принцесса, и почти все они устраивались при ярком дневном свете. Многие из наших смертных союзников напрочь отказывались встречаться с неблагими по ночам. Им казалось, что согласие встречаться с ними днем было знаком доверия с нашей стороны и что поэтому они могут доверять нам. Таранису наша деятельность, дневная или ночная, никогда вроде бы не становилась известна, – сказал Дойл, склоняя голову набок и бриллиантиками в ушах рассыпая по всей комнате цветные зайчики. – Полагаю, он не обладает даром нашей королевы. Андаис может расслышать все, что говорится во тьме, но король, мне кажется, так же глух, как любой смертный.

Любого другого я спросила бы, уверен ли он, но Дойл никогда не говорил того, в чем не был уверен. Если он чего-то не знал, он так и заявлял. Он не страдал ложной гордостью.

– Значит, король не сможет расслышать нашу болтовню за тысячи миль от него, – заключил Рис. – Прекрасно, но будь так добр, объясни Мерри, насколько бредовую идею она вбила себе в голову.

– Какую бредовую идею? – переспросил Дойл.

– Помогать Мэви... – Рис глянул на меня, запнулся и договорил: – Этой актрисе.

Дойл нахмурился.

– Я не помню ни одного изгнанника любого из дворов, кто носил бы это имя.

Я развернулась на стуле и вгляделась в него. Его лицо, освещенное ярким солнечным светом, было темным и непроницаемым. Солнечные очки скрадывали многое из мимики, но глаза под ними смотрели озадаченно – за это я могла поручиться, хоть и не видела их.

Шелковый плащ Риса тихо зашелестел – страж подошел к нам. Я перевела взгляд на него. Он в ответ поднял бровь. Мы оба уставились на Дойла.

– Ты не знаешь, кто она? – спросила я.

– Имя, которое вы называли, Мэви как-то-там... я должен его знать?

– Она уже больше пятидесяти лет королева Голливуда, – благоговейно сообщил Рис.

Дойл смотрел на нас с прежним удивлением:

– Люди из Голливуда подметки стоптали, пытаясь найти подходы к нашей королеве – чтобы снимать фильмы у нас или о нас.

– Ты когда-нибудь вообще кино смотрел? – поинтересовалась я.

– Смотрел кое-что у тебя дома.

Я взглянула на Риса.

– Нам нужно бы вывести всех в кино при случае.

Рис присел на край письменного стола:

– Можно устроить общий выходной вечер.

Китто потянул за подол моей короткой юбки, и я подвинулась вместе со стулом, чтобы на него посмотреть. Солнечный луч упал на его лицо. На миг свет залил миндалевидные глаза, сделав темно-сапфировые радужки светлее, точно как озера, и я вглядывалась глубже и глубже в сверкающие синие воды до того места, где танцуют белые огоньки... Потом он закрыл глаза, сощурившись от слишком яркого света. Он зарылся лицом мне в бедро, обхватив голень маленькой рукой. Заговорил, не глядя вверх:

– Я не хочу с-с-смотреть кино.

Он сильно шепелявил на "с", и это означало, что он выведен из равновесия. Китто очень старался говорить правильно. С раздвоенным языком это не так-то легко.

Я коснулась его головы; черные кудри были мягкими, такими же мягкими, как волосы сидхе, не грубыми и жесткими, как у гоблинов.

– В кинотеатре темно, – ласково сказала я, ероша его волосы. – Ты сможешь свернуться на полу возле меня и даже не смотреть на экран.

Он потерся головой о мое бедро, как огромный кот.

– Правда? – спросил он.

– Правда, – подтвердила я.

– Тебе это понравится, – хмыкнул Рис. – Там темно, а пол временами такой грязный, что ноги прилипают.

– Моя одежда измажетс-с-ся, – огорчился Китто.

– Вот не думал, что гоблин станет волноваться насчет чистоты. Холмы гоблинов завалены костями и гниющим мясом.

– Он лишь наполовину гоблин, Рис, – напомнила я.

– Ага, его папочка изнасиловал одну из наших женщин. – Он пристально глядел на Китто, хотя видеть он мог разве только бледную руку.

– Его мать была из Благого Двора, а не из нашего.

– Какая разница? Его отец посягнул на женщину-сидхе! – В его голосе было столько гнева, что он почти обжигал.

– А сколько воинов-сидхе во время войн взяли свое у женщин – и женщин-гоблинов тоже, – не спрашивая их согласия? – спросил Дойл.

Я взглянула на него и ничего не смогла разглядеть под темными очками. Бросила быстрый взгляд на Риса и отметила слабый румянец, появившийся на его щеках. Он злобно глядел на Дойла:

– Я в жизни не тронул женщину, которая не хотела моего внимания!

– Ну конечно, нет. Ты – страж королевы, один из ее Воронов, а Ворона, который коснется любой женщины, кроме самой королевы, ждет смерть под пытками. Но как насчет сидхе, которые не входят в ее личную гвардию?

Рис отвел взгляд, румянец его стал ярким, темно-красным.

– Вот-вот, отвернись. Как отворачивались мы все столетие за столетием, – сказал Дойл.

Шея Риса медленно повернулась, так медленно, будто каждый мускул внезапно напрягся от гнева. Прошлой ночью в его руках был пистолет, но ничего пугающего в Рисе не было. Сейчас, просто сидя вот так на краешке моего стола, он ужасал.

Он ничего не сделал; даже руки спокойно лежали на коленях, только это жуткое напряжение в спине, в плечах, то, как он сдерживался, будто он был на волосок от какого-то физического действия – от чего-то, что разнесет вдребезги эту комнату и разрисует сверкающие окна кровью и мозгами... Рис ничего не сделал, ничего абсолютно, и все же насилие заполнило воздух, будто поцелуй, пришедшийся над самой поверхностью кожи – что-то, что заставляет дрожать от предвкушения, хотя ничего еще не произошло. Нет, еще нет...

Мне ужасно хотелось оглянуться на Дойла, ноя не могла отвернуться от Риса. Как будто только мой взгляд удерживал его на этой грани. Я знала, что это не так, но мне казалось, что, если я отведу взгляд даже на миг, случится что-то очень, очень нехорошее.

Китто прижался к моим ногам так сильно, что я чувствовала мелкую дрожь, сотрясавшую все его тело. Моя рука все еще лежала на его кудрях, но не думаю, что ее прикосновение могло успокаивать, потому что в руке, в ладони теперь было напряжение.

Лицо Риса побелело как молоко, будто что-то белое и сияющее проплыло под его кожей – как мягкие, светящиеся облака, – проплыло не по лицу, не по поверхности, а глубже. Яркое васильково-синее кольцо вокруг его зрачка вспыхнуло неоном; небесно-голубой, обрамлявший его, точно соответствовал оттенку ясного неба за окном; и последнее кольцо цвета зимнего неба блистало голубым огнем. Сиял только глаз, и цвета не переливались, хотя я знала, что такое бывает. Волосы оставались просто белыми, сияние не распространилось на них. Мне приходилось видеть Риса в полном проявлении его мощи, и сейчас до этого еще не дошло, но было близко... Слишком близко для чистенького офиса и сидящего за мной стража.

Я одновременно хотела и не хотела повернуться и увидеть выражение лица Дойла. Мне абсолютно не была нужна настоящая дуэль здесь и сейчас, особенно по такому глупому поводу.

– Рис! – тихо позвала я.

Он не взглянул на меня. Этот единственный сияющий глаз не отрывался от сидящего позади меня, будто больше ничего в мире не существовало.

– Рис! – позвала я вновь, более настойчиво.

Он моргнул и посмотрел на меня. Вся тяжесть его гнева упала на меня. Я невольно попятилась вместе со стулом. Тут же я поняла, что делать этого не надо было, но что сделано, то сделано, и оставалось только притвориться, что это было намеренно. Я встала, и это оказалось моей самой большой ошибкой: Китто, цеплявшийся за мои ноги, высунулся из-под стола. Как только маленький гоблин оказался на виду, яростный взгляд Риса упал на эту бледную фигурку. Упал и застыл.

Видимо, Китто ощутил этот взгляд, потому что обхватил меня за ноги так отчаянно, что я едва не упала. Мне пришлось схватиться рукой за крышку стола, чтобы восстановить равновесие, а Рис нырнул через стол, светящимися руками пытаясь поймать Китто. Я чувствовала, что Дойл уже за моей спиной, но времени не было. Я видела, как Рис убивает прикосновением. Схватив его двумя руками за плащ спереди и сзади, я воспользовалась его инерцией, чтобы сдернуть его со стола и швырнуть в стенку мимо ног Дойла. Стена дрогнула от удара, и я на миг подумала, что случилось бы, швырни я его в окно, а не в стену... Краем глаза я видела, что Дойл вытащил пистолет, но меня еще влекла инерция.

Я выхватила закрепленный на бедре нож, и когда Рис поднялся на четвереньки, тряся головой, приставила острие к его горлу. Стоило бы уколоть его или как-то сделать так, чтобы он не смог просто повернуться и сбить меня с ног, но я не успевала. Я знала, как быстро восстанавливают силы стражи, – у меня были считанные секунды.

Рис замер с опущенной головой, прерывисто дыша. Кожей ног я чувствовала, как он весь напрягся. Я стояла слишком близко, ох как близко, но клинок у его горла был тверд. Кожа его поддалась под лезвием, и я поняла, что пустила ему кровь. Я этого не хотела; просто слишком спешила. Но он не знал, что это вышло случайно, а ничто так не убеждает людей в серьезности ваших намерений, как несколько капель их собственной крови.

– Я надеялась, что ты станешь более терпим к Китто с течением времени, но, похоже, становится только хуже. – Я говорила тихо, чуть не шепотом, каждое слово выговаривалось очень тщательно, как будто я не доверяла самой себе, боясь сорваться на крик. На самом деле я едва могла говорить – так колотился пульс у меня в горле.

Рис приподнял голову, но я удержала нож на месте, и лезвие чуть сильнее пропороло кожу. Если Рис думал, что я отступлю, то ошибся. Он замер.

– Уясни это, Рис. Китто – мой, вы все мои. Свои предрассудки изволь держать при себе.

Его голос прозвучал сдавленно, как будто до него наконец дошло, что я могу употребить лезвие по назначению.

– Ты убила бы меня из-за гоблина?

– Я убила бы тебя за нападение на того, кто находится под моей защитой. Напав на него, ты проявил неуважение ко мне. Сегодня ночью неуважение ко мне проявил Дойл. Если я чему и научилась у отца и тетки, так это тому, что лидер, которого не уважают его собственные люди, – всего лишь марионетка. Я не буду куклой, которую можно трахать или тетешкать. Я буду для вас королевой или не буду никем.

Мой голос упал еще ниже, так что последние слова я произносила рычащим шепотом. И я знала в этот момент, что говорю чистую правду, что если пролить кровь Риса – значит получить власть, которая мне нужна, то я его убью. Я знаю Риса всю мою жизнь. Он – мой любовник и в какой-то степени мой друг. И все же я убила бы его. Мне недоставало бы его, и я сожалела о необходимости сделать это, но я теперь знала точно, что должна заставить стражей уважать себя. Я вожделела к стражам, мне нравились те из них, с кем я сплю; я даже почти любила одного или двух, но очень, очень немногих я хотела бы видеть на троне. Абсолютная власть, настоящая власть над жизнью и смертью – кому можно доверить такую власть? Кто из стражей неподвластен соблазнам? Ответ – ни один. У каждого из них есть уязвимые места, слепые зоны, где они настолько уверены в себе, что видят только собственную правоту. Я верила себе, хотя бывали дни, когда я и в себе сомневалась. Я надеялась, что сомнение удержит меня в рамках чести. Может быть, я дурачила сама себя. Может быть, никто не может получить такую власть и остаться честным и справедливым. Может быть, права старая поговорка – власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Я бы сделала все возможное, чтобы этого избежать, но одно я знала совершенно точно: если я не справлюсь с ситуацией сейчас, стражи возьмут надо мной верх. Пусть я тогда даже получу трон, это будет бессмысленно. Мне ведь не трон сам по себе нужен был; но я хотела править, править и постараться изменить к лучшему положение вещей. Конечно, само это желание могло быть моим слепым пятном, могло быть началом разложения. Думать, что я знаю, что может быть хорошо для всех неблагих... Какое ужасное высокомерие.

Меня пробил смех, смех такой неудержимый, что пришлось сесть на пол. Я держала окровавленный нож и смотрела на двух стражей, обеспокоенно глядящих на меня. Рис больше не светился. Китто тронул меня за руку – осторожно, словно опасался моей реакции. Я обняла его, притянула к себе, и слезы, до той поры удерживаемые смехом, потекли по моему лицу, и я просто заплакала. Я сжимала Китто и окровавленный нож и плакала.

Я оказалась не лучше прочих. Власть развращает – без сомнения, развращает. Для того она и существует. Я скорчилась на полу, Китто меня укачивал, и я не сопротивлялась, когда Дойл бережно, очень бережно вынул нож из моей руки.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:47 | Сообщение # 7

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 4

Я сидела, ссутулясь, в кресле для клиентов у себя в кабинете, в руке у меня была кружка горячего чая с мятой, а передо мной стоял мой босс Джереми Грей. Не знаю, что именно его встревожило, но он влетел в дверь маленькой, аккуратненькой грозой. Он велел всем выйти вон, и Дойл, конечно, принялся объяснять, что Джереми не может гарантировать мою безопасность. Джереми парировал: "Как и никто из вас". Тишина в комнате стала абсолютной, и Дойл вышел, не сказав больше ни слова. Рис ушел за ним следом, прижимая носовой платок к шее и стараясь не насажать еще больше кровавых пятен на белый плащ.

Китто остался, потому что поначалу я буквально приклеилась к нему, но теперь я уже успокаивалась. Он просто сидел у моих ног, положив одну руку мне на колени и водя другой вверх-вниз по моей ноге. Это признак нервозности – когда фейри касается кого-то слишком интимно и слишком часто, но я безостановочным движением ерошила волосы Китто свободной рукой, так что все было в порядке. Мы были на равных.

Джереми прислонился к столу, глядя на меня. Он был одет как обычно, в костюм, идеально сшитый на заказ по его фигуре в четыре фута одиннадцать дюймов. Он на дюйм ниже меня, сильный и стройный, с типично мужским разворотом плеч. Костюм – угольно-серый, оттенков на пять темнее, чем его собственная кожа. Короткие безупречно подстриженные волосы Джереми чуть посветлее кожи, но тоже серые. Даже глаза у него серые. Только улыбка – белоснежная, лучшая, какую можно купить за деньги, такая же белоснежная, как и сорочка, которую он надел в этот день. Единственное, что действительно портило его такой современный вид, – это нос. Он потратил гору денег на зубы, но оставил длинный крючковатый нос без изменений. Я никогда не спрашивала, почему он так поступил, зато Тереза спросила. Она была только человеком и не понимала, что среди фейри личные вопросы считаются худшим оскорблением. Спокойно намекать, что что-то в твоей внешности непривлекательно... ну, так просто не делается. Джереми объяснил, что среди трау большой нос расценивается так же, как большие ноги у людей[5 - Намек на величину мужского достоинства.]. Тереза покраснела и вопросов больше не задавала. Я пошла дальше – смерила его нос пальцами и сказала: «Ого!» Это заставило его рассмеяться.

Он скрестил руки на груди, сверкнув золотым "Ролексом", и посмотрел на меня. У фейри считается невежливым спрашивать, почему кто-то впал в истерику. Проклятие, порой считается невежливым даже заметить, что кто-то впал в истерику. Впрочем, это обычно относится к правящим особам. Все должны притворяться, что король или королева не могут быть подгнившим яблочком. Нельзя признавать, будто века инбридинга могли нанести какой-то вред.

Он набрал воздуха, медленно его выпустил, а потом вздохнул.

– Как твоему боссу мне нужно знать, сможешь ли ты выполнить оставшиеся на нынешний день задания.

Это был очень милый окольный путь узнать, в чем дело, не задавая вопросов.

Я кивнула и подняла чашку к лицу – не для того, чтобы пить, просто чтобы вдохнуть сладкий аромат смеси перечной и душистой мяты.

– Со мной все будет в порядке, Джереми.

Он поднял брови – я знала, кстати, что он их выщипывает, придавая форму. Обычно у трау брови этакие кустистые и сливающиеся, через весь лоб. Неандертальские надбровные дуги мало подходят к костюмам от Армани и туфлям от Гуччи.

Я могла бы на этом и остановиться, и, в соответствии с нашими обычаями, ему пришлось бы удовлетвориться моими словами. Но Джереми был моим боссом и другом несколько лет, задолго до того, как он узнал, что я – какая-то там принцесса. Он дал мне работу из-за моих личных достоинств, а не потому, что иметь в штате настоящую живую принцессу фейри было бы полезно для бизнеса. На самом деле сейчас из-за слишком обширной прессы я стала бесполезной для работы под прикрытием, если только не использовала значительную долю личного гламора, чтобы изменять внешний вид. А это было рискованно. Большинство репортеров, специализирующихся на фейри, имеют кое-какие магические способности. Стоит им обнаружить гламор, и он исчезает. Иногда – только для репортера, но временами, если у человека хватает одаренности, гламор перестает обманывать всех окружающих. Это очень, очень мешает работе, где требуется маскировка.

По человеческой этике я обязана была дать Джереми объяснения, и я достаточно времени провела среди людей, чтобы с этой этикой считаться.

– Я не знаю точно, что случилось, Джереми. Рис понес расистскую чушь насчет гоблинов, потом попытался схватить Китто, и я швырнула его в стену.

Джереми не скрыл удивления, что не было ни лестным, ни даже вежливым. Я нахмурилась.

– Может, я и не в той весовой категории, что ты, Джереми, но я могу пробить кулаком дверцу машины и не сломать ни косточки.

– Твои телохранители могли бы машину поднять и уронить на кого-нибудь, если б захотели.

Я отхлебнула чаю.

– Ага, они посильнее, чем выглядят.

Он издал короткий смешок.

– Ты, моя прелесть, не выглядишь и близко такой крутой, как ты есть.

– Возвращаю комплимент, – сказала я, салютуя ему кружкой.

Он улыбнулся, сверкнув своими дорогостоящими зубами.

– Да, в свое время я сильно удивил одного-другого смертного.

Улыбка померкла.

– Если бы ты велела мне не лезть не в свое дело, я бы так и поступил, но ты сама предлагаешь информацию, так что я задам несколько вопросов. Просто скажи мне, если не захочешь отвечать.

Я кивнула.

– Я это начала, Джереми. Вперед.

– Кровь на плаще Риса появилась не от того, что ты швырнула его в стену.

– Это не вопрос, – отметила я.

Он пожал плечами:

– Отчего у него пошла кровь?

– Нож.

– Дойл?

Я покачала головой.

– Риса ранила я.

– Потому что он бросился бить Китто?

Я кивнула, но встретила прямой взгляд Джереми, не отводя глаз.

– Сегодня ночью они не подчинились моим приказам. Если я не приобрету их уважения, Джереми, я могу получить трон, но стану королевой лишь по имени. Я не хочу рисковать своей жизнью и жизнью тех, о ком я забочусь, только для того, чтобы стать бесполезной декорацией.

– Значит, ты ранила Риса, чтобы поставить его на место?

