Дыхание Холода. - Страница 2 - Форум
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 2 из 3
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • »
Форум » Изба Читальня (чтение в режиме он-лайн) » Серия Мередит Джентри » Дыхание Холода. (6 книга)
Дыхание Холода.
Дата: Среда, 24.11.2010, 10:25 | Сообщение # 21

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Я подняла руку к его лицу, но он схватил меня за запястье, не дав дотронуться. Вот только мне совсем не надо было до него дотрагиваться. Он дотронулся до меня – и достаточно.
У него глаза стали круглыми, лицо застыло, как от страха. Взгляд направлен был не на меня, а на что-то глубоко в его собственной душе. Я старалась действовать осторожно, применить ровно столько унаследованных от Благого двора способностей, сколько нужно – и ни на йоту больше. Но магия плодородия – штука малопредсказуемая, и я тревожилась.
– Боже мой… – прошептал доктор Санг.
– Богиня, – поправила я и наклонилась к нему. Я повела его прочь от кроватей, от Хафвин – пальцем его не трогая, только отводя руку. Он тянулся следом, не отпуская моего запястья.
И тут я погладила его по лицу другой рукой, совершенно забыв, что надето у меня на пальце. В стране фейри кольцо королевы, как его привыкли называть, – это магический артефакт. В мире людей – всего лишь древняя полоска металла, мягкого от времени. Оно веками переходило от женщины к женщине и побывало на стольких пальцах, что совсем потеряло форму. Андаис недавно призналась, что сняла его с руки Благой, которую победила на дуэли, – с руки богини плодородия. Думаю, Андаис забрала кольцо в надежде принести плодородие в собственный двор, но ее собственной стихией были война и разрушение. Черная ворона и ворон-падальщик – вот ее воплощения. Кольцо у нее на руке не действовало как должно.
Королева отдала мне его как знак своей милости. Доказательство, что она на самом деле видит ненавистную племянницу в качестве возможной наследницы трона. Но мои сила и власть были далеки от поля битвы и смерти.
Едва я коснулась лица человека древним металлом, как кольцо ожило. На миг я подумала, что оно сообщает о плодовитости доктора Санга, как это было с мужчинами-сидхе, но кольцо хотело от доктора совсем не того.
Я увидела, что он любит. Он любил свою работу, ему до самозабвения нравилось быть врачом. А еще я увидела женщину, хрупкую и нежную, с черными волосами до плеч – они блестели под солнцем, лившимся из широких окон, выходивших на улицу. Вокруг все было в цветах: наверное, она работала в цветочном магазине. Она улыбнулась покупателю, но разговор слышен не был – как будто звуки были не важны. Лицо у нее просветлело, как небо после дождя, когда сквозь тучи пробьется солнце, – это она подняла голову и увидела, как в дверь входит доктор Санг. Кольцо знало, что эта женщина его любит. Я увидела два соседних дворика в Лос-Анджелесе. Снова увидела их обоих, только много моложе. Они вместе выросли, они даже бегали друг к другу на свидания в старших классах, но он любил медицину больше всякой женщины.
– Она вас любит, – сказала я.
– Как… Как вы это делаете? – сдавленным голосом спросил он.
– Вы тоже видели? – тихо спросила я.
– Да, – прошептал он.
– Разве вы не хотите иметь семью, детей?
Я снова ее увидела, в том же магазинчике. Обеими руками держа чашку чая, она смотрела в окно на гуляющих туристов. Возле нее парили два туманных силуэта – мальчик и девочка.
– Что это? – спросил он, задыхаясь от чувств, как от боли.
– Дети, которые у вас родятся.
– Точно? – прошептал он.
– О да. Но они появятся на свет, только если вы ее любите.
– Я не могу…
Призрачный мальчик повернулся и как будто посмотрел прямо на нас. Даже мне стало не по себе, а доктор задрожал.
– Прекратите. Прекратите!
Я отвела руку от его щеки, но он так и держал меня за руку.
– Отпустите меня, – сказала я.
Он посмотрел на свою руку, словно забыл, что меня держит. Разжал пальцы. Глядел он почти испуганно. Взгляд его упал на кровать Дойла у меня за спиной.
– Прочь от него! – крикнул он.
– Доктор Санг, это чудо! – сказала женщина-врач. – Он снова видит этим глазом.
Санг присоединился к группе докторов и медсестер, суетившихся у кровати Дойла. Он посветил в открывшийся глаз стража и помотал головой.
– Невозможно!
– Теперь вы позволите мне совершить невозможное для Аблойка? – с легкой улыбкой спросила Хафвин.
Я думала, он станет возражать, но он только кивнул. Хафвин подошла ко второй кровати, а я сделала то, что мне хотелось сделать с той самой секунды, как я сюда вошла. Я погладила Дойла по волосам. Он посмотрел на меня. Лицо еще покрывали волдыри ожогов, но смотревший на меня черный глаз был цел. Дойл улыбнулся – пока уголки губ не поднялись до ожогов, потом он перестал улыбаться. Не поморщился, не вздрогнул – просто перестал улыбаться. Он Мрак. Мрак не дрожит.
У меня щипало в глазах, а горло так сжалось, что я вздохнуть не могла. Я силилась не заплакать, потому что не знала, что сделаю, если сорвусь.
Он накрыл ладонью мою руку на поручне кровати. Одно прикосновение – и я не сдержала слез.
Доктор Санг снова оказался рядом.
– То, что я видел – просто фокус. Вы меня отвлекали, чтобы ваша знахарка успела им заняться.
Мне удалось сказать сквозь слезы:
– Не было никаких фокусов. Это настоящее ясновидение. Она вас любит. У вас родится двое детей, сначала мальчик, потом девочка. Она в своем цветочном магазине. Если позвоните сейчас, она еще чай не допьет.
Он посмотрел на меня так, словно я что-то жуткое сказала.
– Не может человек быть и хорошим врачом, и хорошим мужем.
– Вам решать. Но ей жаль будет вас потерять.
– Как она может меня потерять, если у нас ничего не было?
Сестрички вокруг навострили уши. Одна Богиня знает, что за слухи теперь пойдут по больнице.
– Я не видела в ее сердце никого другого. Если вы не станете ее мужем, скорее всего им не станет никто.
– Ей надо выйти замуж. Она будет счастлива!
– Она думает, что счастлива будет только с вами.
– Она ошибается, – сказал он, но так, словно самого себя пытался убедить.
– Может быть, а может, ошибаетесь вы.
Он покачал головой, на глазах собираясь заново – как натягивают повыше уютное одеяло. Он восстанавливал свою ипостась врача.
– Я поручу медсестре заново наложить повязки. Ваша целительница может так же лечить людей?
– К сожалению, на сидхе наша магия всегда действует лучше, – ответила я.
– Так не всегда было, – сказал Рис. – Но в последние несколько тысяч лет – да.
Доктор Санг снова покачал головой.
– Я бы хотел больше узнать о механизме такого исцеления.
– Хафвин будет рада попытаться объяснить, но в другое время.
– Понимаю. Вы хотите забрать ваших людей домой.
– Да.
Слезы перестали литься под вопросами доктора. И я поняла, что не только он заставляет себя быть собой. Где-нибудь в тишине, потом, я могу и сломаться, но не на виду у всех. Того гляди, здешний медперсонал еще воспользуется возможностью продать мою истерику в газеты. Вот чего бы не хотелось.
Доктор Санг пошел к двери, словно не мог уже нас видеть. Но на пороге задержался на секунду:
– Это точно был не фокус и не иллюзия?
– Клянусь, мы оба видели истинный образ будущего.
– И мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день?
Я помотала головой.
– Я не сказку вам рассказываю. У вас будут дети, и она вас любит. Еще я думаю, что и вы бы ее любили, если бы самому себе разрешили любить – но от вас любовь потребует работы над собой. Любить – значит в чем-то утратить контроль над собой и над своей жизнью, а вам терять контроль не нравится. Никому не нравится, – добавила я.
Я улыбнулась доктору, а Дойл сжал мне руку, и я ему ответила тем же.
– Есть люди, которым необходимо постоянно влюбляться – как пьянице необходимо вино. Им нравится накал новых чувств, а когда первый порыв любви и страсти уходит, они переключаются на следующего человека и думают, что та, прежняя любовь, была ненастоящая. В ней – и возможно в вас – я чувствую долгую любовь, любовь на годы. Любовь, которая знает, что первая обостренная чувственность – это не любовь. Это только верхушка айсберга.
– Знаете присказку насчет айсбергов, принцесса?
– Какую?
– При встрече с айсбергом проверь, не называется ли твой корабль «Титаником».
Кто-то из медсестер засмеялся, но я промолчала. Он переводил все в шутку, потому что был напуган до глубины души. Почему-то он себя убедил, что не может любить и медицину, и женщину. Что не может воздать должное сразу двум. Может, он и не мог, но…
Ко мне – к нам – подошел Рис, легонько обнял меня за плечи.
– Малодушный не завоюет прекрасную деву.
– А если он не хочет ее завоевывать? – спросил доктор Санг.
– Тогда он не малодушный, а дурак, – сказал Рис, смягчая резкость улыбкой.
Мужчины долгие несколько секунд смотрели друг другу в глаза. Наверное, что-то они так друг другу сказали или что-то поняли, потому что доктор Санг кивнул, как будто в ответ на сказанное. Рис ничего не говорил, я точно знаю, но у мужчин иногда совместное молчание говорит громче слов. Один из мужских секретов – это особое молчание. Женщинам его никак не понять, а мужчинам не объяснить.