– Частично. А частично я просто среагировала, не раздумывая. Он бросился на Китто из-за каких-то дурацких дел, которые случились много веков назад. Китто никогда не давал Рису оснований так его ненавидеть.

– Наш светловолосый страж ненавидит гоблинов, Мерри.

– Китто – гоблин, Джереми. Он не в силах этого изменить.

Джереми кивнул:

– Да, не в силах.

Мы снова переглянулись.

– И что мне делать?

– Ты имеешь в виду – не только с Рисом?

Мы еще раз переглянулись, и мне пришлось опустить глаза, но это означало встретиться с испытующим синеоким взглядом Китто. Куда бы я ни посмотрела, от меня кто-то чего-то ждет. Китто хочет, чтобы я о нем заботилась. Джереми... этот, пожалуй, хочет только, чтобы мне было хорошо.

– Я думала, что мне удалось завоевать их уважение в Иллинойсе, но что-то как будто переменилось за последние три месяца.

– Что? – спросил он.

Я покачала головой:

– Не знаю.

Китто поднял голову, и моя рука соскользнула на теплый изгиб его шеи.

– Дойл, – сказал он тихо.

Я посмотрела на него:

– Что – Дойл?

Он чуть опустил взгляд, будто боялся посмотреть мне в глаза. Он не был стеснительным, это был просто привычный жест, жест низшего, подчиненного.

– Дойл говорит, что ты хорошо начала, но ты не используешь свой договор с гоблинами. – Он немного поднял глаза. – Гоблины будут твоими союзниками еще только три месяца, Мерри. Еще три месяца, если неблагие начнут битву, то королева должна будет просить помощи гоблинов у тебя, а не у царя Курага. Дойл боится, что ты просто намерена трахаться со всеми подряд и ничего не предпримешь против своих врагов.

– А чего он от меня хочет? Чтобы я кому-нибудь объявила войну?

Китто спрятал голову мне в колени.

– Не знаю, госпожа. Я только знаю, что остальные идут за Дойлом. Это его ты должна завоевать, не их.

Джереми оттолкнулся от моего стола, подойдя к нам поближе.

– Мне кажется немного странным, что воины-сидхе говорят при тебе так свободно. Ничего личного, Китто, но ты – гоблин. С чего бы им доверять тебе?

– Они не... не то чтобы мне доверяют, как вы сказали. Но иногда они говорят при мне так, будто меня нет. Как и вы только что.

Джереми нахмурился:

– Я говорю с тобой, а не при тебе, Китто.

Китто поднял взгляд на нас обоих.

– Но перед этим вы говорили, как будто я не понимаю, о чем речь, словно я собака или стул. Все вы так делаете.

Я моргнула, глядя в невинное лицо гоблина. Я уже хотела сказать, что это не так, но придержала язык и подумала над его словами. Может, он прав? Диалог, который только что вели мы с Джереми, велся, по сути, между нами двумя, а Китто просто при нем присутствовал. Мне не требовалось его мнение или его помощь. Честно говоря, я вообще не ожидала от него какой-либо помощи. Он был для меня предметом заботы, долга, но не другом, и – если до конца честно – не совсем личностью.

Я вздохнула и опустила руку, так что теперь он касался меня, но я до него не дотрагивалась. Его глаза в панике расширились, и он схватил мою руку, положил ее обратно себе на голову.

– Пожалуйста, не сердись на меня, пожалуйста!

– Я не сержусь, Китто, но я думаю, что ты прав. Я обращалась с тобой как с домашним животным, не как с человеком. Я бы никогда не стала вот так сидеть и ласкать кого-нибудь из других мужчин. Я вела себя бесцеремонно. Прости.

Он поднялся на колени.

– Нет-нет, я не это имел в виду. Мне нравится, что ты прикасаешься ко мне. Так я чувствую себя в безопасности. Только так я и могу чувствовать себя в безопасности в этом... ну, здесь, в городе...

И глаза у него были очень несчастные, потерянные.

Я протянула кружку с чаем Джереми, и он поставил ее на край стола. Тогда я взяла лицо Китто в ладони, подняла к себе и посмотрела прямо в глаза.

– Ты сказал, что я обращаюсь с тобой как с собачкой или как со стулом. Я попыталась обращаться с тобой как с человеком – и тебе это тоже не нравится. Я не понимаю, чего ты от меня хочешь, Китто.

Он положил свои теплые ладони поверх моих, плотно прижимая мои руки к своему лицу. Ладони у него такие маленькие... из всех мужчин, кого я в жизни видела, только у него руки меньше моих.

– Я хочу, чтобы ты все время прикасалась ко мне, Мерри. Пожалуйста, не переставай. Это ничего, что при мне разговаривают так, будто меня нет. Я так больше слышу, больше знаю.

– Китто, – тихо сказала я.

Он забрался мне на колени, как ребенок, заставив меня обнять его, предохраняя от падения. Правой рукой я скользнула по твердым чешуйкам на его спине, левой обняла гладкий, лишенный волос изгиб бедра. У сидхе волос на теле немного, у змеегоблинов нет вовсе. Смешанная наследственность сделала Китто гладким и совершенным, будто отполированным от шеи до пяток. Еще один штрих к кукольной внешности, из-за которой он казался вечным ребенком. Он был порождением последней войны между сидхе и гоблинами, а значит, ему было чуть больше двух тысяч лет. Я знаю нашу историю, знаю даты – но, сжимая его в объятиях, будто куклу-переростка, я с трудом могла в это поверить. Почти невозможно представить, что мужчина, свернувшийся калачиком на моих коленях, родился задолго до смерти Христа.

Дойл был еще старше, как и Холод. Рис – под другим именем, которое он никогда мне не называл, – когда-то почитался как божество смерти. Никке было несколько сотен лет, юноша по сравнению с ними. Гален был всего на семьдесят лет старше меня, при дворах мы считались практически ровесниками.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:47 | Сообщение # 8

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Я выросла, видя их неизменными. Они были бессмертны, я – нет. Я старела несколько медленнее, чем обычные люди, но не намного. Я выглядела всего лет на десять – двадцать младше своего возраста. Два лишних десятка лет – это здорово, но с вечностью их не сравнить.

Я посмотрела на Джереми, ища подсказки, что делать с гоблином. Он развел руками.

– Меня не спрашивай. Мои работники никогда не забирались мне на колени и не просили их погладить.

– Он просит не совсем об этом, – поправила я. – Он хочет, чтобы его утешили.

– Ну, если ты все знаешь, Мерри, так почему ты это не сделаешь? – поинтересовался Джереми.

– Может, мне нужна более интимная обстановка, – ответила я.

В тот же миг, как я произнесла эту фразу, я почувствовала, как напряжение начинает оставлять тело Китто. Его рука скользнула мне под пиджак, обняв меня за талию. Колени разогнулись так, что он смог просунуть ноги мне под локоть, и моя ладонь в результате проехала по его бедру до самого края шорт. Китто никогда не показывался клиентам, а потому не был вынужден носить деловой костюм.

Джереми поправил галстук, разгладил полы пиджака. Нервная жестикуляция.

– Я оставлю вас наедине, хотя думаю, что Дойл тут же примчится, как только узнает, что с тобой нет никого, кроме Китто.

– Нам нужно не так уж много времени, – сказала я.

– Примите мои соболезнования, – хмыкнул Джереми. Он открыл было рот, словно намеревался добавить еще что-то, потом качнул головой, одернул рукава пиджака и направился к двери очень твердым шагом.

Дверь захлопнулась за ним, и я взглянула на гоблина. Мы вовсе не планировали заняться тем, что заподозрил Джереми. Я никогда не занималась с Китто любовью и не собиралась начинать это сейчас. Мне пришлось разделить плоть с одним из гоблинов, чтобы скрепить договор между мной и ими, но "разделить плоть" – для гоблинов выражение многозначное. На самом деле я однажды позволила Китто оставить на моем плече хороший отпечаток его зубов – вот и все. Но шрам вначале побледнел, а потом попросту исчез с моей кожи. Я показала отметину царю Курагу, когда она была свежей, но ни Китто, ни я не сообщили ему, что она сошла. А без шрама не оставалось доказательств, что я принадлежу Китто...

Боль, причиненная укусом Китто, растворилась тогда в сексе с другим, потерялась, когда все мое тело летело туда, где смешиваются боль и наслаждение. Если сейчас придется обойтись без отвлекающих факторов, без сексуальной игры – будет просто больно.

Китто был вправе, согласно традициям гоблинов, ожидать утешения в виде разделенной плоти, что бы это для нас ни значило. Мне с моим маленьким гоблином здорово повезло, он подчинялся мне во всем, и ему это нравилось. Мой отец постарался дать мне сведения о культуре всех народов Неблагого Двора, и я знала, что будет, а что нет считаться утешением по стандартам мира Китто. Я должна была играть с ним честно, без обмана. Кураг вышел бы из себя, узнав, что на моем теле нет метки гоблина; и дополнительным оскорблением было бы выяснить, что Китто не совершил соития со мной. Так что я очень старалась соблюдать все прочие культурные традиции и запреты.

Мне нужно было успокоить Китто и вернуться к делам. До визита к Мэви Рид мне предстояли встречи с еще двумя клиентами. Миз Рид через посредничество Джеффри Мейсона очень настаивала на том, чтобы мы посетили ее еще до сумерек. Если же нам это не удастся, то визит лучше будет перенести на следующее утро.

Китто прильнул ко мне, его ручки гладили мне спину и талию. Мягкое напоминание, что он все еще ждет.

Открылась дверь. Рис застыл в дверном проеме, не решаясь войти. Меня захлестнула вспышка гнева.

– Давай, Рис, иди к нам.

Я сама услышала, как злобно и холодно прозвучал мой голос.

Он качнул головой:

– Я позову Дойла.

– Нет, – сказала я.

Он остановился и наконец посмотрел на меня, взглянул мне в глаза.

– Ты знаешь, что я не стану делить тебя с... – Он успел затормозить прежде, чем сказал "гоблином", и закончил неловко: – С ним.

– А если я прикажу тебе это сделать?

– Я пришел извиниться, Мерри. Если бы я ранил Китто, я бы поставил под угрозу твой договор с гоблинами. Я прошу прощения, что потерял контроль над собой.

– Если бы это случилось впервые, я приняла бы извинения. Но это был не первый случай. И даже не пятнадцатый. Словами уже не обойтись.

– Чего ты от меня хочешь, Мерри? – Он снова стал зол и угрюм.

– Чтобы ты отвлекал меня, пока я утешаю Китто.

Он тряхнул головой так резко, что его белые локоны разлетелись в стороны. Нахмурился и потянулся рукой к горлу.

На шее у него была повязка, и, видимо, рана все еще болела. Но долго она не сохранится, пара часов – и все пройдет.

– Я поклялся, что плоть гоблина больше никогда не коснется моей плоти, Мерри. Тебе это известно.

– Он будет прикасаться ко мне, а не к тебе, Рис.

– Нет, Мерри.

– Тогда складывай вещички и отправляйся.

Его глаза расширились.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что ты можешь снова наброситься на Китто и разрушить мой союз с гоблинами. Такого риска я не могу себе позволить.

– Я сказал, что раскаиваюсь в этом!

– Не настолько раскаиваешься, чтобы отнестись к Кит-то по-дружески. Не настолько, чтобы вести себя как положено телохранителю, а не капризному сопляку-расисту!

Он стоял в приоткрытой двери, глядя на меня во все глаза.

– Не можешь же ты вышвырнуть меня ради этого... гоблина.

Я качнула головой.

– Мои враги будут врагами гоблинов еще три месяца. Это дает мне большую гарантию безопасности, чем может обеспечить любой из вас. Никто не захочет рисковать противостоянием со всем полчищем гоблинов. Если ты из-за своих предрассудков не можешь оценить, насколько это важно, – значит ты не годен в стражи. – Я провела ладонью по руке Китто, сильнее прижала его голову к своему плечу, заставив Риса посмотреть на него.

Ярость на лице стража стала обжигающей.

– Они, – он указал пальцем на Китто, – они сделали меня негодным! – Он сорвал повязку с глаза и влетел в комнату. – Они сделали это со мной! – Он так и держал палец наставленным на Китто, пока шел к нам. – Он это сделал!

Китто чуть приподнял голову, чтобы сказать:

– Я никогда тебя не трогал.

Рис сжал кулаки. Он возвышался над нами, грозный, дрожащий от ярости, от желания стукнуть что-то... кого-то.

– Довольно, Рис, – сказала я тихим, спокойным голосом. Я боялась, что, если я подниму голос, он сорвется. Я не хотела терять Риса, но я не хотела также, чтобы пострадал Китто.

Я услышала какой-то звук позади Риса, но дверь за его спиной не была мне видна. Низкий голос Дойла прозвучал спокойно:

– Какие-то проблемы?

– Раз уж из-за Риса я должна теперь обновить свои обязательства перед Китто, я велела ему отвлекать меня во время процесса.

– Я был бы счастлив выполнить это за него, принцесса, – сказал Дойл.

– О да, конечно, ты просто мастер предварительной игры, пока за ней не следует чего-то существенного, и хочу тебе сказать, это уже начинает действовать мне на нервы, – заметила я.

– Холод вот-вот вернется со своего задания. Он предложил этой старлетке поискать кого-нибудь другого для защиты ее от воображаемых поклонников.

Мы все еще переговаривались через голову Риса.

– Я думала, волынка с телохранительством Холода затянется минимум до конца недели.

– Я решил, что после вчерашнего покушения нам стоит иметь его поблизости. Но я уже послал его на предварительную разведку к дому миз Рид.

– Разведку? – переспросила я.

– Она ведь чистокровная сидхе Благого Двора и когда-то была богиней, но теперь не принадлежит ни к одному двору. Она может считать, что наши законы на нее не распространяются. Я был бы плохим телохранителем, если бы позволил тебе войти в ее дом, не приняв мер предосторожности.

– Так что ты попросту отозвал Холода с его работы на агентство и дал ему задание, не спросив ни Джереми, ни меня.

Молчание.

– Расцениваю как утвердительный ответ. – Я сердито глянула на Риса. – Подвинься в сторону, Рис. Демонстрация угрозы несколько затянулась.

Рис казался немного удивленным, как будто ожидал, что у меня начнут трястись поджилки. Конечно, шоу могло быть рассчитано не на меня. Китто был бледен и очень испуган.

– Ну! – прикрикнула я.

– Делай что велит принцесса, – сказал Дойл.

Только теперь Рис нехотя подвинулся в сторону. Я уставилась мимо него на Дойла, который как раз переступил порог.

– Или Рис поможет мне отвлечься, пока я буду утешать Китто, или он соберет свои вещи и отправится обратно в Иллинойс.

Дойл был ошеломлен. Нечасто удается наблюдать у Мрака Королевы такую реакцию. Это доставило мне некоторое удовольствие.

– Я думал, тебе нравятся услуги Риса.

– Мне очень нравится, когда Рис в моей постели, но это не в счет. Если он не сможет сдерживать свой нрав в присутствии Китто, рано или поздно он сорвется и набросится на него всерьез. Тебе известно, что Кураг не горел желанием заключать договор со мной, Дойл. Он пытался уклониться от него с самого начала. Я вынудила его к сотрудничеству, но если Китто будет ранен или, того хуже, убит, Кураг воспользуется этим предлогом, чтобы разорвать союз.

Я чуть шлепнула Китто по щеке, отрывая его от напряженного созерцания Риса.

– И неужели ты всерьез допускаешь, что другой гоблин, если Курагу придется нам его послать, окажется таким же милым, как Китто? Помни, что это я предлагаю им кровь и плоть, не Рис и не ты.

– Это достаточно верно, принцесса, – ответил Дойл. – Но если ты отошлешь Риса домой, наша королева тоже пришлет нового стража ему на замену, а у нее в распоряжении очень много стражей гораздо менее приятных, чем Рис.

– Не важно. Или Рис это делает, или убирается. Я устала от истерик.

Дойл вздохнул так глубоко, что я через всю комнату видела, как поднялась и опустилась его грудь.

– В таком случае я останусь и прослежу за общей безопасностью.

Рис повернулся к нему.

– Ты же не хочешь сказать, что я обязан это сделать?

– Принцесса Мередит Ник-Эссус, обладательница руки плоти, дала тебе прямой приказ. Если ты не повинуешься ему, твоей карой будет та, что она назвала.

Рис пошел к Дойлу, его злость исчезала на глазах.

– И ты отошлешь меня прочь? Я один из лучших твоих стражей!

– Я очень не хочу терять тебя из-за этой ссоры, – сказал Дойл, – но я не могу преступить желания принцессы.

– Ночью ты не так говорил, – буркнул Рис.

– Она права, Рис. Ты подвергаешь опасности наш союз с гоблинами. Если ты не можешь контролировать свою неприязнь к Китто, то ты представляешь угрозу для всех нас. Она права, заставляя тебя встретиться с твоим страхом лицом к лицу.

– Я не боюсь его! – фыркнул Рис, снова тыкая пальцем в Китто.

Китто весь съежился от ярости Риса.

– Любая бессмысленная ненависть проистекает из страха, – заявил Дойл. – Гоблины когда-то давно причинили тебе боль, и ты боишься снова оказаться у них в руках. Ты можешь ненавидеть их, если хочешь, и бояться их, если вынужден, но они – наши союзники, и ты должен обращаться с ними как с союзниками.

– Я не вынесу, если эта... тварь запустит клыки в принцессу сидхе!

– Если бы ты умел себя вести, – вмешалась я, – мне не пришлось бы сталкиваться с этим вновь так скоро. Вот-вот из-за тебя я буду терпеть боль, Рис, и раз уж я намерена ее вынести, то ты как минимум можешь постараться сделать ее менее неприятной.

Рис прошел к окну и уставился наружу. Потом заговорил, не оборачиваясь:

– Я не знаю, смогу ли.

– Просто постарайся, – предложила я, – но по-настоящему постарайся. Я не дам тебе попробовать воду ногой, заявить, что она слишком холодная, и сбежать домой. Тебе придется с этим смириться. Если ты действительно не сможешь это вынести, мы обсудим, как быть, но сперва – попытайся.

Он прислонился лбом к оконному стеклу. Наконец он поднял голову, расправил плечи и повернулся к нам лицом.

– Я сделаю все, что смогу. Только не позволяй ему ко мне притрагиваться.

Я взглянула на бледное лицо и испуганные глаза маленького гоблина.

– Рис, мне жаль так тебя разочаровывать, но не думаю, что Китто больше хочет прикасаться к тебе, чем ты к нему.

Рис слегка кивнул.

– Прекрасно, так давайте сделаем это. Там клиенты ждут. – Он сумел выдавить улыбку. – Нераскрытые тайны, непойманные преступники.

Я улыбнулась ему:

– Вот это по-нашему!

Дойл закрыл за собой дверь и прислонился к ней.

– Я не буду вмешиваться, если не возникнет опасности.

В первый раз Дойл защищал меня не от некой внешней силы, а от одного из моих собственных телохранителей. Я смотрела на Риса, пока он шел ко мне и к Китто. Повязка у него на шее была шириной почти в мою ладонь. Может быть, Дойл остался не только для того, чтобы защищать меня и Китто от Риса; может быть – только может быть, – он остался, чтобы защищать Риса от меня.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:47 | Сообщение # 9

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 5

Рис бросил свой шелковый плащ на мой письменный стол и встал перед нами. Китто свернулся у меня на коленях в тугой мячик, глядя вверх на Риса примерно с тем выражением, с каким маленькие длиннохвостые зверьки глядят на кошку. Будто кошка их не заметит, надо только сидеть тихо-тихо.