Доктор Санг пошел к двери. До их с Рисом загадочного молчаливого диалога я бы отвела равные шансы на то, позвонит доктор своей цветочнице или нет. Но слова Риса – и не только слова – бросили камень на весы. Теперь я гадала только, позвонит он ей или явится без звонка.
Рис обнял меня и поцеловал в лоб. Я подняла к нему лицо. Он улыбался как обычно, чуть поддразнивая, но в единственном синем глазу выражение было совсем не обычным. Я припомнила миг, когда кольцо королевы впервые ожило у меня на пальце. Я увидела тогда призрачного младенца перед одной из стражниц Кела, а все мужчины в коридоре, где мы стояли, смотрели на нее так, словно в мире не было никого прекрасней. Все, кроме четверых: Дойла, Холода, Мистраля и Риса. Даже Гален смотрел на нее. Мне сказали потом, что только истинная любовь к кому-то другому освобождает от очарования кольца. С помощью кольца я нашла того из стражей, кто должен был стать отцом обещанного ребенка, и помогла паре соединиться. Все получилось. Месячные у нее прекратились и тесты были положительные. Первое зачатие у Неблагих сидхе с момента моего рождения.
Дойла я по-настоящему люблю и только чуть меньше люблю Холода. Мне вообразить страшно, что я расстанусь с кем-то из них. Мистраль был моим консортом в миг, когда ожило кольцо, так что на него магия кольца не действовала – он сам помогал ее творить. Но Рис должен был смотреть на ту сидхе. А он смотрел только на меня, а значит, он меня любит – и знает, что я его не люблю.
Народу волшебной страны ревность и чувство собственничества несвойственны, но истинная любовь, оставаясь безответной, заставляет страдать, и лекарства от этой боли нет.
Я подняла лицо навстречу его поцелую. Улыбка пропала окончательно, лицо Риса стало таким же серьезным, как единственный глаз. Он поцеловал меня, и я ответила на поцелуй. Я расслабилась и прильнула к Рису, я хотела, чтобы он понял, как он мне дорог. Понял, что он для меня не пустое место, что я его хочу. Даже сквозь одежду я чувствовала, как реагирует его тело.
Он отстранился первым, дыша с некоторым трудом.
– Давай отвезем домой наших раненых, и закончим уже там, – сказал он с улыбкой.
Я кивнула – а как тут еще ответишь? Что сказать мужчине, когда знаешь, что разбиваешь ему сердце? Можно пообещать, что больше не будешь его огорчать, но я-то знала, что не пообещаю – не могу я перестать любить Холода и Дойла.
Холода я тоже мучила, ведь он знал, что Дойл занимает в моем сердце больше места. Если бы мы не были все так близки, я бы, может, скрыла что-то от Холода, но он теперь каждый раз делил со мной и с Дойлом моменты близости. Слишком много стало мужчин, чтобы оставаться с кем-то наедине. Но не только эта причина была важна. Холод как будто боялся, что если он оставит нас с Дойлом наедине хотя бы на одну ночь, случится что-то непоправимое.
Что делать, если разбиваешь кому-то сердце, а изменить ничего не можешь, потому что иначе разобьешь сердце себе? Я пообещала Рису секс – объятием и поцелуем, и выполню обещание, но дала я его не из похоти. Наверное, в каком-то смысле меня вела любовь – но не та любовь, которой мужчина добивается от женщины.
 
Дата: Среда, 24.11.2010, 10:27 | Сообщение # 22

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Глава 9

У выхода из больницы репортеры стояли стеной – кто-то им сказал. На шквал вопросов мы ответили молчанием, зато Дойла в инвалидном кресле они отсняли со всех сторон. Что Дойл согласился сесть в это кресло, показывает, насколько серьезны оказались его ранения. Другое дело Эйб: он в кресло уселся скорее из лени и потому, что любил внимание к своей персоне – хотя сидел он все же боком, чтобы не тревожить спину. Хафвин не удалось вылечить его полностью – за пределами наших холмов ее сила куда слабее действует.
Репортеры знали, из какой двери мы выйдем. Кто-то из персонала больницы принесет домой денежку в клювике – то ли нас направили к выходу, где ждали репортеры, то ли им сказали, из какой двери мы выйдем. В общем, кто-то на нас наварил малость.
Вспышки камер слепили глаза. Больничная охрана вызвала полицию заранее, и когда мы вышли, нас встретили еще полицейские вдобавок к тем двоим, что сопровождали нас сюда. После сеанса магии, устроенного мною для доктора, Кент и Брюэр стали меня несколько остерегаться, но обязанности свои выполняли – вышли вперед и помогли своим коллегам оттеснить толпу.