Наплечную кобуру Рис подобрал белую, в тон рубашке с потайной застежкой. Рукоятка пистолета казалась черным пятном на всем этом сливочно-белом великолепии.

– Отдай свой пистолет Дойлу, Рис. Пожалуйста.

Он бросил взгляд на Дойла, снова занявшего кресло у окна.

– Мне кажется, ты заставляешь малыша нервничать, Рис.

– Надо же, какая жалость, – отозвался он с явной злобой.

Я посмотрела на него с такой же злобой, тут же почувствовала, как начинает шевелиться во мне сила, и не стала сопротивляться ни гневу, ни магии. Они хлынули мне в глаза, и я знала, как мерцают сейчас у меня радужки светом и цветами, которых нет больше в этой комнате – только в моих глазах.

– Осторожнее, Рис. Или ты уйдешь сейчас же, не получив второго шанса.

Снова я заговорила тихим и низким голосом, тщательно выговаривая слова, сдерживая магию – как сдерживают дыхание, боясь сорваться в крик.

Наверное, по моему виду было ясно, что это не только слова, потому что Рис молча развернулся и направился к Дойлу. Он протянул черному стражу пистолет рукояткой вперед и застыл перед ним на несколько секунд, расправив плечи, сжав в кулаки вытянутые по бокам руки. Словно без оружия он почувствовал себя беззащитным. Если бы он действительно стоял перед угрозой смерти, я бы это поняла, но Китто такой угрозой Рису не был. Стражу не нужен был пистолет.

Он повернулся к нам с судорожным вздохом, ясно слышным за несколько футов. Злость почти исчезла, а то, что осталось, оказалось едва прикрытым страхом. Дойл был прав: Рис боялся Китто, точнее, гоблинов. Это было чем-то вроде фобии. Фобии, имевшей реальные корни – такие фобии почти не поддаются лечению.

Он остановился прямо перед нами, глядя на меня. На лице отражалось недоверие, но под недоверием была такая ранимость, такая незащищенность, что мне захотелось сказать: не надо, ты не должен этого делать... Но я бы солгала, Он был должен это сделать. Если ничего не делать, Рис станет выходить из себя все чаще, и кончится тем, что Китто будет ранен или еще хуже. Мы не могли рисковать договором. И я отвечала за Китто. Я не вполне представляла, в чем состоял бы мой долг, если бы Рис убил его в приступе паники. Мне не хотелось оказаться перед необходимостью отдать приказ о казни друга, которого я знала всю мою жизнь.

Я хотела успокоить Риса, сказать ему, что все хорошо, но опасалась показаться слабой. Так что я просто сидела, держа на коленях съежившегося Китто, и молчала.

– Я всегда уходил из спальни, когда ты была с... этим, с ним, – заявил Рис. – Что мне делать теперь?

С меня хватило. Жалость к Рису исчезла сразу же. Я посмотрела на Китто:

– Я предлагаю тебе малую плоть или слабую кровь.

"Малая плоть" была гоблинским эвфемизмом для предварительной сексуальной игры. "Слабая кровь" означала слегка прокушенную кожу или даже едва набухший рубец. Существовала реальная возможность, что Китто выберет что-нибудь, для чего мне не понадобится специальная помощь, чтобы отвлечься. Я понемногу обучала гоблина новым определениям для петтинга и предварительных ласк, терминам гораздо менее травмирующим для всех заинтересованных лиц.

Он опустил взгляд, избегая встретиться с кем-нибудь глазами, и прошептал:

– Малую плоть.

– Решено, – сказала я.

Рис нахмурился:

– Что это было?

Я перевела взгляд на него.

– Перед сексом с гоблинами всегда обговаривают условия. Если этого не сделать, дело кончается травмами.

Он нахмурился еще больше:

– Я был пленником на ночь. У меня не было возможности ставить условия.

Я вздохнула и покачала головой. Почти все сидхе, благие или неблагие, очень мало знают о любой культуре, кроме своей собственной. Есть такой живучий предрассудок, утверждающий, будто все, что не имеет отношения к сидхе, не стоит изучения.

– На самом деле, по законам гоблинов, была. Если бы они тебя пытали – да, тогда тебе оставалось бы только терпеть все, что с тобой делают, хотя, если совсем честно, кое-какая возможность торговли есть и в случае пытки. А в случае с сексом обговорить условия можно всегда. Такой у них обычай.

Складка между бровями Риса стала еще глубже. Единственный его глаз глядел с такой растерянностью, с таким страданием... Я спустила Китто с колен и встала лицом к лицу со стражем, поместив маленького гоблина почти между нами. Впервые Рис, кажется, не замечал, насколько близко к нему находится гоблин.

– Гоблины тебя все равно изнасилуют, защититься от этого нельзя, но ты можешь диктовать условия – что можно и что нельзя делать.

Его рука медленно поднялась к шрамам на лице, но остановилась, не завершив движения, и повисла в воздухе.

– Ты хочешь сказать... – Он не договорил.

– Что ты мог запретить им наносить тебе увечья, остающиеся навсегда. Да.

Очень, очень мягок был мой голос, произносящий эти слова. Я и хотела сказать это Рису, и боялась – уже несколько месяцев, с тех пор как узнала, как он потерял свой глаз.

Он повернулся ко мне с выражением такого ужаса... Поднявшись на цыпочки, я взяла его лицо в ладони и заставила наклонить голову. Нежно – едва ощутимым касанием – я поцеловала его в губы, прильнула к нему всем телом, вытягиваясь как можно выше, руками наклоняя его голову к себе. И так же нежно я поцеловала его шрам.

Он отдернулся назад, и я пошатнулась. Только рука Китто у меня на талии не дала мне упасть.

– Нет, – выговорил Рис, – нет.

Я протянула к нему руку:

– Иди ко мне, Рис.

Но он все пятился назад. Дойл скользнул ему за спину – ни я, ни Рис не заметили когда. Рис остановился, натолкнувшись на своего капитана.

– Если ты не сделаешь так, как она сказала, Рис, тебе придется вернуться ко двору.

Он взглянул на Дойла, потом снова на меня.

– Нет, я сделаю, я просто... Я не знал!

– Большинство сидхе ничего не знают о культуре гоблинов, – сказала я. – Одна из причин, почему воины гоблинов внушают такой страх, – это что никто их не понимает. Мы выиграли бы ту войну с гоблинами на столетия раньше, если бы кто-нибудь взял на себя труд изучить их. Я не о допросах под пыткой – чужую культуру пытками не изучишь.

Дойл взял Риса за плечи и начал подталкивать его к нам. Рис уже выглядел не испуганным, скорее потрясенным, как будто его мир развалился на части и сам он повис в воздухе, цепляясь за обломки.

Дойл подвел Риса к нам, и я нежно дотронулась до его лица. Он удивленно моргнул, словно успел забыть о моем существовании.

– Ты не изуродован, Рис. Ты прекрасен.

Я наклоняла его голову к себе, но шесть дюймов разницы в росте мешали моим намерениям. До губ я еще могла дотянуться губами, а до глаза – нет, и тогда я снова встала на цыпочки, невольно прижавшись при этом к Рису. Рука Китто все еще обвивала мою талию, и в результате моего движения оказалась зажата между нашими телами. Рис не вскрикнул, не возразил, и я не стала акцентировать на этом внимание – предпочла закончить то, что начала.

Медленно покрывая поцелуями его лицо, я добралась до края шрама. Рис дернулся, и, думаю, только руки Дойла на его плечах удержали его от бегства. Он плотно зажмурил глаз, как приговоренный к казни, не желающий видеть полет смертельной пули, а я целовала его шрамы, медленно передвигаясь, пока не почувствовала под губами гладкие бугры, и тогда нежно поцеловала пустую глазницу, где должен был сиять второй прекрасный глаз.

Он напрягся всем телом, почти до дрожи, и я крепче поцеловала утолщенную кожу. Рис издал едва слышный звук. Я лизнула шрам – очень нежно. Снова стон вырвался из его горла, и это не был стон боли.

Я лизала гладкую кожу, медленно, осторожно. Его дыхание перешло в короткие, отрывистые вздохи. Кулаки, все еще прижатые к бокам, дрожали – но не от гнева. Я водила губами и языком по шраму, пока у Риса не подогнулись колени. Это Китто поймал его за талию, не я. Маленький гоблин держал его так, будто Рис ничего не весил.

Я поцелована Риса в губы, и он впился в меня в ответ, как будто тонул и только я могла подарить ему вдох. Мы опустились на пол, на колени, Дойл возвышался над нами, а Китто все еще обхватывал Риса за талию.

Рис схватил меня руками за спину и прижал к себе достаточно крепко, чтобы я, несмотря на оставшуюся между нами руку Китто, ощутила, что он тверд и готов. Какая-то пряжка или ремень, должно быть, впились Китто в кожу, потому что он тихо простонал.

Этот едва слышный звук будто подбросил Риса в воздух: он судорожно огляделся по сторонам и, когда заметил руки маленького гоблина у себя на талии, чуть ли не завизжал и поспешил освободиться от нас обоих.

Я почти уже открыла рот и сказала, что Рис сделал достаточно, чтобы удовлетворить меня, но Китто заговорил раньше.

– Я объявляю себя удовлетворенным.

Я уставилась на него:

– Но ты еще ничего для себя не получил.

Он покачал головой, моргая завораживающе синими глазами.

– Я удовлетворен. – Казалось, он хотел добавить что-то еще, но, видимо, передумал и просто еще раз покачал головой.

Возразил Рис:

– Ты же еще не получил свой кусок плоти.

– Нет, – ответил гоблин. – Но я имею право забыть об этом.

– С какой стати?

Рис так и остался сидеть на полу, и на лице его читались страх и растерянность.

– Мерри нужны все ее стражи, чтобы оставаться живой, – ответил гоблин. – Я не хочу, чтобы она из-за меня потеряла одного из них.

Рис смотрел на него, пораженный:

– Ты откажешься от своего куска плоти и крови ради того, чтобы я остался?

Китто моргнул и потупился.

– Да.

Рис нахмурился.

– Ты что, меня жалеешь? – В его голос закрался слабый отзвук злости.

Китто взглянул на него, откровенно удивленный.

– Жалею тебя? За что? Ты красив, ты обладаешь телом Мерри, делишь с ней постель. Ты можешь стать королем, если повезет. Шрамы, которые ты считаешь уродливыми, – это признак большой красоты у гоблинов и знак большой доблести, они показывают, что ты перенес сильную боль. – Он качнул головой. – Ты воин сидхе. Никто не смеет поднять на тебя руку, кроме самой королевы. Посмотри на меня, воин, посмотри на меня. – Он протянул к Рису маленькие ладони. – У меня нет когтей, а клыки слишком малы. Я – как человек среди гоблинов.

В голосе Китто впервые чувствовалась горечь. Горечь унижения. В культуре, где главные ценности – агрессия и физическая сила, он две тысячи лет прожил презираемым слабаком. Среди гоблинов он был прирожденной жертвой. Он протягивал Рису эти маленькие ладошки, и на маленьком, нежном лице был гнев. Гнев и бессилие, рожденные знанием правды: Китто очень хорошо осознавал, кто он такой и кем ему не стать. Среди гоблинов он был игрушкой первого встречного. Неудивительно, что он предпочитал оставаться со мной даже в большом гадком городе.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:48 | Сообщение # 10

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 6

Спросите любого человека, особенно туриста, где живут в южной Калифорнии богатые и знаменитые, и вам ответят: в Беверли-Хиллз. Но Холмби-Хиллз тоже лопается от денег и славы, а земля здесь щетинится высокими заборами, которые не дают простым смертным, проезжающим мимо, бросить любопытствующий взгляд на богатых и знаменитых. Холмби-Хиллз – уже не то модное местечко, каким оно когда-то было, юные восходящие звездочки не стремятся построить дом именно здесь, но одно осталось прежним: для этих стен и заборов нужно иметь деньги, много денег. Если задуматься, возможно, как раз поэтому свежеиспеченные знаменитости не слишком часто переезжают в Холмби-Хиллз – просто не могут себе позволить.

Мэви Рид могла себе это позволить. Она была звездой первой величины, но, к счастью для нас, не входила в верхние два процента. Была бы она, скажем, Джулией Роберте – и нам пришлось бы обманывать ее ищеек из масс-медиа в придачу к моим. А одного набора настырных репортеров более чем достаточно.

Против журналистов существовали и средства, не требующие магии, – например, белый фургончик в пятнах ржавчины, который большую часть времени стоял без дела в нашем гараже. Детективное агентство Грея использовало его для слежки, когда машине приходилось слишком долго стоять на виду. Если окружающие дома были приличными, мы использовали приличный фургон. Если местечко было не из лучших – мы брали этот. За красивым фургоном всегда стаей бросались репортеры, надеясь, что внутри прячется принцесса со свитой, так что пришлось взять старый, хоть он торчал на Холмби-Хиллз как бельмо на глазу.

Одно из задних стекол фургона заменяла картонка, приклеенная скотчем. Пятна ржавчины зияли на белой краске открытыми ранами. И в картоне, и в пятнах ржавчины были прорези для скрытых камер и прочей аппаратуры. Дырки можно было даже использовать как бойницы для стрельбы – в случае необходимости.

Машину вел Рис, все остальные спрятались в кузове. Страж сгреб все свои белые волосы под фуражку; качественно сделанная фальшивая борода и усы полностью скрыли его мальчишескую миловидность. Фуражка и растительность на лице даже прикрыли большую часть шрамов. Стражи уже стали почти так же узнаваемы на телеэкране, как и я, так что это было неплохим камуфляжем. И еще – Рису нравилось играть в детектива. Он переодевался с таким удовольствием, словно сегодня был самый обычный день; все эмоциональные дрязги развеялись, как сон.

Китто буквально спрятался на полу у меня под ногами. Дойл сидел на дальней от меня стороне сиденья, Холод – в середине.

Сидя бок о бок, эти двое были почти точно одного роста. Стоя, Холод был выше на пару дюймов. У него были плечи чуть шире, тело – чуть массивнее. Различие небольшое и не из тех, которые легко заметить, когда они одеты, но все же оно существовало. Королева Андаис говорила о них так, словно они были двумя сторонами одной монеты. Ее Мрак и ее Убийственный Холод. У Дойла было имя, помимо прозвища, данного королевой, у Холода – нет. Он был просто Холод или Убийственный Холод – и все.

На Холоде были темно-серые брюки, достаточно длинные, чтобы закрывать верх серых мокасин. Обувь начищена до зеркального блеска. Рубашка – белая, с рубчатым передом и узким воротничком, прилегавшим к гладкой твердой поверхности шеи. Светло-серый пиджак скрывал наплечную кобуру и сияющий никелированный пистолет сорок четвертого калибра – таких размеров, что я вряд ли смогла бы держать его одной рукой, не то что стрелять из него.

Серебристые, как рождественская мишура, волосы Холода были связаны сзади в тугой хвост, так что лицо казалось строгим и сильным и даже как-то слишком красивым на вид. Хвост серебряных волос разметался по спинке сиденья и по плечу Холода. Несколько прядей легли мне на плечо и на руку, пока он докладывал Дойлу. Я коснулась этих сияющих прядей, ощутила их паутинную мягкость. Волосы у него блестят, как металл, и невольно ждешь металлической жесткости, когда прикасаешься, а они оказываются мягче пуха. Не раз все это шелковистое великолепие проливалось на мое нагое тело. Где-то у меня внутри жило убеждение, что волосы у мужчины должны быть по меньшей мере до колен длиной. Сидхе высшего света очень гордятся своими волосами – в числе прочего.

Бедро Холода прижималось к моему – такого трудно избежать на ограниченном пространстве сиденья. Но он прижался ногой к моей ноге по всей длине – а этого он избежать мог.

Я подняла серебристый локон на уровень глаз, пропуская его между пальцами и глядя на мир сквозь кружево волос, и тут Дойл сказал:

– Принцесса Мередит слушала то, что мы сейчас говорили?

Я вздрогнула и выпустила локон.

– Да, я слушаю.

По выражению его лица было совершенно ясно, что он мне не поверил.

– Тогда не могла бы принцесса повторить, о чем шла речь?

Я могла бы сказать ему, что я как принцесса не обязана ничего повторять, но это было бы ребячеством, а кроме того, я действительно слушала, ну... хотя бы частью.

– Холод видел за стенами людей из агентства "Кейн и Харт". Это означает, что они работают на нее: то ли как телохранители, то ли как экстрасенсы.

Агентство "Кейн и Харт" было единственным реальным конкурентом агентства Грея в Лос-Анджелесе. Кейн был медиумом и экспертом по боевым искусствам, а братья Харт – самыми могущественными магами-людьми, каких я когда-либо видела. Их агентство чаше занималось личной охраной, чем мы, во всяком случае, до того, как объявились мои стражи.

Дойл по-прежнему смотрел на меня.

– И?..

– И что? – спросила я.

Холод хохотнул: чисто мужской смешок, гораздо лучше, чем слова, выразивший его удовлетворение.

Я знала, чем он был так доволен, спрашивать не было нужды. Он был рад, что само его присутствие рядом настолько меня отвлекало. Я находила Холода самым... отвлекающим из всех стражей, с которыми я спала.

Он повернулся ко мне лицом, смех еще светился в его облачно-серых глазах. Смех смягчил совершенство его лица, сделал его более человеческим.

Я едва ощутимо притронулась кончиками пальцев к его щеке. Смех медленно исчез с лица стража, оставив глаза серьезными и полными нежной тяжести несказанных слов, несовершенных дел.

Я вглядывалась в его глаза. Они были только серыми, не трехцветными, как мои или Риса, но, конечно, они не были просто серыми. Они были цвета облаков в дождливый день, и как в облаках, цвета в них менялись и переливались – не от ветра, а от настроения. Когда он наклонил голову, чтобы поцеловать меня, глаза его были нежно-серыми, как грудка голубя.

У меня сердце подпрыгнуло к горлу, перехватило дыхание. Его губы скользнули по моим, остановились в нежном поцелуе, дрожью отдавшемся во всем моем теле. После этого единственного жеста нежности Холод сразу выпрямился. Мы смотрели друг другу в глаза с расстояния в несколько дюймов и в этот миг озарения понимали друг друга. Мы делили постель три месяца. Он охранял меня, я знакомила его с двадцать первым веком. Я видела, как бесстрастный Холод заново учится улыбаться и смеяться. У нас были общими сотни интимных мелочей, дюжины шуток, тысячи маленьких открытий о мире в целом, но никто из нас не терял головы. И вдруг единственный взгляд его глаз и нежный поцелуй – и мои чувства к нему будто достигли критической массы, будто только и оставалось дождаться вот этого одного последнего прикосновения, одного последнего долгого взгляда, чтобы это случилось. Я поняла, что люблю Холода, и по потерянному, даже испуганному выражению его лица, когда он на меня смотрел, я догадалась, что и он чувствовал то же самое.

Голос Дойла прорезал тишину, заставив нас обоих вздрогнуть:

– Ты не расслышала, Мередит, что земля Мэви Рид защищена чарами. Защищена так сильно, как только могла это сделать богиня, живущая на одном месте больше сорока лет.

Я моргнула в лицо Холоду, стараясь переключить шестеренки у себя в голове, чтобы прислушаться к Дойлу и понять, о чем он говорит. Я его услышала, но не была уверена, что мне есть дело до его слов... Пока еще нет. Если бы мы были наедине с Холодом, мы говорили бы о нас с ним, но мы не были одни, и, в сущности, взаимная любовь не слишком много меняет. Я хочу сказать, она меняет все... и ничего. Любовь к кому-то меняет тебя, но в королевских семьях редко женятся по любви. Брак заключают, чтобы скрепить договор, остановить или предотвратить войну, приобрести новых союзников. В случае сидхе есть кое-какие особенности: мы женимся, чтобы размножаться. Я спала с Рисом, Никкой и Холодом больше трех месяцев и еще не была беременна. Если ни один из них не подарит мне ребенка, мне не будет позволено выйти за кого-нибудь из них. Прошло всего три месяца, а для сидхе обычно нужно не менее года, чтобы зачать, Я не беспокоилась по этому поводу вплоть до последнего момента. И сейчас я тоже не беспокоилась о том, что я еще не беременна; я беспокоилась, что я не беременна – и это может значить, что я потеряю Холода. Как только я сформулировала эту мысль, я поняла, что не смогу уже думать об этом иначе.

Я была обязана отдать свое тело мужчине, чье семя заставит меня зачать. Мое сердце было вольно делать что ему хочется, но речь шла о теле. Если Кел станет королем, у него будет право распоряжаться жизнью и смертью всех придворных. Он убьет меня и любого, кого сочтет угрозой своей власти. Холод и Дойл не выживут наверняка. Насчет Риса и Никки я не была уверена. Кел вроде бы не боится их силы, может, он оставит их в живых. А может, и нет.

Я отодвинулась от Холода, тряся головой.

– В чем дело, Мерри? – спросил он. Он схватил меня за руку и держал ее в своих ладонях, сжимая почти до боли, будто прочитал что-то из этих мыслей по моему лицу.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:48 | Сообщение # 11

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Если в присутствии других я не могла говорить о любви, я тем более не могла говорить перед ними о цене, которую приходится платить за титул принцессы. Я обязана забеременеть. Я должна стать следующей королевой Неблагого Двора, или мы все умрем.

– Принцесса! – осторожно окликнул меня Дойл.

Я взглянула поверх плеча Холода в темные глаза Дойла, и что-то в их выражении сказало мне, что хотя бы он за моими мыслями проследил. Из чего следовало, что он также догадался о моих чувствах к Холоду. Мне не слишком понравилось, что они были так очевидны для остальных. Любовь, как и боль, должна быть личным делом, пока ты сам не захочешь с кем-то поделиться.

– Да, Дойл? – отозвалась я сдавленным голосом; похоже, мне нужно было откашляться.

– Защита такой силы не позволит ни одному фейри распознать какую бы то ни было магию внутри охраняемого участка. Холод применил все свои способности для разведки, но с такой защитой мы не узнаем, какие таинственные сюрпризы могут ждать нас в стенах поместья миз Рид. – Он говорил о деле, но почти с теми же осторожными интонациями. Будь это не Дойл, я назвала бы их сочувственными.

– Ты хочешь сказать, что нам не следует заходить внутрь? – спросила я и высвободила руку из хватки Холода.

– Нет, не хочу. Я согласен с тем, что ее желание встретиться с тобой, со всеми нами, интригует.

Автобус въехал на стоянку у высоких ворот. Рис развернулся на сиденье настолько, насколько позволял ремень безопасности.

– Я за то, чтобы поехать домой. Если король Таранис обнаружит, что мы с ней говорили, он просто взбесится. Что мы можем узнать такого, что оправдает этот риск?

– Ее исчезновение в свое время было большой загадкой, – заметил Дойл.

– Да, – согласился Холод. Он отодвинулся назад на сиденье, в глазах застыло отстраненное выражение, словно он пытался закрыться от меня. Я прервала контакт наших рук, и Холод не слишком хорошо это воспринял. – По слухам, она должна была стать следующей королевой благих, а вместо этого внезапно последовало изгнание.

Он отодвинул ногу, установив между нами физическую дистанцию. Я видела, как его лицо на глазах становится холодным, жестким и высокомерным – старая маска, которую он носил при дворе все эти годы, – и чувствовала, что не могу этого вынести. Я взяла его руку в ладони. Он нахмурился, явно удивленный. Я подняла его ладонь к губам и поцеловала сгибы пальцев, один за другим, пока его дыхание не стало неровным. Второй раз за сегодня в моих глазах стояли слезы. Я раскрыла глаза как можно шире и сумела не заплакать.

Холод снова улыбался с видимым облегчением. Я была рада, что он счастлив. Всегда хочешь, чтобы люди, которых ты любишь, были счастливы.

Рис спокойно смотрел на нас. Его очередь была вчера ночью, сегодня будет очередь Холода, и Рис не видел в этом проблемы. Дойл поймал мой взгляд – и вот Дойл-то спокойным не был, на лице читалась тревога. Китто смотрел на нас с пола, и в его лице не было ничего, что я могла бы расшифровать. При всем его внешнем сходстве с сидхе он от нас отличался, и временами я и представить не могла, о чем он думает или что чувствует. Холод держал мою руку и был счастлив от этого. Счастлив, что я не отвернулась от него. Из них всех, похоже, только Дойл понимал, что со мной происходит.

– Какая разница, из-за чего ее изгнали? – пожал плечами Рис.

– Может быть, никакой, – ответил Дойл, – а может быть, очень большая. Мы не узнаем, пока не спросим.

Я моргнула.

– Спросим? То есть зададим прямой вопрос без разрешения спрашивать что-то настолько личное?

Он кивнул.

– Ты – сидхе, но частично ты человек. Ты можешь спросить, когда нам это непозволительно.

– У меня не настолько плохие манеры, чтобы задавать личные вопросы прямо с порога, – оскорбилась я.

– Мы знаем, что ты хорошо воспитана, Мередит, но Мэви Рид этого не знает.

Я уставилась на него. Пальцы Холода поглаживали костяшки моих пальцев снова и снова.

– Ты говоришь, что мне нужно притвориться невоспитанной?

– Я говорю, что мы должны использовать все оружие, которое есть в нашем арсенале. Твоя смешанная наследственность сегодня определенно может быть преимуществом.

– Это почти то же самое, что ложь, Дойл, – сказала я.

– Почти, – согласился он, и характерная ухмылочка искривила его губы. – Сидхе никогда не лгут, Мередит, но затемнять правду – наша давняя и почитаемая забава.

– Мне это хорошо известно, – заметила я. Сарказма в моем голосе хватило, чтобы заполнить машину до краев.

Его улыбка сверкнула внезапной белизной на темном лице.

– Как и всем нам, принцесса, как всем нам.

– Я не думаю, что риск оправдан, – настаивал Рис.

Я качнула головой:

– Мы уже обсуждали это, Рис. Я считаю, что рискнуть стоит. – Я взглянула на Холода. – А ты как думаешь?

Он повернулся к Дойлу:

– Как считаешь ты? Я не стал бы рисковать безопасностью Мередит ни по какому поводу, но нам крайне нужны союзники, а сидхе, изгнанная из страны фейри столетие назад, может отважиться на многое, лишь бы вернуться.

– Ты полагаешь, что Мэви захочет помочь Мередит стать королевой. – Дойл произнес это с полувопросительной-полуутвердительной интонацией.

– Если Мередит станет королевой, она может предложить Мэви возвращение в волшебную страну. Я не думаю, что Таранис рискнет начать всеобщую войну из-за одной вернувшейся изгнанницы.

– Ты действительно считаешь, что аристократка из Благого Двора захочет перейти к Неблагому Двору? – спросила я.

Холод посмотрел на меня.

– Какие бы предубеждения ни питала когда-то Мэви Рид к неблагим, она уже сотню лет живет без прикосновений фейри. – Он поднял мою ладонь к губам и поцеловал кончики пальцев, согрев каждый из них своим дыханием перед тем, как поцеловать. У меня по телу забегали мурашки. Он заговорил, почти касаясь губами моей кожи: – Я знаю, что это такое, когда ты жаждешь прикосновений другого сидхе, а тебе отказано в этом. Но у меня по крайней мере был двор и вся волшебная страна в утешение. Я не в состоянии вообразить ее одиночество на протяжении всех этих лет.

Последние слова он прошептал. Его глаза потемнели до оттенка дождевых туч.

Мне пришлось сделать усилие, но я смогла перенести внимание с Холода на Дойла.

– Ты думаешь, он прав? Она ищет способ вернуться к фейри?

Дойл пожал плечами, кожаный пиджак на нем скрипнул.

– Кто может знать наверняка? Но знаю, что после вековой изоляции я бы точно искал такой способ.

Я кивнула.

– Значит, мы все согласны. Входим.

– Мы не все согласны, – заявил Рис. – Я – против.

– Прекрасно, ты – против, но ты в меньшинстве.

– Если с нами там стрясется что-нибудь ужасное, я скажу, что я вас предупреждал.

Я кивнула:

– Если мы проживем достаточно долго, чтобы ты успел это сказать.

– Клянусь Богиней, если мы умрем так быстро, мой призрак станет тебя преследовать.

– Если там есть что-то, что может убить тебя, Рис, то я умру много раньше, чем ты.

Он нахмурился: я это видела даже через фальшивую растительность на его лице.

– Такие соображения не успокаивают, Мерри. Ну совсем не успокаивают.

Но он повернулся лицом к большим воротам и высунулся в открытое окошко, чтобы нажать кнопку интеркома и сообщить о нашем прибытии. Хотя я могла поклясться, что она уже знала об этом. У нее было сорок лет, чтобы пронизать чарами эту местность. Конхенн, богиня красоты и очарования, знала, что мы здесь.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:49 | Сообщение # 12

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 7

Этан Кейн не был так высок, каким казался на вид. На самом деле он был одного роста с Рисом, но казался выше, словно занимал больше места, и с физическими размерами это никак не было связано. У него была короткая стрижка, волосы темные, почти черные – и все же не совсем черные. Очки без оправы были на его лице почти незаметны. Этан вполне мог быть красивым – широкоплечий, спортивный, мужественно-резкие черты лица, ямочка на подбородке, светло-карие глаза за очками окаймлены длинными ресницами. Одежду он шил на заказ, так что вполне соответствовал по имиджу звездам, с которыми обычно общался. Все ему было к лицу – кроме него самого. У него всегда был такой вид, будто он чего-то сильно не одобряет, и это кислое выражение убивало всю его привлекательность.

Он стоял, положив одну руку на запястье другой, широко расставив ноги и чуть раскачиваясь, перед большими двустворчатыми дверями дома Мэви Рид. А мы стояли у подножия мраморной лестницы, которая вела к этим дверям. Люди Этана выстроились вдоль изящной дуги белых колонн, поддерживавших крышу узкого портика. Портика, потому как вряд ли эту архитектурную деталь можно было назвать верандой: он был большим и внушительным, но в нем не хватило бы места, чтобы поставить садовые стулья и пить чай со льдом в жаркие летние вечера. Портик служил для украшения, не для жизни.

Четверо мужчин, явно наемные бойцы, встали между нами и Этаном – и дверью, конечно. Одного я узнала. Максу Корбину было под пятьдесят. Большую часть своей сознательной жизни он работал телохранителем в Голливуде. Он был на дюйм ниже шести футов[6 - 180 см.] и сложен на манер шкафа: сплошные прямые углы, включая огромные костистые руки. Довольно длинные седые волосы выглядели подстриженными стильно, на пике моды, но Макс не менял свою прическу лет сорок. Нос ему ломали достаточно часто, чтобы свернуть его на сторону и слегка расплющить. Макс, конечно, мог бы загнать свой костюм от кутюр и оплатить пластическую операцию, но считал, что такой нос придает ему вид крутого парня. И не ошибался.

– Привет, Макс, – поздоровалась я.

Он кивнул мне:

– Здравствуйте, миз Джентри. Или я должен сказать: "Принцесса Мередит"?

– "Миз Джентри" – вполне мой размер.

Он улыбнулся, блеснув глазами, но тут голос Этана прервал наш обмен репликами, и к Максу вернулся обычный ничего не выражающий взгляд телохранителя. Взгляд, который говорит: мы ничего не видим и ничего не помним, но замечаем все и отреагируем в мгновение ока. Ваши секреты с нами в полной безопасности, как и ваши тела. Телохранитель, склонный поболтать с прессой или с кем бы то ни было, в Голливуде не задержится.

– Что ты здесь делаешь, Мередит?

Мы с Этаном не были достаточно коротко знакомы для такого обращения, но это ничего, я ему отвечу тем же.

– Мы здесь по приглашению миз Рид, Этан. А ты?

Он моргнул, и легкое движение плеч дало мне понять, что его что-то беспокоит, а может, что наплечная кобура плоховато подогнана.

– Мы – охрана миз Рид.

Я кивнула, мило улыбнувшись.

– Об этом я догадалась. Должно быть, вы недавно на этой работе.

– Почему ты так решила?

Я просто расплылась в улыбке:

– У тебя здесь чуть ли не все твои бойцы. Если бы "Кейн и Харт" давно были так плотно заняты, мы получали бы больше заказов.

Складка между его бровями стала глубже.

– У меня гораздо больше четырех сотрудников, Мередит, и тебе это известно. – Он произнес мое имя так, словно оно было бранным словом.

Я кивнула. Я это и впрямь знала.

– Существует причина, по которой ты держишь нас у дверей, Этан? Миз Рид очень настаивала, что мы должны увидеться сегодня днем, не ночью, а днем. – Я выразительно посмотрела на солнце, коснувшееся верхушек группы эвкалиптов у дальнего изгиба стены. – Дело к вечеру, Этан. Если ты продержишь нас здесь подольше, будет ночь. – Это было преувеличением, у нас оставалось еще несколько часов дневного света, но я устала от этих проволочек.

– Изложи ваше дело, и, возможно, мы вас пропустим, – сказал Этан.

Я вздохнула. Это было грубостью даже по человеческим стандартам; это было за пределами грубости по меркам фейри – но мне было как-то все равно. Мне хотелось уйти куда-нибудь в тихое местечко и спокойно поразмыслить.

Холод стоял немного позади и сбоку от меня, Дойл находился на таком же расстоянии с другой стороны, и их стойка почему-то ясно давала понять, что они противостоят двоим телохранителям на ступеньках. Рис стоял ближе, перед Максом, улыбаясь ему во все тридцать два зуба. Макс был почти таким же фанатом Хэмфри Богарта, как и Рис. Они провели как-то вместе долгий день, связанные нудной телохранительской работой – на разных клиентов, – обсуждая классику "фильм нуар". С тех пор они стали друзьями.

Китто не составлял оппозиции последнему охраннику. Он стоял за моей спиной, чуть ли не прячась, и выглядел странно неуместным в своих шортах, короткой футболке и кроссовках детского размера. На нем были широкие черные очки, но если не обращать на них внимания, он вполне мог сойти за чьего-нибудь племянника – в том смысле этого слова, который на деле означает вовсе не племянника, а мальчика для развлечений. Китто всегда умудрялся выдавать своим видом, что он – подчиненный, чья-то игрушка или жертва. Представить себе не могу, как он выжил среди гоблинов.

Я посмотрела на это всеобщее противостояние с Этаном в центре, возвышающимся на ступеньках, как слегка увеличенная версия Наполеона, и покачала головой.

– Этан, тебе интересно, почему миз Рид вызвала нас, когда она уже наняла вас. Ты задумался, не собирается ли она вас заменить.

Он начал возражать, но я его прервала:

– Этан, прибереги свои протесты для того, кому есть до них дело. Я тебя избавлю от всей этой игры мускулами. Миз Рид не объяснила нам точно, почему она хочет нас видеть, но она хочет поговорить со мной, не с моими стражами, так что можем оставить опасения, будто мы ей нужны как телохранители.

Если бы морщина между его бровями стала еще хоть немного глубже, она могла бы превратиться в порез.

– Мы не только охранники, Мередит. Мы еще и детективы. Зачем ей нужны вы?

Несказанное "когда у нее есть мы" повисло в воздухе. Я пожала плечами:

– Не знаю, Этан. Действительно не знаю. Но если ты нас впустишь, мы можем вместе все выяснить.

Морщина медленно разгладилась, и его лицо стало более молодым и более озадаченным.

– Это почти... любезно с вашей стороны, Мередит. – Но выражение тут же сменилось на подозрительное, как будто он высчитывал, что я замышляю.

– Я бываю очень любезной, если мне дают такую возможность, Этан.

Макс тихонько сказал, так что Этан не мог его расслышать:

– И насколько любезной вы можете быть?

Рис ответил так же тихо:

– Очень, очень любезной.

Эти двое рассмеялись вместе одним из тех мужских смешков, к которым женщины никогда не могут присоединиться, но всегда служат их предметом.

– Что-то смешное? – поинтересовался Этан. Кислая гримаса вернулась на место, голос звучал резко.

Макс только качнул головой, словно был не в состоянии заговорить вслух. Ответил Рис:

– Просто пошутили, мистер Кейн.

– Нам платят не за шуточки, нам платят за обеспечение безопасности наших клиентов. – Он окинул нас взглядом, каким-то образом охватившим всех одновременно. – Мы были бы из рук вон плохими охранниками, если бы пустили вас в дом, особенно вооруженными.

Я качнула головой.

– Ты знаешь, что Дойл никуда не отпустит меня без телохранителей, и точно так же знаешь, что они не сдадут оружие.

– Значит, вы не войдете. – Он неприятно осклабился.

Я стояла на твердой подъездной дорожке на трехдюймовых каблуках, под солнцем, от которого у меня начала уже выступать испарина, и мне просто хотелось кончить эту тягомотину. Я сделала, может быть, самую непрофессиональную вещь в моей жизни – гаркнула во весь голос:

– Мэви Рид! Мэви Рид! Выходи играть! Это принцесса Мередит со свитой! – И еще несколько раз крикнула: – Мэви Рид, Мэви Рид, поиграй с нами[7 - В английском фольклоре эльфы нередко этими словами выманивают детей поиграть с ними в лесу.]!

Этан несколько раз попытался меня перекричать, но у меня хватало практики – несколько лет публичных выступлений, – я была громче. Ни один из людей Этана не знал, что делать. Я никого не трогала, я просто кричала. Пять минут общей растерянности – и какая-то молодая женщина открыла дверь. Это была Мари, личный секретарь миз Рид. Не хотели бы мы пройти внутрь? Да, мы хотели бы. Еще десять минут нам потребовалось на то, чтобы преодолеть двери, потому что Этан желал изъять наше оружие. Мари пришлось намекнуть, что миз Рид уволит их всех, прежде чем он отступился.

Макс и Рис так хохотали, что нам пришлось оставить их снаружи, повисшими друг на друге, будто парочка пьяных. Ну, хотя бы кто-то получил удовольствие.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:49 | Сообщение # 13

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 8

Гостиная Мэви Рид была больше всей моей квартиры. Белый ковер сливочным морем разливался по ступенькам к утопленному полу гостиной и камину, в котором можно было свободно зажарить некрупного слона.

Одна каминная доска занимала чуть не всю стену. Стены были белые, оштукатуренные; красные и бежевые кирпичи камина подчеркивали грубую поверхность стены. Белый секционный диван, на котором в ряд могли бы усесться человек двадцать, полукругом изогнулся перед камином. Повсюду лежали в продуманном беспорядке набросанные белые, золотистые и бежевые подушки. В стороне стоял небольшой светлого дерева стол, окруженный белыми креслами. Между двумя креслами красовалась шахматная доска с огромными фигурами, а причудливо выгнутый торшер стиля арт-нуво создавал в монохромной комнате красочное пятно.

Картина, висящая сбоку от камина, повторяла цвета торшера, а еще одна группа подушек и кресел на приподнятом подиуме напротив входа уравновешивала общую композицию. В полукруге кресел возвышалась белая рождественская елка, увешанная белыми же фонариками и серебряно-золотыми игрушками, которые призваны были оживлять комнату, но с задачей не справлялись – елка смотрелась такой же безжизненной декорацией, как и прочие предметы обстановки. Чтобы освободить для нее место, один из столов сдвинули к стене. Стол был накрыт, что-то похожее на лимонад и холодный чай в высоких кувшинах. На стенах там и тут висело еще несколько картин, большей частью все в тех же торшеровских цветах. Комната просто вопила об усилиях, затраченных дорогим декоратором, и, похоже, ничего не говорила о Мэви Рид, кроме того, что денег у нее хватает и она готова позволить другим обустраивать свой дом. Если у человека в комнате нет ни одной выбивающейся из стиля вещи, вплоть до последней лампочки на рождественской елке, – то все это не настоящее. Это только шоу.

Высокая и тоненькая Мари была затянута в блестящий серовато-белый брючный костюм, не подходящий к ее оливковому личику и коротким черным волосам. В сапожках на высоких каблуках она была чуть выше шести футов: высокая, улыбчивая, двадцать с хвостиком.

– Миз Рид сейчас будет. Не хочет ли кто-нибудь прохладительных напитков? – Она указала на стол с чаем и лимонадом.

Если честно, они пришлись бы кстати, но есть правило: не принимать от собрата-фейри никакую еду или питье, пока не убедишься, что он ничего плохого не задумал. Волноваться надо не о ядах, а о чарах, их так просто примешать к лимонам.

– Благодарю вас... Мари, да? Нам ничего не нужно, – ответила я.

Она улыбнулась и кивнула.

– Тогда присаживайтесь. Располагайтесь, как вам удобно, а я сообщу миз Рид о вашем прибытии. – Она грациозно пробежала по ступенькам и дальше, к проему белого коридора, который вел куда-то в глубину дома.

Я бросила взгляд на Этана с его двумя охранниками. Еще одного он оставил снаружи, с Максом и Рисом. Им Мари напитков не предложила – насколько я поняла, с наемными работниками обращаются не так, как с гостями. Отсюда следовал вопрос: если нас нанимать на работу не собираются, то для чего мы нужны? Неужели Мэви Рид и впрямь всего лишь хотела повидаться с другими высокородными сидхе? Станет ли она нарушать вековой запрет только ради светской беседы? Я так не думала, но мне случалось видеть, как знать обоих дворов делала и большие глупости по меньшим поводам.

Я спустилась по ступенькам к дивану. Китто хвостиком плелся за мной. Я обернулась к остальным:

– Ну, мальчики, давайте усядемся и сделаем вид, что нравимся друг другу. – Я прошла футов семь от края дивана, пригладила юбку и села, обложившись бежевенькими и золотистыми подушками.

Китто свернулся калачиком у моих ног, хотя, видит Богиня, места на диване хватило бы всем. Я ничего ему не сказала, потому что даже сквозь темные очки видела, как он нервничает. Огромная белая гостиная, похоже, пробудила его агорафобию. Он прижался к моим ногам, обвив их рукой будто любимого плюшевого мишку.

Мужчины все торчали в проеме арки, меряя друг друга взглядами.

– Присядем, господа, – повторила я приглашение.

– Хороший телохранитель на работе не расслабляется, – заявил Этан.

– Вам известно, что мы не представляем опасности для миз Рид, Этан. Не знаю, от кого вы ее охраняете, но не от нас.

– Они могут прикидываться овечками для репортеров, но я знаю, кто они такие, Мередит!

– И кто же? – Низкий голос Дойла раскатился по комнате и эхом отдался в арке. Этан буквально подпрыгнул.

Мне пришлось отвернуться, чтобы спрятать улыбку.

– Неблагие! – выплюнул Этан.

Я снова повернулась к ним. Дойл стоял лицом к Этану и спиной ко мне. Не знаю, что он чувствовал, и наверное, не догадалась бы, даже глядя ему в лицо. Дойл умел хранить непроницаемость лучше всех, кого я знала. Холод, стоявший ближе к незнакомому мне охраннику, имел обычный для двора надменный вид. Даже этот новый охранник оставался внешне спокойным, хотя уголок глаза у него нервно подергивался. Но Этан... У Этана руки тряслись от ярости. Он смотрел на Дойла с откровенной ненавистью.

– Да ты ревнуешь, Этан. Тебе не по вкусу, что большинство настоящих звезд предпочитают тебе воинов-сидхе.

– Вы их околдовали!

– Лично я? – Я удивленно подняла бровь.

Он со злостью кивнул в сторону двух воинов. Наверное, он бы и рукой махнул, если б не опасался реакции Дойла.

– Они!

– Этан, Этан... – прозвучал с упреком мужской голос с другой стороны гостиной. – Я же говорил тебе, что все это неправда.

С первого взгляда я определила только, что это один из братьев Харт. Он успел спуститься по ступенькам, пока я вычислила, что это Джулиан. Джулиан и Джордон – идентичные близнецы, двойняшки, шатены с волосами, очень коротко постриженными по бокам и только чуточку длинней на макушке, где они уложены гелем в иголочки. Очень круто, очень модерново. Оба брата были шести футов ростом и достаточно хороши, чтобы работать моделями. Моделями они и были лет в двадцать, недолго, пока не поднакопили деньжат, чтобы открыть детективное агентство. Джулиан был одет в бордовый атласный пиджак и пару менее эпатажных, но отлично сшитых бордово-коричневых брюк в тончайшую полоску. Сияющие черные мокасины он носил на босу ногу, так что временами мелькали загорелые щиколотки, пока он грациозно скользил ко мне через комнату. Глаза он прятал за очками с тонированными желтыми стеклами, которые на любом другом дисгармонировали бы с одеждой, но на Джулиане смотрелись вполне к месту.

Я поднялась было ему навстречу, но он поспешно сказал:

– Нет-нет, моя милая Мерри, сиди, я сейчас подойду.

Он обогнул диван, стрельнув глазами на четырех мужчин, застывших под аркой.

– Этан, дорогой мой, я тебе говорил и опять повторяю, что воины сидхе не делают ничегошеньки, чтобы перехватить наш бизнес. Просто они экзотичней и красивей любого нашего сотрудника.

Он подхватил мою руку, запечатлел на ней небрежный поцелуй и грациозно шлепнулся рядом со мной, приобняв меня за плечи, будто подружку.

– Ты же знаешь, что такое Голливуд, Этан, – бросил он через плечо. – Любой звездочке, которую охраняют сидхе, гарантировано внимание прессы. Кое-кто нарочно на себя покушения устраивает, лишь бы иметь повод обзавестись такой охраной.

– Могу подтвердить на собственном опыте, – заметил Холод. Стоявший рядом с ним охранник дернулся. Что же понарассказывал им о неблагих Этан?

– Ох, кто же откажется от вашей компании, Холод? – промурлыкал Джулиан. Холод ответил ему тяжелым взглядом серых глаз.

Джулиан рассмеялся и обнял меня покрепче.

– Ты счастливейшая из девушек, Мерри. Поделиться точно не хочешь?

– А как поживает Адам?

Джулиан хихикнул.

– Адам – пр-росто чудесно. – И рассмеялся снова.

Адам Кейн приходился старшим братом Этану и любовником – Джулиану. Они были парой уже лет пять. В своей компании, где не приходилось опасаться враждебной реакции окружающих, они до сих пор вели себя как новобрачные.

Джулиан помахал рукой в воздухе.

– Идите к нам, господа, присядем.

Я оглянулась через плечо. Никто не двинулся с места.

– Дойл и Холод не сядут, пока этого не сделают Этан и его напарник.

Джулиан повернулся ко всей компании.

– Фрэнк, – сказал он. – Это наш самый молодой сотрудник.

Парень был долговязый, неуклюжий и совсем зеленый – молоко на губах не обсохло. Имя ему не шло. Его должны бы звать Коди или, может, Джош.

– Приятно познакомиться, Фрэнк, – улыбнулась я.

Фрэнк переводил взгляд с меня на хмурого Этана; наконец он отважился на короткий кивок. Похоже, он сомневался, что дружелюбие к нам повысит его шансы удержаться на работе.

– Этан, – произнес Джулиан, – все старшие партнеры в курсе твоих взглядов на воинов-сидхе. Ты в меньшинстве. – Игривость из его голоса исчезла, он говорил серьезно и весомо, и чувствовалось еще что-то, весьма похожее на угрозу.

Мне стало интересно, чем же он мог угрожать Этану. Этан Кейн был одним из учредителей фирмы. Можно ли уволить совладельца фирмы?

– Сядь, Этан.

Такого командного тона я раньше от Джулиана не слышала. Я даже задумалась на секунду, не перепутала ли я близнецов. Джордон чаще упирал на силу, в то время как Джулиан был склонен к шутливой дипломатии. Я посмотрела на него внимательней. Нет, ямочка в углу рта чуть глубже, щеки чуть менее впалые. Джулиан. Что же произошло за кулисами в агентстве Кейна и Харта, что в голосе Джулиана появилась такая твердость?

Ну, что бы там ни случилось, это было достаточно важно, потому что Этан пошел к ступенькам, и Фрэнк потянулся за ним. Дойл и Холод пару секунд смотрели им в спины, а потом пошли следом. Этан сел на противоположный от меня угол дивана. Фрэнк примостился неподалеку от него с таким видом, будто сомневался, что это ему разрешено.

Дойл сел рядом со мной, по другую сторону от Джулиана. При этом он весьма выразительно оттер Холода, пробормотав: "Мередит нужно сосредоточиться". Я вдруг сообразила, что он уже какое-то время называет меня по имени. Обычно я была для него "принцесса" или "принцесса Мередит", хотя в нашу первую встречу в Лос-Анджелесе он звал меня по имени. Установив между нами дистанцию, он придерживался ее и в манере разговора.

Холод таким распределением мест остался явно недоволен, хотя не думаю, что кто-то, кроме нас, это заметил. Его едва уловимое напряжение в плечах говорило многое только тому, кто знал, какую книгу читает. Я потратила немало времени, учась читать эту книгу. Дойл улавливал настроение своих людей, как всякий хороший лидер. Китто мог ничего не понять, но никто не знал, что на самом деле замечает маленький гоблин.

Джулиан по-прежнему сидел вплотную ко мне, поближе, чем Дойл, хотя и подвинул руку, чтобы дать место стражу. Рука при этом легла на спинку дивана, касаясь спины Дойла.

Я точно знала, что Джулиан любит Адама, но понимала, что он не вполне шутил, когда предлагал мне поделиться моими мужчинами. Может, у них с Адамом было соглашение на этот счет, а может, перед сидхе просто никто не может устоять. Не знаю.

Поза Джулиана стала менее вольной, он напрягся, словно стараясь не слишком двигать рукой. Прикосновение Дойл терпел, но вряд ли его терпения хватило бы на большее. Дойл реагировал на заигрывания мужчин так же холодно, как и на заигрывания женщин. Тысяча лет вынужденного целибата заставила Дойла, как и многих других стражей, выработать необычное для фейри отношение к рутинным прикосновениям. Если нельзя пойти до конца, флирт превращается едва ли не в пытку. У Риса, как и у Галена, правила были другие – они оба предпочитали хоть что-то ничему.

Этан на глазах мрачнел, глядя на стражей. Потом его взгляд упал на Китто, и он не смог скрыть отвращения.

– В чем дело, Этан? – спросила я. Он моргнул и взглянул на меня.

– Просто не люблю монстров, даже красивых на вид.

Джулиан снял руку со спинки дивана и наклонился вперед, к Этану.

– Мне что, отослать тебя домой?

– Ты мне не отец... и не брат.

Последнее слово прозвучало очень эмоционально. Этану не нравятся отношения между его братом и их партнером?

Джулиан сел чуть прямее и склонил голову набок, будто рассматривая что-то новое и неопознанное.

– Не стоит предавать гласности наши внутренние дела даже при самых очаровательных слушателях. Но если тебе трудно выполнять нынешнее задание, я позвоню Адаму, и вы можете сменить друг друга. Он с Мередит общается без проблем.

– Он много с кем общается без проблем, – бросил Этан. Теперь его ненависть к Джулиану была очевидна.

– Я звоню Адаму и говорю, что ты едешь к нему. – Джулиан достал из внутреннего кармана пиджака маленький сотовый телефон.

– На этом задании я главный, Джулиан. Ты здесь только на случай нужды в магической поддержке.

Джулиан вздохнул, пристально глядя на мобильник в ладони.

– Если ты главный, Этан, так веди себя как положено начальнику. Потому что ты только что поставил себя в неловкое положение перед этими добрыми людьми.

– Людьми?! – взвился Этан. Наверное, стоя он чувствовал хоть какое-то преимущество. – Это – не люди, это – нелюди!

Мелодичный голос прозвенел за спиной Этана:

– Ну, если таковы ваши чувства, мистер Кейн, я, видимо, напрасно обратилась в ваше агентство.

В коридоре, на краю сливочного моря, стояла Мэви Рид. И вид у нее был весьма недовольный.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:55 | Сообщение # 14

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 9

Мэви Рид использовала магию, чтобы казаться человеком. Высокая и тонкая настолько, что изгиб бедер едва нарушал прямые линии широких бежевых брюк. Бледно-золотистая блуза с длинными рукавами расстегнута чуть не до пупа, дразня видом загорелого тела и краешков тугих маленьких грудей. Если б я попыталась надеть что-то подобное, я бы все вывалила наружу. Мэви была сложена как топ-модель, только ей для поддержания формы не приходилось голодать или мучить себя гимнастикой. Она просто такой была.

Тонкая коричневая лента скрепляла ее длинные светлые волосы. Прямые и гладкие, они спадали до пояса. Кожа сияла великолепным золотистым загаром – бессмертным не приходится опасаться рака кожи. Макияж был таким искусным и легким, что сперва я его даже не заметила. Прелестные скулы были тонко вылеплены, а глаза завораживали синевой.

Она была прекрасна, но прекрасна по-человечески. Она от нас пряталась. Может, просто по привычке, а может, намеренно.

Джулиан вскочил и подбежал к ней, что-то бормоча, – наверное, извинялся за Этана и его неудачную реплику о "нелюдях".

Она качнула головой, сверкнули крохотные золотые сережки.

– Если он действительно так относится к фейри, ему было бы удобнее работать в другом месте.

Этан тоже обежал диван.

– К вам я отношусь совсем иначе, миз Рид! Вы – из Благого Двора, Воплощения Красоты и Мечты. – Тут он указал на нас с несколько излишним, как мне представилось, драматизмом. – Этим же порождениям ночных кошмаров не место в вашем доме. Они опасны для вас и для всех вокруг!

– Какую ж долю бизнеса мы у вас перехватили? – вслух подумала я, и моя реплика пришлась на внезапную паузу.

Этан повернулся в мою сторону, явно с намерением сказать что-то еще более неудачное. Джулиан схватил его за руку, и схватил крепко – мне это было видно. Этан дернулся, как от удара, и пару секунд я ждала, что начнется драка.

– Лучше уйди, Этан, – тихо сказал Джулиан. Этан вырвал руку и сухо поклонился миз Рид.

– Я уйду. Я только хотел, чтобы вы знали: мне понятно отличие между благими и неблагими.

– Я уже столетие не ступала на земли Благого Двора, мистер Кейн. Мне никогда больше не будет там места.

Этан нахмурился: наверное, он ожидал, что миз Рид его поддержит. Он всегда был мрачным и неприятным типом, но не до такой степени. Похоже, мы нанесли их бизнесу очень серьезную рану. Этан пробормотал еще какие-то извинения и протопал на выход.

– Часто с ним такое? – поинтересовалась я, когда дверь за ним закрылась.

Джулиан пожал плечами.

– Этан слишком многих людей слишком сильно не любит.

– Знаете, Джулиан, – заговорила Мэви, – я так несчастна... вот и Этан меня покинул, и вообще...

Я с недоумением посмотрела в ее искусно красивое, беспомощно улыбающееся лицо. Она казалась настолько искренней, что голубые глаза буквально искрились силой чувств. Только она слегка переигрывала в стремлении очаровывать, оставаясь человеком. Ей было бы не в пример легче, сбрось она гламор, который тратила на то, чтобы казаться по-человечески – ни в коем случае никак иначе! – красивой.

Джулиан коротко глянул на меня и тут же обратил к Мэви свою улыбающуюся ипостась. Он, собственно, тоже "включил" обаяние на полную катушку. В некотором шоке я осознала, что он обладает личным гламором. Может, он использовал эту магию сознательно, но мне так не казалось. В большинстве случаев личный гламор, усиливающий харизму, применяется людьми неосознанно. Да, в большинстве случаев.

Глядя во все глаза, как они стараются обаять друг друга, я вдруг поняла, что спектакль был рассчитан не на нас. Я обернулась к Фрэнку. Он таращился на Мэви так, будто впервые в жизни видел женщину, ну или по крайней мере такую женщину. Мэви Рид старалась быть нечеловечески обаятельной, но человечески красивой не для нас, а для собственных телохранителей. Если бы шоу планировалось в нашу честь, она использовала бы спецэффекты покруче.

– Миз Рид, – выпевал Джулиан, беря ее под локоток и потихоньку уводя от нас подальше, – мы никогда, никогда вас не покинем. Вы для нас не просто клиент, вы – одна из величайших драгоценностей, которые нам доводилось охранять. Мы с готовностью пожертвуем за вас жизнью. Разве могут мужчины сделать больше для женщины, которую боготворят?

Я подумала, что с лестью он явно переборщил, но я видела Мэви впервые в жизни. Может, ей нравятся преувеличенные комплименты.

Она сумела мило порозоветь, в чем ей точно помогла магия. Я ощутила чары. Иногда очень простые физические изменения требуют наибольших количеств магии. Она скользнула рукой ему под локоть и понизила голос так, чтобы мы не слышали ее слов. Ох, конечно, мы могли бы подслушать, но это было бы невежливо, а она, наверное, почувствовала бы заклинание. Вызывать гнев богини нам не хотелось. Пока, во всяком случае.

Они снова повернулись к нам, одинаково сияя улыбками, она держала его за руку очень крепко. Джулиан вроде бы пытался что-то просигналить мне глазами, но его желтые очки здорово мешали распознать намек.

– Миз Рид настоятельно просит меня оставаться рядом с ней на протяжении вашего визита. – Говоря это, Джулиан иронически приподнял бровь.

И я наконец поняла, что он пытался мне сказать. Миз Рид наняла Кейна и Харта, чтобы защищаться от нас. Она боялась неблагих настолько, что не хотела оставаться с нами наедине без поддержки – и магической, и физической. Ее магия пронизывала здесь все – дом, землю, стены, а она нас боялась. Редко ожидаешь, что фейри могут быть настолько предубеждены, особенно к другим фейри, но так бывает часто. Мой отец говорил, что корни этого – в невежестве, в том, что никто не знает ничего об обычаях других фейри; все мы знаем только обычаи собственного рода. Невежество порождает страх.

Здесь, в поместье Мэви, магии было столько, что чуть ли не с момента, как мы въехали в ворота, я постаралась ее "не слышать". Такой навык быстро приобретаешь, если слишком много времени проводишь в окружении или по соседству с "большой" магией. Ее восприятие приходится приглушать, или за этим постоянным фоном не сможешь различить новые чары, более непосредственную угрозу. Это все равно что принимать сотню радиостанций разом. Попытаешься слушать их все – и не услышишь ничего.

Я посмотрела в улыбающееся, непроницаемое лицо Мэви Рид и покачала головой. Повернулась к Дойлу. Я попыталась спросить его глазами, насколько невежливой, насколько человеком могу я быть с Мэви. Он понял, похоже, потому что едва заметно кивнул. Я сочла это за позволение быть настолько грубой, насколько мне того захочется. Надеюсь, я поняла его правильно, потому что я собиралась не отходя от кассы нанести золотой богине Голливуда пару-тройку смертельных оскорблений.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:55 | Сообщение # 15

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 10

Я обошла диван, чтобы приветствовать богиню. Китто пошел за мной как привязанный, и мне пришлось велеть ему остаться позади. Предоставленный сам себе, он жался к моему боку, как не в меру преданный щенок.

Я улыбнулась Мэви и Джулиану.

– Такая честь встретиться с вами, миз Рид. – Я протянула ей ладонь, и она отклеилась от руки Джулиана на время, достаточное для рукопожатия.

Она подала мне только самые кончики пальцев, это было не столько рукопожатие, сколько касание. Я встречала многих женщин, которые не умели пожимать руку, но Мэви даже не попыталась это сделать. Может, она ожидала, что я преклоню колени и запечатлею почтительный поцелуй? Ну, в таком случае ей пришлось бы ждать долгонько. У меня была одна, и только одна королева. Пусть Мэви Рид – королева Голливуда, это не одно и то же.

Я знала, что выгляжу озадаченной, но я никак не могла понять, что же таится за прекрасной маской ее лица. Нам нужно было это выяснить.

– Вы на самом деле пригласили Кейна и Харта для защиты от нас?

Мэви обратила ко мне изумительно сделанный взгляд: милый, удивленный, недоверчивый. Глаза широко открыты, превосходно накрашенные губы сложились в кружок. Ее вид был рассчитан на камеру, на экран, который увеличит ее лицо до двадцати футов. Лицо, предназначенное для того, чтобы покорять публику и студийщиков.

Лицо было великолепно, но... недостаточно великолепно.

– Простого "да" или "нет" мне хватит, миз Рид.

– Прошу прощения? – переспросила она: голос извиняющийся, выражение лица мягкое, глаза чуть растерянные. Вот только за руку Джулиана она цеплялась немного слишком сильно, от этого ее растерянность казалась фальшивой.

– Вы пригласили Кейна и Харта, чтобы защититься от нас?

Она рассмеялась смехом, который журнал "Пипл" как-то назвал смехом на пять миллионов долларов: глаза прищурены, лицо сияет, губы чуть приоткрыты.

– Что за странная мысль! Уверяю вас, миз Джентри, я вас не боюсь.

Она уклонилась от точного ответа. Меня она не боялась – эта часть должна быть правдой, поскольку прямая ложь для нас под запретом. Если бы Дойл по дороге не предложил мне временно обнаглеть, я бы так все и оставила, потому что настаивать дальше было не просто невежливо, это можно было счесть оскорблением, а дуэли случались и по меньшему поводу. Но знания правил можно ожидать только от высокородных сидхе. Мы рассчитывали на то, что Мэви сочтет меня воспитанной варварами – неблагими и людьми.

– Так, значит, вы боитесь моих стражей? – спросила я.

Ее лицо все так же светилось от смеха и глаза сияли, когда она смотрела на меня в ответ:

– Кто подсказал вам такую абсурдную идею?

– Вы.

Она покачала головой, разметав вокруг тела длинное золотистое покрывало волос. Отблеск смеха все еще светился в лице, а глаза стали едва заметно синее. И вдруг я поняла, что вовсе не смех освещает ее лицо – смех исчез, – это был слабый гламор. Она намеренно придавала себе сияние, очень нежное. А это значило, что она использовала магию, чтобы заставить меня поверить ей.

Я нахмурилась, потому что я не смогла различить используемую против меня магию. В норме всегда чувствуешь, если другой сидхе пытается колдовать.

Я бросила взгляд за спину, на стражей. Дойл и Холод стояли неподвижно, и лица у обоих были непроницаемые, даже застывшие. Китто так и остался у дивана, где я его поставила. Одна ручка намертво вцепилась в белую спинку, как будто держаться хоть за что-нибудь было лучше, чем стоять без всякой поддержки.

Я подумала, не чувствует ли он то, что мне недоступно. Я лишь частично принадлежала к фейри и всегда держалась мнения, что я что-то потеряла из-за смешанной наследственности. Кое-что я приобрела, конечно – способность творить волшебство в окружении металла, например, – но где находишь, там и теряешь.

– Миз Рид, я спрошу еще раз: вы наняли Кейна и Харта для защиты от моих стражей?

– Я сказала Джулиану и его людям, что у меня есть слишком фанатичные поклонники.

Я даже не взглянула на Джулиана ради подтверждения.

– Полностью верю, что вы сказали это Джулиану, миз Рид. Но по какой же причине вы его наняли в действительности?

Она уставилась на меня с показным ужасом, а может, ужас был неподдельным. Переведя взгляд на Дойла и Холода, она поинтересовалась:

– Разве ее не учили, как следует себя вести?

– Она ведет себя так, как ей следует себя вести, – ответил Дойл.

В глазах Мэви что-то мелькнуло – страх, возможно. Она снова взглянула на меня, и отблеск страха остался, глубоко запрятанный в мягко светящихся синих глазах. Она боялась. Очень сильно боялась. Но чего?

– Вы действительно наняли Джулиана и его людей из-за слишком назойливых поклонников?

– Прекратите, – прошептала она.

– Вы на самом деле думаете, что мы причиним вам вред? – Я была неумолима.

– Нет, – ответила она слишком быстро, будто на радостях, что наконец может дать прямой ответ.

– Тогда почему вы нас боитесь?

– Почему ты так со мной поступаешь? – спросила она, и в ее голосе была вся мука, которую вкладывают в этот вечный вопрос уходящему возлюбленному брошенные девушки.

Слушать ее было мучением. Джулиана это совсем выбило из колеи.

– По-моему, ты задала достаточно вопросов, Мередит.

Я покачала головой:

– Нет еще. – Я посмотрела прямо в наполненные болью синие глаза и сказала: – Миз Рид, вам нет нужды таиться от нас.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Вот это уже слишком близко ко лжи, – тихо проговорила я.

Ее глаза вдруг засияли хрустальным блеском, и я поняла, что смотрю в их синеву через готовые пролиться слезы. Потом капли медленно потекли по золотистой коже щек, и одновременно с этим синева затуманилась, замерцала – и глаза переменились, оставшись синими, но уже трехцветными, как мои собственные.

По внешнему краю радужки шло широкое кольцо насыщенного синего цвета, как яркий сапфир, затем гораздо более тонкое кольцо расплавленной меди и в центре – почти такое же тонкое кольцо жидкого золота, окружавшее темную точку зрачка. Но что выделяло ее глаза даже среди глаз сидхе – это штрихи меди и золота, рассыпанные по всей радужке, будто цветные прожилки в ляпис-лазури, так что даже безупречно синее внешнее кольцо сияло металлическими отблесками.

Ее глаза походили на грозовое синее небо, прошитое цветными молниями.

За сорок лет ее карьеры кинозвезды ни одна камера не запечатлела этих глаз. Ее настоящих глаз. Уверена, что какой-нибудь агент или продюсер много лет назад убедил ее скрыть наименее человеческие черты. Мне пришлось скрывать свою натуру и свою внешность всего три года, и это что-то убило во мне. Мэви Рид делала это десятилетиями.

Она отворачивалась от Джулиана, словно не хотела, чтобы он увидел ее глаза. Я сняла ее руку с локтя Джулиана. Она попыталась воспротивиться, и я не стала упорствовать. Просто удерживала пальцы на ее запястье, пока она не подняла руку по собственной воле. Тогда я обхватила ее ладонь, нежно сжимая. Я опустилась перед ней на колени и поднесла ее руку к губам. Чуть коснувшись губами золотистой кожи, я сказала:

– Я не видела глаз прекраснее твоих, Мэви Рид.

Она отняла у Джулиана вторую руку и застыла, глядя на меня. Слезы хрустальными капельками катились по ее щекам. Очень медленно она убрала еще остававшийся гламор. Загар бледнел, менялся, пока не стал из медово-коричневого мягко-золотистым. Волосы посветлели до почти белых. Понятия не имею, почему ей захотелось изменить цвет волос на более обычный желтоватый: ее природный цвет тоже соответствовал людским нормам.

Я обеими руками держала ее ладони, пока она освобождалась от столетней лжи, и вот она предстала мне во всем своем сияющем великолепии. Комната вдруг наполнилась красками, ароматами благоуханных цветов, растущих за тысячи миль от этих пустынных мест. Она вцепилась в мои руки, словно я была ее единственным якорем, словно отпусти я ее – и она могла бы раствориться в этом свете и благоухании.

Она запрокинула голову, закрыв глаза, и ее золотое сияние залило комнату, будто взошло маленькое солнышко. Она светилась, и плакала, и сжимала мои руки до боли. В какой-то момент я поняла, что тоже плачу, и ее сияние воззвало к моему, так что моя кожа засияла, словно наполненная лунным светом.

Она упала на колени возле меня, ошарашенно глядя на наши ладони: соприкасающееся сияние... И залилась смехом, чуточку истеричным.

В ее смехе я с трудом различила слова:

– А я-то думала, что... опасными... будут мужчины.

Она внезапно наклонилась ко мне, прижавшись губами к моим губам. Я настолько поразилась этому поцелую, что просто застыла на секунду. Не знаю, что бы я сделала, если бы она дала мне время на размышление, но она отпрянула от меня и выбежала в ту же дверь, из которой появилась.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:56 | Сообщение # 16

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 11

Джулиан помчался следом за Мэви. Юный Фрэнк остался стоять у выхода с потрясенным видом, и глаза на побледневшем, растерянном лице казались больше, чем нужно. Вряд ли Фрэнку случалось видеть сидхе в полной силе.

Я все еще стояла на коленях, но сияние моей кожи уже начало слабеть, когда Дойл подошел ко мне.

– Не нужна ли принцессе моя помощь?

Я посмотрела на него и поняла, что у меня тоже, должно быть, потрясенный вид. Губы горели там, где коснулись ее губ, – как будто я глотнула весеннего солнца.

– Принцесса?

– Я в порядке, – кивнула я, но голос вышел сдавленным, и мне пришлось прочистить горло, прежде чем сказать: – Я просто никогда... – Облечь это в слова было сложно. – Она на вкус – как солнце. Солнечный свет. До этой минуты я не представляла себе, что солнечный свет может иметь вкус.

Дойл опустился на колени рядом со мной и проговорил сочувственно:

– Всегда нелегко, когда к тебе прикасается тот, кто наделен подобной силой, силой стихий.

Я нахмурилась.

– Она сказала, что считала, будто ей следует опасаться не меня, а мужчин. Что она имела в виду?

– Припомни, как ты себя чувствовала всего после нескольких лет, проведенных здесь в одиночестве... и умножь это на сто человеческих лет.

У меня помимо воли широко раскрылись глаза.

– Ты хочешь сказать, что ее потянуло ко мне... – Я качнула головой и сама возразила прежде, чем он успел ответить: – Нет, ее просто потянуло к первому же сидхе, которого она коснулась за сотню лет.

– Тебе не стоит себя недооценивать, Мередит. Впрочем, я никогда не слышал, чтобы Конхенн считали любительницей женщин, так что – да, она жаждала прикосновения плоти сидхе.

– Я ее понимаю, – вздохнула я. И тут мне в голову пришла другая мысль. – Ты не думаешь, что она позвала нас сюда спросить, не поделюсь ли я с ней одним из вас?

Темные брови Дойла взметнулись выше края его солнечных очков.

– И предположить не мог ничего подобного... – Он за думался, потом ответил: – Наверное, это возможно. – Между темными бровями появилась складка. – Но просить о таком – верх неприличия. Мы не просто твои любовники, любой из нас – потенциальный муж. Это не обычная краткая связь.

– Ты сам сказал, Дойл, она была одна целый век. Сотня лет может истощить чью угодно приверженность приличиям.

За нашими спинами послышался звук шагов; мы повернулись и увидели, что Холод уже стоит лицом ко входу. К нам шел Рис.

– Чем это вы здесь заняты, ребята?

– О чем ты? – спросила я.

Он обвел рукой меня и Дойла, коленопреклоненных на полу. Моя кожа еще сохраняла слабое свечение, как воспоминание о лунном свете.

Я позволила Дойлу помочь мне подняться: почему-то ноги не очень меня держали. Мэви застала меня врасплох, это верно, но я ведь касалась других сидхе далеко не однажды и никогда не испытывала такого потрясения.

– Мэви Рид сбросила гламор, – сообщила я.

Глаза Риса расширились.

– Я почувствовал это на крыльце. И ты говоришь, что она всего лишь сбросила гламор?

Я кивнула.

Он присвистнул:

– Светлая Богиня...

– Вот-вот, – заметил Дойл.

Рис перевел взгляд на него:

– О чем ты?

– Нам всем поклонялись в прошлом, но большинству из нас – в далеком прошлом. А вот для Конхенн промежуток был не так велик, лет триста. Ее еще почитали в Европе, когда нам предложили... переселиться.

– Так ты говоришь, что из-за почитания у нее прибавилось силы? – уточнил Рис.

– Не силы, – задумчиво проговорил Дойл, – но...

– Драйва, – предложила я.

– Мне не знакомо это слово, – сказал он.

– Завода, напора, натиска. – Я развела руками. – Не знаю, как объяснить. Рис поймет, что я имею в виду.

Он сделал пару шагов к гостиной.

– Да, я понимаю. Ее магия получила дополнительный заряд.

Дойл наконец кивнул.

– Соглашусь.

Холод подошел к нам. Дойл посмотрел на него из-под своих черных очков, и Холод замялся, нахмурившись.

– У меня есть небольшое дополнение к сказанному, мой капитан.

Они посмотрели друг на друга оценивающими взглядами, и эти гляделки затянулись. Я вмешалась:

– Что с вами двумя стряслось? Если Холоду есть что добавить, так пусть говорит.

Холод по-прежнему смотрел на Дойла, будто ожидая его реакции. Наконец Дойл коротко кивнул. Холод слегка поклонился.

– Я смотрел у Мередит фильмы по телевизору. И видел, как люди реагируют на кинозвезд. Это обожание актеров – разновидность поклонения.

Мы все уставились на него. Первым прозвучал шепот Риса:

– Богиня и Консорт! Если кто-то докажет, что ей до сих пор поклоняются... – Его голос замер.

Дойл закончил мысль за него:

– То появится предлог изгнать нас всех из этой страны. Единственное, что нам запрещено, – это основывать культы поклонения нам как богам.

Я покачала головой.

– Она не основывала своего культа как божества. Она просто пыталась заработать на жизнь.

Мужчины задумались на пару секунд, затем Дойл кивнул:

– Принцесса права с точки зрения закона.

– Не думаю, что Мэви Рид намеренно пыталась обойти закон, – заметила я.

Дойл качнул головой.

– Я и не утверждал обратного, но какими бы ни были ее намерения, она явно получала дополнительные выгоды от людского обожания в течение последних сорока лет. Звезда-человек не может воспользоваться преимуществами от такого рода обмена энергией, но Мэви – сидхе, и она точно знает, как эту силу использовать.

– А как насчет моделей и актеров, у которых в жилах есть примесь крови сидхе? – спросила я. – Или даже европейских монархических семейств? Сидхе пришлось заключить браки чуть ли не со всеми королевскими домами Европы, чтобы скрепить последний крупный договор. Они что, все получают такую исключительную пользу от своих обожателей?

– Это не та тема, на которую я могу говорить, – сказал Дойл.

– А я позволю себе догадку, – заявил Рис.

Дойл взглянул на него угрюмо, что было заметно даже сквозь темные очки.

– Нам платят не за догадки.

Рис ухмыльнулся под своей фальшивой бородой.

– Считай, что мой наниматель получает это как бонус.

Дойл сдвинул очки достаточно, чтобы Рис увидел его глаза.

– О-о, – оценил Рис. Потом рассмеялся и сказал: – Могу поспорить, что любой, в чьих жилах достаточно крови сидхе, набирает силу от людского поклонения. Носитель крови сидхе может сам об этом не знать, но как еще объяснить, например, успешное царствование королевских семей с наиболее высокой примесью крови сидхе? Все они еще существуют и правят, тогда как дома, которые приняли нас лишь однажды, сочли чем-то вроде болезни и бросили это дело, – выродились и исчезли.

В комнату вернулся Джулиан.

– Миз Рид предлагает продолжить беседу у бассейна, если у вас не возникнет возражений.

– Почему бы и нет – в такой чудесный день, – ответила я.

– Согласен, – поддержал Дойл.

Остальные тоже согласились, все – кроме Китто. Он остался сидеть, скорчившись у дивана. Мне пришлось в конце концов подойти к нему и взять за руку.

– Там слишком открытое место и слишком светло, – прошептал он.

Китто провел века в темных узких туннелях в холмах гоблинов. Меня всегда занимало, почему в старых сказках гоблины непременно дерутся под темным небом, будто они выносят тьму с собой из-под земли. Если они все плохо переносили открытое пространство и свет, как Китто, может, они просто не могли сражаться без любимой ими темноты. А может, это было индивидуальной особенностью Китто. Нельзя делать такие широкие обобщения, основываясь всего на одном примере.

Я потянула его за собой за руку, как ребенка.

– Ты будешь рядом со мной. А если станет невмоготу, Холод отведет тебя обратно в фургончик.

– Какие-то проблемы? – спросил Джулиан.

– У него агорафобия.

– Ох, бедняга!

– Если он хочет остаться в Лос-Анджелесе, ему придется с этим справиться, – сказала я.

Джулиан кивнул головой, почти поклонился.

– Как скажешь. Он твой... сотрудник.

Китто был одним из немногих моих спутников, не работавших на агентство. Он просто не подходил для такой работы. Я не слишком представляла себе, для какой работы он подходил, но точно не для работы телохранителя и не для работы детектива. Но я не стала просвещать Джулиана насчет статуса Китто.

– Так вы уверены? – уточнил Джулиан.

Я сжала руку Китто потверже.

– Уверена.

– Тогда прошу за мной, принцесса, и вы, джентльмены. – Он направился к коридору, по которому убежала Мэви, и мы последовали за ним. Дойл настоял на том, чтобы идти первым, а Холода поставил замыкающим. Я оказалась в середине с Рисом по одну сторону и Китто по другую. Рис взял меня за свободную руку и попытался заставить идти вприпрыжку, пока он мурлыкал себе под нос: "Мы к Волшебнику идем..."[8 - Песенка из к/ф "Волшебник из страны Оз". Российский вариант: "Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной..."]

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:56 | Сообщение # 17

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 12

Джулиан провел нас чередой шикарно обставленных комнат и вывел к бассейну. Голубая вода мерцала бликами света, как разбитое зеркало. Мэви сидела в тени большого зонтика, плотно завернувшись в белый шелковый халат. Бело-золотой купальный костюм мелькнул под халатом, когда она укуталась в него еще тщательнее, оставив на виду только ступни с идеальным педикюром. Она курила, яростно затягиваясь и бросая сигарету, едва докурив до половины. Джулиану досталась малоприятная задача зажигать для нее сигареты золотой зажигалкой с маленького подноса, на котором помимо зажигалки лежала еще пачка сигарет. Собственно, подносить зажигалку не было неприятной частью работы – сложным было пытаться успокоить Мэви.

Она вновь надела гламор, как хорошо сидящее платье. Она была почти так же красива, но выглядела уже как Мэви Рид – кинозвезда, хотя и очень взвинченная ее версия. Тревога расходилась от нее волнами.

Прочие телохранители, включая юного Фрэнка и Макса, заняли позиции вокруг бассейна и выглядели свирепо. Часть этой свирепости явно была направлена на нас, но мы не приняли это близко к сердцу, по крайней мере я не приняла. Я не была на сто процентов уверена насчет своих парней. Ну, что бы они ни чувствовали, они держали это при себе.

Мэви настояла, чтобы мы все уселись на самых освещенных местах. В общем, я догадывалась почему, хотя ручаться не стала бы. Старый предрассудок гласит, что неблагие не могут противостоять солнечному свету. На самом деле некоторые действительно его не выносят, но ни один из моих спутников таких проблем не имел. Разве что у Китто была некоторая светобоязнь, но черные очки вполне устраняли это неудобство.

Я решила не действовать Мэви на нервы.

Она еще не отошла от потрясения, то и дело проверяла, все ли ее чудесное тело надежно укрыто шелковым халатом, и перешла от курения к алкоголю, пока мы рассаживались по стульям. Ну и ладно. Алкоголь хотя бы не попадает мне в желудок без моего согласия. Так что лично я сочла это удачной переменой. Может, я изменю свое мнение, если Мэви напьется.

Джулиан сидел на низеньком стуле рядом с ее шезлонгом. Она велела ему расположиться так близко, что плечом он касался спинки шезлонга. Остальные телохранители стояли за ее спиной, словно три этакие мускулистые, вооруженные до зубов фрейлины.

Мэви настояла на том, чтобы я заняла второй шезлонг. Для шезлонга я была коротковата, как и моя юбка, но я согласилась без возражений. Мне просто пришлось проследить за тем, чтобы не слишком открывать ноги и не сверкать трусиками. Если бы вокруг были только фейри, я бы вообще не беспокоилась, но среди людей мы старались вести себя как у них принято. Кроме того, я уже давно обнаружила, что, если я позволяю незнакомым мужчинам-людям увидеть мое белье, у них появляются неверные представления... Мужчины-фейри в таких случаях попросту наслаждаются зрелищем и ничего больше.

Дойл и Холод стояли за моей спиной, как и положено хорошим телохранителям. Рис ушел с секретарем, Мари, снимать свою маскировку. Мэви была очарована тем, что он воспользовался для защиты от внимания прессы людской маскировкой вместо гламора.

Либо она владела гламором лучше, чем мы, либо репортеры просто не представляли себе ее иначе, чем Мэви Рид, кинозвезду. Слово "гламурный" пришло именно из представлений о нашем гламоре – так, может, журналисты и не стремились разглядеть правду за глянцевым обликом киноактрисы.

Китто сидел рядом со мной на специально для него поставленном стульчике, но изо всех сил старался хоть одной рукой дотягиваться до моего шезлонга. Джулиан тщательно сохранял дистанцию между собой и Мэви, Китто же приложил все усилия, чтобы постоянно касаться какой-нибудь части моего тела.

Женщина-человек, лет шестидесяти, вышла из домика по соседству с бассейном. На ней была форма горничной, с кокетливым передничком, хотя юбка была длинной, в соответствии ее возрасту, и туфли разумного фасона. Она предложила нам напитки, мы отказались. Только Мэви продолжала пить неразбавленный скотч. Начинала она с виски со льдом, но когда лед растаял, она не попросила его заменить. На наших глазах она расправилась уже с пятой порцией скотча, но на ней это никак не отразилось. Ну, она – фейри, а мы можем выпить довольно много и оставаться трезвыми как стеклышко, но пятый скотч – это пятый скотч... Я понадеялась, что она выпила уже достаточно, чтобы успокоить свои нервы, и на этом остановится. Она не остановилась.

– Я хочу рома с колой. Кто-нибудь присоединится?

– Нет, спасибо, – отказалась я.

– Я понимаю, что мужчины на работе, и твои, и мои, так что пить они не могут. Замедляет реакцию. – В ее голосе появился намек на прежние мурлыкающие интонации Мэви Рид – бледное подобие присущей ее речи двусмысленности. Похоже, я не совсем ее убила. – Но мы с тобой можем это себе позволить.

– Я не хочу, но спасибо за предложение.

Маленькая складочка появилась между ее совершенных бровей.

– Терпеть не могу пить одна.

– Я не особенно люблю ни скотч, ни ром.

– У нас огромный винный погреб. Уверена, там найдется что-нибудь на твой вкус. – Она улыбнулась, не той ослепительной улыбкой, как в начале нашего визита, но все же улыбнулась. Это был обнадеживающий признак, но я отрицательно качнула головой.

– Прости, Мэви, но я действительно не пью так рано.

– Рано... – повторила она, подняв изумительно выщипанные брови. – Лапушка, сейчас вовсе не рано по стандартам Лос-Анджелеса. Если время ленча миновало, для выпивки рано быть не может.

Я улыбнулась, слегка пожав плечами.

– Еще раз спасибо, но мне на самом деле не хочется.

Она нахмурилась, но кивнула горничной – и та направилась в дом. За выпивкой для Мэви, наверное.

– Терпеть не могу пить одна, – снова сказала Мэви.

– Но ведь твой муж должен быть где-то поблизости?

– С Гордоном вы потом познакомитесь, когда закончим с делом. – Теперь она была серьезна, никакого поддразнивания.

– Так что за дело? – спросила я.

– Дело конфиденциальное.

Я покачала головой:

– Мы это уже проходили с твоим гонцом у меня в офисе. Где я, там и мои стражи. – Я взглянула на ее собственную живую стенку. – Уверена, что ты меня в этом понимаешь.

Она нетерпеливо кивнула.

– Да-да, понимаю, но не могут ли они отсесть слегка подальше, чтобы мы могли немножко поболтать... о своем, о девичьем?

Я подняла брови при этих словах, но воздержалась от комментариев. Посмотрела на Дойла и Холода.

– Как полагаете, мальчики?

– Думаю, мы можем посидеть у столика в тени, пока вы с миз Рид будете беседовать... о своем, о девичьем. – Дойлу удалось вложить бездну недоверия в последнее словосочетание.

Я спрятала улыбку, отвернувшись к Китто. Гоблин не собирался покидать меня даже ради тени от зонтика, я и спрашивать не потрудилась.

– Дойл и Холод уйдут к столику, но Китто останется со мной.

– Это неприемлемо, – покачала головой Мэви. Я пожала плечами.

– Это максимум, на что ты можешь рассчитывать, если настаиваешь на пребывании на открытом пространстве.

Она склонила голову набок.

– Это ужасно невежливо для принцессы сидхе. Ты вообще невероятно невежлива, если не сказать груба, для принцессы крови.

Я поборола желание оглянуться на Дойла.

– Я могла бы напомнить, что меня воспитывали люди.

– Могла бы, но я не поверю, будто причина в этом. – Ее голос был очень тихим и почти злым. – Будь ты настолько человеком, Богиня и Консорт не одарили бы тебя своей милостью так сильно, как я почувствовала всего несколько минут назад. – Она вздрогнула и плотнее натянула халат на плечи. Было около 80 градусов[9 - По Фаренгейту; примерно 27 градусов Цельсия.] – мягкая теплая погода. Если она и мерзла, то не от того холода, с которым мог справиться халат.

Мой поклон был лучшим из тех, что можно отвесить, сидя в шезлонге.

– Благодарю.

Она тряхнула головой, так что волна длинных золотистых волос скользнула по ее телу.

– Не благодари. Я вовсе не испытываю благодарности за то, что ты сотворила со мной.

Я хотела уже сказать, что это все было неожиданным для меня, но вовремя остановилась. До меня дошло. Мэви использовала магию намеренно – чтобы склонить меня на свою сторону. Это было смертельным оскорблением между благородными сидхе. Мы никогда не пользовались подобными трюками по отношению друг к другу. Ее поведение ясно доказывало, что она считала меня низшей и полагала, будто правила знати сидхе ко мне не относятся.

Она смотрела на меня выжидательно, и я поняла, что молчу слишком долго. Я сумела выдавить улыбку.

– Сидхе столетиями пытались отгадать, почему ты нас покинула.

– Я не покинула двор, Мередит. Меня изгнали.

О, наконец что-то интересное для меня.

– Твое изгнание было страшилкой для всей молодежи Благого Двора. "Не угодишь королю – кончишь, как Конхенн".

– Значит, так они думают? Что меня изгнали за то, что я не угодила королю?

– Если на то пошло, именно так сказал король. Что ты ему не угодила.

Она рассмеялась, и в ее смехе было столько издевки, что он причинял почти физическую боль.

– О, это можно и так описать, но неужели никто не задумался, что ссылка настолько строгая была несколько чрезмерным наказанием за такой проступок?

Я кивнула.

– Мне говорили, что кое-кто задавал такой вопрос. У тебя было немало друзей при дворе.

– Союзников. Настоящими друзьями придворные не бывают.

Я ей поверила на слово.

– Как скажешь. У тебя хватало союзников, и мне говорили, что они спрашивали о твоей судьбе.

– И?.. – В этом коротком слове было чуть многовато нетерпения.

Кажется, ей действительно хотелось это знать. Я подумала, не сказать ли: "Ответь на мой вопрос, и я отвечу на твой", но это было бы грубовато. Нет, здесь стоило действовать потоньше. Тонкость никогда не была присуща моей природе, но я научилась. В конце концов.

– Меня избили за то, что я о тебе спросила, – сообщила я.

Она удивленно моргнула.

– Что?

– Еще ребенком я поинтересовалась, почему тебя изгнали, и король собственноручно избил меня всего лишь за один вопрос.

Она выглядела озадаченной.

– И никто не задавал этот вопрос раньше?

– Задавали, – ответила я.

Выражения ее лица было достаточно, чтобы побудить меня продолжить, но я удержалась – и не закончила мысль. Я боялась дать ей увести разговор в сторону, я хотела знать причину ее изгнания. Она хранила молчание сотню лет, и я не ожидала, что она с легкостью нарушит его теперь.

– Ко времени моего появления при дворе спрашивать уже перестали.

– Что случилось с моими союзниками?

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 18:56 | Сообщение # 18

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:

Это был прямой вопрос. Я больше не могла притворяться, что не понимаю.

– Король убил Эмриса. После этого спрашивать о тебе боялись.

Не могла бы сказать наверняка, но кажется, она побледнела под своим золотистым загаром. Мэви быстро отвела взгляд, но я успела заметить, как широко раскрылись у нее глаза. Она поднесла ко рту стакан, но он оказался пуст.

– Нэнси! – крикнула она.

Горничная появилась почти как по волшебству. В руках у нее был поднос с парой солнечных очков в белой оправе и ромом в высоком стакане темного стекла. Через руку были перекинуты три купальных костюма. Очень дорогих, красивых и... крошечных. Едва ли не любой комплект моего белья прикрывал больше, чем эти купальники, а белья у меня было много и разного. Выглядели они вполне обычно, хотя и элегантно, но внешнему виду в таких случаях доверять нельзя. На одежду можно наложить чары, которые подействуют, только когда ее наденут. Среди таких заклинаний есть и весьма неприятные. Я впервые задумалась не о том, хочет ли Мэви быть принятой к нашему двору, а о том, нет ли среди благих таких, кто хочет моей смерти? Может ли моя смерть заслужить ей прошение? Только если моей смерти хочет сам король. Но, насколько я знаю, Таранис меня не любит, но и не боится – так что моя смерть ему безразлична.

Мэви молчала. Ее взгляд был устремлен на бассейн, но не думаю, что она видела хоть что-нибудь. Она молчала так долго, что мне пришлось разбить паузу.

– К чему эти купальники, миз Рид?

– Я просила называть меня Мэви. – Но она так и не повернулась ко мне, и фраза прозвучала механически, будто она говорила не думая. Я улыбнулась.

– Прекрасно. Так зачем нужны купальники, Мэви?

– Это на случай, если тебе захотелось бы устроиться с большим комфортом, только и всего. – Ее голос все еще звучал совершенно невыразительно, как в заранее выученном диалоге, смысл которого уже забылся.

– Спасибо, но мне и так хорошо.

– Думаю, для джентльменов костюмы тоже найдутся. – Она наконец взглянула на меня, но голос был по-прежнему лишен интонаций.

– Спасибо, не нужно. – Я сделала достаточно выразительное ударение на слове "спасибо", так что она должна была уловить намек.

Мэви поставила пустой стакан на поднос, надела очки и только потом взяла принесенный напиток. Она выпила чуть не четверть стакана одним длинным глотком и посмотрела на меня. Большие очки в круглой широкой оправе были ко всему прочему еще и зеркальными, так что я видела лишь собственное искаженное отражение. Ее глаза и немалая часть лица были теперь полностью скрыты. В гламоре она уже не нуждалась, у нее было новое средство защиты.

Она стянула ворот халата поплотнее и отхлебнула рома.

– Даже Таранис не решился бы казнить Эмриса. – Ее голос был тихим, но ясным. Видимо, она старалась не поверить мне. Своей заготовкой с купальниками она выгадала достаточно времени, чтобы подумать над моими словами. Они ей не понравились, так что она пыталась их опровергнуть.

– Он не был казнен, – подтвердила я и снова не стала продолжать, ожидая ее следующего вопроса. Часто чем меньше говоришь, тем больше узнаешь.

Она посмотрела на меня, оторвавшись от своего стакана, стекла очков блеснули на солнце.

– Но ты сказала, что Таранис велел его убить.

– Нет. Я сказала, что он убил Эмриса.

За очками было не понять, но мне показалось, она нахмурилась.

– Ты играешь словами, Мередит. Эмрис был одним из тех немногих при дворе, которых я действительно могла бы назвать друзьями. Если его не казнили, что тогда? Ты намекаешь на преднамеренное убийство?

Я покачала головой.

– Не совсем. Король вызвал его на личный поединок.

Она дернулась, словно я ее ударила, ром выплеснулся на белоснежный халат. Горничная протянула ей льняную салфетку. Мэви отдала ей стакан и принялась вытирать руки, но мысли ее явно были далеко от этого занятия.

– Король никогда не принимает личных вызовов. Он представляет слишком большую ценность для двора, чтобы подвергать его жизнь риску на дуэли.

Я пожала плечами, наблюдая, как мое отражение в ее очках делает то же самое.

– Я только сообщаю факты, а не объясняю их.

Она бросила салфетку на поднос, но не попросила стакан обратно. Потом она наклонилась вперед, все так же комкая халат у горла и на бедрах.

– Поклянись мне, торжественно поклянись, что король сразил Эмриса на дуэли.

– Я клянусь тебе, что это правда.

Она вдруг откинулась назад, будто вся энергия вытекла из нее. Руки еще слабо цеплялись за халат, но казалось, что она на грани обморока.

Горничная спросила:

– Вам нехорошо, миз Рид? Принести вам что-нибудь?

Мэви слабо махнула рукой.

– Нет, ничего. Все нормально.

Она ответила на вопросы в обратном порядке: небольшая увертка, потому как с ней, очевидно, не все было нормально.

– Значит, я была права, – проговорила она очень тихо.

– Права в чем? – спросила я так же тихо, подвинувшись поближе – чтобы она точно меня услышала. Она улыбнулась, но слабо и совсем нерадостно.

– Нет, мой секрет так легко тебе не достанется.

Я нахмурилась, и вполне искренне:

– Не понимаю, о чем ты.

Она заговорила более уверенно и твердо:

– Почему ты приехала сюда, Мередит?

Я слегка подвинулась назад.

– Потому что ты просила об этом.

Она испустила громкий и долгий вздох, на этот раз не для показухи, но думаю, просто потому, что ей это было нужно.

– Ты рискнула вызвать гнев Тараниса только ради визита к другой сидхе? Вряд ли.

– Я наследница Неблагого трона. Ты действительно думаешь, что Таранис осмелится поднять на меня руку?

– Он вызвал Эмриса на дуэль всего лишь за вопрос о причине моего изгнания. Тебя саму в детстве избили за интерес к моей судьбе. И все же ты сидишь здесь и разговариваешь со мной. Он никогда не поверит, что я не сказала тебе, почему он меня изгнал.

– Но ты не сказала, – ответила я, пытаясь не выдать своего нетерпения в языке тела, но безуспешно, по-видимому.

Она еще раз чуть улыбнулась.

– Он никогда не поверит, что я не поделилась с тобой своим секретом.

– Пусть думает, что ему угодно. Поднять на меня руку – означает войну между дворами. Не думаю, что твой секрет, каким бы он ни был, того стоит.

Она снова издевательски расхохоталась.

– О, полагаю, король за него рискнет войной между дворами.

– Ну, возможно, и рискнет – если сам сможет спокойно сидеть далеко от линии фронта, – но королева Андаис имеет право вызвать его на единоборство. Я не поверю, что Таранис отважится на такое.

– Ты – наследница темного трона, Мередит. Ты не представляешь, какая сила заключена в свете.

– Я бывала при Благом Дворе, Мэви, и понимаю, что если однажды свет поверг тебя наземь, ты станешь его бояться, но все боятся тьмы, Мэви, все абсолютно.

– Не хочешь ли ты сказать, что верховный король Благого Двора боится неблагих? – В ее голосе звучало гневное недоверие.

– Я знаю, что все благие боятся Воинства.

Мэви откинулась на спинку шезлонга.

– Их боятся все, Мередит, при обоих дворах.

Она была права. Если Неблагой Двор сам по себе был тьмой и страхом, то слуа были еще хуже. Им привычно было такое, чего даже неблагие страшились. Слуа были воплощением таких кошмаров, что даже вообразить невозможно.

– А кто управляет Воинством? – спросила я.

Она смешалась, но сказала все же:

– Королева.

– Она может послать Воинство для наказания преступника без суда или предупреждения – за определенные преступления. Одним из таких преступлений является убийство ее кровного родственника.

– Такое делают не часто.

– Но разве она не припомнит этот маленький параграф закона, если Таранис убьет ее наследницу?

– Даже Андаис не осмелится наслать слуа на короля.

– Повторюсь – даже король не осмелится убить наследницу Андаис.

– Думаю, ты ошибаешься, Мередит. За эту тайну он может решиться.

– Как и Андаис решится натравить на него слуа за это преступление. Даже Король Света и Иллюзий не найдет иного выхода, как бежать от них.

Она взяла стакан с подноса, который горничная все еще держала наготове, и сделала большой глоток, прежде чем сказать:

– Боюсь, что король не осознает этого так ясно. Я... Я не хотела бы стать причиной войны между дворами. – Она еще раз отпила из бокала. – Я всей душой желаю, чтобы Таранис годами терпел наказание за свое высокомерие, но не от Воинства. Такого я не пожелаю никому, даже Таранису.

Меня однажды преследовали слуа, так что я могла согласиться, что они ужасны. Но не настолько все же. По крайней мере они убивают быстро – ну, могут, конечно, съесть заживо, но это все равно не так уж долго. Они не пытают. Не растягивают смерть. Бывает смерть и похуже, чем попасться Воинству.

И еще я знала то, чего Мэви знать не могла. Царь слуа Шолто, Властелин Всего, Что Проходит Между, которого именовали Отродьем Тени, но никогда – в лицо, не был слишком предан Андаис – да и вообще никому другому, кстати. Он выполнял свои обязательства, но политика Андаис скатывалась в последние годы все ниже и ниже, и сейчас королева зависела, слишком сильно зависела от слуа в качестве средства устрашения. А они должны были быть действительно последней угрозой. В беседах с Дойлом и Холодом я выяснила, что Воинство стали использовать слишком часто. Они для этого не предназначались, и такое частое обращение к их помощи демонстрировало слабость позиции Андаис.

Но Мэви этого не знала. Никто при Благом Дворе этого не знал, разве что у них были хорошие шпионы... а шпионы должны были быть, если подумать. Но Мэви не знала точно.

– Ты считаешь, что королю станет известно о нашем разговоре? – спросила я.

– Не уверена, но он – бог или был им раньше. Я боюсь, что он нас обнаружит.

– Что ж, я хочу знать причину твоего изгнания – но и ты хочешь чего-то от меня. Хочешь так сильно, что рискнула ради этого своей жизнью. Так что это, Мэви? Что может быть настолько важным для тебя?

Она наклонилась вперед, все так же запахивая халат. Наклонилась так, что меня обдало ароматом масла какао от ее кожи и резким запахом рома изо рта. И она прошептала прямо мне в ухо:

– Я хочу ребенка.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 20:40 | Сообщение # 19

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 13

Я так и застыла в наклоне, почти касаясь плечами Мэви, – не хотела, чтобы она видела выражение моего лица. Ребенка? Она хочет ребенка? А с какой стати говорить об этом мне? Мэви могла хотеть от меня чего угодно, я перебрала кучу возможностей, но ребенок в этот список не попал.

Наконец я взглянула ей в глаза:

– А что тебе нужно от меня, Мэви?

Она откинулась назад на спинку кресла, слегка повертелась в нем, устраиваясь поудобней, – мне это напомнило ее прежнее заигрывание.

– Я уже сказала, Мередит.

Я наморщила лоб:

– Я слышала, что ты сказала, Мэви, но я не понимаю... – Я осеклась и начала сначала: – Я не знаю, чем я могу тебе помочь.

Я сделала небольшое ударение на слове "я", потому что кое-что из нужного ей у меня было. У меня были мужчины.

Она оглянулась на мужчин, на всех мужчин, включая ее собственных телохранителей.

– Теперь ты понимаешь, почему я хотела поговорить об этом наедине? – В голосе слышались просительные нотки.

Я вздохнула. Я так хотела быть политикански-расчетливой. Хотела быть осторожной и недоверчивой. Но я и правда понимала, почему она не могла говорить при всех. Есть то, что выше политики, выше деления на наших и чужих, и одна из таких вещей – это просьба женщины к женщине. Мэви умоляла меня, пусть не словами. Да поможет мне Мать, я не могла разыгрывать непонимание.

– Ладно, – сказала я.

Мэви склонила голову набок:

– Что – ладно?

– Поговорим наедине.

Я почувствовала, как Дойл и Холод дернулись за моей спиной. Они не сдвинулись с места, не сделали ни шага, но напряглись так ощутимо, что едва не подпрыгнули.

– Принцесса... – начал Дойл.

– Все в порядке, Дойл. Ты, Холод и Рис посидите под зонтиком, пока мы будем вести наши дамские разговорчики.

Мэви нахмурилась, мило надув накрашенные бледно-розовой помадой губки. Она точно пришла в себя. А может, просто столько лет чувствовала себя Мэви Рид, секс-идолом, что забыла, как вести себя иначе.

– Я думала, что "наедине" – это чуть больше, чем в нескольких ярдах[10 - Ярд – 91,44 см.] от публики.

Я улыбнулась ей, без обиды и без намека.

– Ты продемонстрировала, что готова воздействовать на меня магией. С моей стороны было бы глупо доверять тебе безоговорочно.

Надутые губки превратились в тонкие, почти злые.

– А ты доказала, что можешь превзойти меня в магии, Мередит. Я не настолько глупа, чтобы испытывать судьбу вторично.

Повторюсь: я была вполне уверена, что не превосхожу Мэви в магии. Скорее всего меня выручили природные свойства, пробудившиеся, когда она швырнула свое волшебство в мое метафизическое "лицо". У меня это вышло невольно, и я не была уверена на сто процентов, что мне удастся повторить это, если придется. Но Мэви думала, что я могу это сделать по желанию, и я не собиралась ее разубеждать. Пусть думает, что я изумительно сильна и при этом параноик. Потому что я не намеревалась уходить из поля зрения моих людей. Быть сильными и подозревать всех – вот правило для королей.

– Мои стражи посидят в тени, пока мы будем разговаривать здесь. Это максимум уединения, на которое ты можешь рассчитывать, даже для "дамской" беседы.

– Ты мне не доверяешь, – вздохнула она.

– А с какой стати?

Она улыбнулась.

– Ни с какой. Ты права, ты вовсе не обязана мне доверять. – Она тряхнула головой и отпила рома, а потом взглянула на меня поверх бокала. – Ты отказалась от всех напитков. Ты боишься яда или магии.

Я кивнула.

Она рассмеялась: взрыв радостных звуков. Мне не раз доводилось слышать этот смех с экрана.

– Я даю тебе самую торжественную клятву, что здесь ничто не причинит тебе вреда по моему умыслу.

Последние слова были довольно двусмысленны. Подразумевалось, что если мне что-то и причинит вред, то не по ее вине, – и все же что-то могло мне повредить. Я невольно улыбнулась. Такие двусмысленные обещания – вполне в духе двора, где ты должен защищать свое слово чести даже ценою собственной жизни.

– Я хочу, чтобы ты дала мне слово, что ни предмет, ни человек, ни животное, ни любое другое существо не причинит мне вреда, пока я здесь.

Она снова надула губы:

– Ну, Мередит... Такая клятва?.. Я дам тебе слово защищать твою безопасность всеми способами, какие только есть в моей власти.

Я покачала головой.

– Слово, что ни предмет, ни человек, ни животное, ни любое другое существо не причинит мне вреда.

– Пока ты здесь, – добавила она.

– Пока я здесь, – утвердительно кивнула я.

– Если бы ты опустила это добавление, я несла бы за тебя ответственность всегда и везде, где бы ты ни была. – Она вздрогнула, и не думаю, что притворно. – Ты уедешь к Неблагому Двору, а это не то место, где я хотела бы отвечать за твою сохранность.

– И никто бы не захотел, Мэви, так что не переживай.

Она нахмурилась, и я снова решила, что она не играет.

– Я не переживаю, Мередит. Не в моих силах охранять твою безопасность в этих темных мрачных коридорах.

Я пожала плечами.

– При темном дворе есть свет и смех, как есть тьма и горе при дворе сияющем.

– Не думаю, что в Неблагом Дворе можно найти чудеса радости и веселья, которые ждут каждого при Благом Дворе.

Я оглянулась через плечо на Дойла и Холода, обведя их нарочито долгим взглядом. Потом медленно повернулась обратно к Мэви, позволив их красоте отразиться в моих глазах.

– Не знаю, не знаю, Мэви... И при темном дворе есть свои радости.

– Мне доводилось слышать о разврате, царящем при дворе королевы Андаис.

Это заставило меня расхохотаться.

– Ты слишком долго прожила среди людей. Такое отвращение в голосе! Радости плоти – это благословение, которое следует разделять, а не проклятие, от которого нужно защищаться.

– Ну, твой блудный страж и моя милая Мари в этом уверены, должно быть. – Она с улыбкой смотрела мне за спину. К нам направлялись Рис и Мари. Белые локоны Риса снова спадали до талии, мальчишески-привлекательное лицо лишилось фальшивой растительности. Расшитая жемчугом повязка опять закрыла поврежденный глаз. Он улыбался, чуть ли не хихикал, словно узнал какую-то новую шутку.

Мари тащилась за ним следом. Ее прическа была чуть менее безупречной, чем прежде, и белая рубашка выбилась из пояса юбки. Но она веселой не казалась.

Если намек Мэви был правдив, Мари должна была улыбаться. У Риса хватает недостатков, но неумение вызвать улыбку на девичьем личике к ним не относится. Может, его и не стоит воспринимать так серьезно, как кое-кого из других стражей – в постели или вне нее, – но в постели с ним всегда бывало очень весело. Я заметила, что снова хмурюсь. Если он проделал что-то сексуальное с Мари, как мне следует к этому отнестись? В конце концов, он был моим. И только моим, по воле королевы.

Я попыталась почувствовать боль, ревность или хоть обиду из-за того, что он обжимался с Мари, – и не смогла. Может, потому, что я сама спала не только с ним. Может, чтобы ревновать по-настоящему, нужно соблюдать что-то вроде моногамии? Не знаю, если честно, но почему-то меня это просто не взволновало. Вот если бы он переспал с ней, меня бы это задело, потому что забеременеть должна была я, а не какая-то секретарша какой-то кинозвезды! На остальное мне было плевать.

Рис упал передо мной на одно колено, слегка потеснив Китто; но сам факт, что он по собственной воле прикоснулся к маленькому гоблину, был очень хорошим знаком. Он поднял мою руку к губам, ухмыляясь.

 
Дата: Вторник, 07.12.2010, 20:40 | Сообщение # 20

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:

– Милая Мари предложила мне свои услуги.

Я подняла брови:

– И?..

– Было бы невежливо остаться безучастным к такому предложению.

По стандартам фейри, он был совершенно прав.

– Она человек, не фейри, – заметила я.

– Ревнуешь? – спросил он.

– Нет. – Улыбаясь, я отрицательно качнула головой.

Он поднялся на ноги одним плавным движением, по пути чмокнув меня в щеку.

– Я всегда знал, что ты больше фейри, чем человек.

Мари присела возле Мэви. Лица девушки нам не было видно, но она качала головой, и Мэви повернулась к нам откровенно возмущенная.

– Мари сказала, что ты отверг ее, страж.

– Я дал понять со всей очевидностью, что восхищаюсь ее красотой, – ответил Рис.

– Но не воспользовался предоставленной возможностью.

– Я – возлюбленный принцессы Мередит. К чему мне искать кого-то еще? Я оказал твоему секретарю все внимание, какого она заслуживала, ни больше ни меньше. – Веселье исчезло с его лица, он казался почти рассерженным.

Мэви потрепала женщину по руке и отослала ее в дом. Мари старательно избегала взгляда Риса. Думаю, она была смущена. Может, она не привыкла к тому, чтобы ее отвергали, а может, Мэви убедила ее, что дело верное...

Я встала.

– Хватит игр, Мэви.

Она потянулась ко мне, но я была за пределами досягаемости.

– Мередит, пожалуйста, не обижайся. Я не хотела тебя оскорбить.

– Ты подослала свою секретаршу соблазнить моего возлюбленного. Ты пыталась соблазнить меня, и не из чистого желания, а из желания управлять мной.

Она порывисто встала.

– Твое последнее утверждение – неправда.

– Но ты не отрицаешь, что велела своей прислужнице соблазнить моего любовника.

Она сняла солнечные очки, так что я смогла увидеть ее растерянность и смущение. Я могла поспорить, что она играла на публику.

– Вы – из Неблагого Двора, и все виды соблазна вам доступны.

Настала моя очередь для растерянности.

– При чем тут мой двор? Ты оскорбила меня и моих людей.

– Вы – неблагие, – повторила она.

Я потрясла головой в недоумении:

– И что из этого следует?

– Вы не стали надевать купальные костюмы... – тихо сказала она, пряча глаза.

– Что?! – снова не поняла я.

– Если бы Мари увидела его обнаженным, она могла бы убедиться, что его тело чисто, за исключением шрамов.

Я нахмурилась сильнее.

– О чем ты лепечешь, во имя Госпожи и Консорта?

– Вы все – из Неблагого Двора, Мередит. Я должна была убедиться, что вы не... не нечисты.

– Ты имеешь в виду, не уроды, – перевела я и даже не пыталась смягчить злость в своем голосе. Она едва заметно кивнула.

– С какой стати тебя вообще интересуют наши тела, как бы они ни выглядели?

– Я сказала тебе, чего я хочу, Мередит.

Я кивнула и была достаточно мила, чтобы не обнародовать перед всеми ее секрет, хотя, видят боги, она не заслужила такой любезности.

– Если кто-то из тех, кто поможет мне в моем стремлении, нечист, то... – Она чуть кивнула мне, побуждая закончить предложение самостоятельно.

Я наклонилась к ней и скорее прошипела, чем прошептала:

– Ребенок родится уродом.

Никакой гламор не мог уже скрыть запахи какао, алкоголя и табачного дыма, исходившие от ее кожи и волос. Меня охватил внезапный приступ тошноты.

Я попятилась от нее и упала бы, если б Рис не поймал и не поддержал меня.

– Что случилось? – прошептал он.

Я покачала головой.

– Я устала от этой женщины.

– Тогда мы уходим, – сказал Дойл.

Я снова качнула головой:

– Еще нет. – Я стиснула локоть Риса и повернулась к Мэви. – Ты скажешь мне, почему ты была изгнана. Ты скажешь мне всю правду здесь и сейчас, или мы уйдем и не вернемся.

– Если он узнает, что я кому-то проговорилась, он убьет меня.

– Если он обнаружит, что я была здесь и говорила с тобой, неужто ты думаешь, он станет выяснять, проговорилась ты или нет?

Теперь она испугалась, похоже. Но мне не было дела до ее испуга.

– Скажи мне, Мэви, скажи – или мы уйдем, и ты не найдешь никого другого за пределами дворов, кто сможет тебе помочь.

– Мередит, пожалуйста...

– Нет, – процедила я. – Великий, чистый Благой Двор – как свысока вы смотрите на нас! Если ребенок рождается уродом – его убивают – или убивали, пока у вас не перестали появляться дети. Тогда даже монстры приобрели ценность. Знаешь ли ты, что случалось с младенцами после этого, Мэви? Знаешь ли ты, что случалось в последние четыре сотни лет или около того с уродами, рождавшимися у благих? Потому что, не сомневайся, инбридинг влияет на всех, даже на бессмертных!

– Я... не знаю.

– Знаешь. Весь этот блестящий, сияющий двор знает. Моей собственной двоюродной сестре позволили остаться при дворе, потому что она – частично брауни. Вы не выкинули ее, потому что брауни – благие, не благие сидхе, но все же создания света. Но когда сами сидхе производят на свет монстров – чистые, сияющие благие сидхе производят уродов, чудовищ, – что тогда происходит, куда они деваются?

Она плакала, тихими, серебристыми слезами.

– Я не знаю.

– Знаешь! Младенцев отдают Неблагому Двору. Мы принимаем монстров, этих чистокровных благих монстров. Мы принимаем их, потому что мы рады всем. Никого, никого не отвергает Неблагой Двор, и уж конечно – не крошечного новорожденного младенца, чье единственное преступление в том, что он появился на свет у родителей, которые не потрудились изучить свою родословную достаточно, чтобы не заключить брак с собственными гребаными родственниками!

У меня тоже потекли слезы, но не от сожаления, от злости.

– Я клянусь, что я, и Рис, и Холод чисты телом. Теперь тебе легче? Это тебе помогло?! Если ты просто хотела переспать с кем-то из мужчин, ты бы не пожелала увидеть меня в купальнике, – но ты хотела этого. Ты хочешь провести ритуал плодородия, Мэви. Тебе нужна я и как минимум один из мужчин.

Я была слишком зла, чтоб думать о том, слышит ли мои слова кто-то, кроме Мэви, и понимает ли то, что слышит. Мне было просто без разницы.

Я оттолкнулась от Риса, мой гнев бросил меня вперед – выплевывать слова прямо ей в лицо.

– Скажи мне, почему тебя изгнали, Мэви. Скажи мне сейчас, или мы бросим тебя, как и нашли. Одну.

Она кивнула, слезы все еще лились у нее из глаз.

– Хорошо, хорошо, да охранит меня Госпожа, но пусть так. Я скажу тебе то, что ты хочешь знать, если ты поклянешься, что поможешь мне завести ребенка.

– Поклянись первой, – сказала я.

– Клянусь, что скажу тебе правду о том, почему я была изгнана из Благого Двора.

– А я клянусь, что после того, как ты расскажешь мне о причине своего изгнания из Благого Двора, я со своими людьми сделаю все, что в моих силах, чтобы ты родила ребенка.

Она потерла глаза тыльными сторонами ладоней. Детский жест. Видно было, как глубоко она потрясена, и я задумалась: не принадлежал ли один из этих бедных, обойденных судьбой младенцев Конхенн, богине красоты и весны? И не преследовала ли ее мысль, что она бросила единственного ребенка, которого могла родить? Я понадеялась, что так и было.

 
Форум » Изба Читальня (чтение в режиме он-лайн) » Серия Мередит Джентри » Ласка сумрака. (2 книга)
  • Страница 1 из 4
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • »
Поиск:
Статистика Форума
Последние темы Читаемые темы Лучшие пользователи Новые пользователи
Любимый Зомби (2)
Сладкое Искушение (0)
Девушка, Козёл и Зомби (0)
Цитаты (105)
Рецепты фирменных блюд (109)
Ангел для Люцифера (371)
Мальчик и Дед Мороз (0)
В погоне за наградой (6246)
ЧТО ЧИТАЕМ В ДАННЫЙ МОМЕНТ? (1092)
БУТЫЛОЧКА (продолжение следует...) (5106)
Блондинки VS. Брюнетки (6894)
В погоне за наградой (6246)
Карен Мари Монинг (5681)
БУТЫЛОЧКА (продолжение следует...) (5106)
Слова (4899)
Везунчик! (4895)
Считалочка (4637)
Кресли Коул_ часть 2 (4586)
Ассоциации (4038)

Natti

(10467)

Аллуся

(8014)

AnaRhiYA

(6834)

HITR

(6399)

heart

(6347)

ЗЛЕША

(6344)

atevs279

(6343)

Таля

(6276)

БЕЛЛА

(5383)

Miledy

(5238)

delena

(27.03.2024)

shashlovamariah

(26.03.2024)

sonia

(25.03.2024)

muravevakata

(24.03.2024)

Tatiana3765

(19.03.2024)

Аня6338

(17.03.2024)

AnutaGritsenko

(17.03.2024)

Default

(15.03.2024)

varyalanamaya

(10.03.2024)

Iv

(07.03.2024)


Для добавления необходима авторизация

Вверх