Один раз репортеры нажали и продавили линию полицейских – тогда мои стражи влились в линию и восстановили барьер. Кто-то из стражей брал соседнего копа или охранника за плечо – и человек выпрямлялся, словно прикосновение стража вливало в него храбрость и силу. Не помню, чтобы стражи раньше были на такое способны – а может, это новенькие? Что же такое я привела с собой из волшебной страны в мир людей? Даже я не знала наверняка.
У меня на глазах стражи пробуждали в людях храбрость, как я будила похоть – и мне стало интересно, останется ли с людьми храбрость и удача навсегда, или быстро пройдет, как внушенное мной вожделение? Спрошу потом, без зрителей.
В один лимузин мы теперь не поместились бы, нас ждали два лимузина и два «хаммера» – и лимузины, и джипы один белый, другой черный. Я даже задумалась, у кого это чувство юмора проснулось – или это просто случайность? Я взялась было помогать Дойлу забраться в машину, но Рис меня отодвинул, и Дойла внесли Холод с Галеном. Из-за вспышек я ничего вокруг не видела. Чей-то голос крикнул сквозь общий гам:
– Мрак, почему король Таранис хотел вас убить?
Рука Риса напряглась у меня на плече. Мы думали – я-то точно, – что проговорился кто-то из случайных свидетелей, но по этому вопросу ясно стало, что информатор был неплохо осведомлен. Нападение видели только юристы и охранники – и тем, и другим принято доверять, полагаться на их умение хранить секреты. Кто-то из них предал наше доверие.
Наконец мы забрались в лимузин. Эйб уже лежал на животе на большом диване. Дойл сидел на боковом сиденье, неестественно выпрямившись. Я хотела сесть с ним рядом, но он отправил меня к Эйбу.
– Пусть он положит голову тебе на колени, принцесса.
Я нахмурилась, не понимая, почему он меня отсылает к Эйбу. Наверное, вопрос у меня на лице был написан, потому что Дойл сказал:
– Прошу тебя, принцесса.
Дойлу я верю. Он без причины ничего не делает. Так что я села на край дивана и положила голову Эйба себе на колени. Он улегся щекой на мое бедро, и я погладила тяжелую роскошь его волос. Никогда еще я не видела их заплетенными в косу – похоже на длинную полосатую карамельку с готским таким оттенком, черно-серо-белую. Наверное, медики просто хотели убрать волосы от ран на спине.
Холод сел напротив Дойла. Гален хотел сесть рядом, но Дойл сказал:
– Сядь в джип. А Рис во второй. Там слишком много стражей, которые знают только страну фейри. Будь их глазами и ушами в современном мире, Гален.
Рис хлопнул его по спине:
– Пошли.
Гален огорченно на меня глянул, но подчинился.
Холод сказал:
– А сюда пришлите Айслинга.
– И Усну, – добавил Дойл.
Холод кивнул, соглашаясь. А мне непонятно было, почему именно этих двоих. Но у меня за плечами не было векового опыта боев, шок и растерянность окутали меня будто туманом.
Дверь захлопнулась. До того, как Рис с Галеном пришлют себе замену, оставалась пара минут, и я спросила:
– А почему их?
– Айслинга изгнали из Благого двора, потому что их ситхен, их холм, королем на новой земле выбрал именно его, а не Тараниса, – ответил Дойл. Голос у него казался совсем обычным, никакого намека на испытываемую боль. Только подвешенная на повязке рука и перевязанное лицо выдавали то, что скрывал голос.
– Значит, ему нужно сказать, что Хью пытается отнять его королевство?
– Нет, – возразил Эйб, не поднимая головы с моих колен. – Это уже не его королевство.
– Но ведь ситхен выбрал его правителем?
– Да, – сказал Эйб, – как выбирал когда-то королей Ирландии камень Лиа-Файл. Но ситхен переменчив, а с той поры, как он выбрал Айслинга, прошло больше двух сотен лет. Айслинг теперь не тот, каким он ушел в ссылку – его изменило время. Холм Благих может теперь его не признать.
У Эйба прерывался голос – ему трудно было говорить.
Я погладила его по щеке, и он улыбнулся этой нехитрой ласке.
– Мать Усны по-прежнему в фаворе при Благом дворе, – сказал Холод, – и с сыном она постоянно общается.
– Значит, Усна может знать о заговоре против Тараниса, если такой существует, и о планах Хью, – заключила я.
Холод кивнул. Дойл сказал:
– Да.
Я посмотрела им в лица – одинаково отстраненные и холодные, очень похожие на те, что были у них, когда они только пришли ко мне на службу. Что с ними такое? Я из королевской семьи, я не должна проявлять слабость, но я люблю их обоих, а свидетелей здесь один только Эйб, так что могу себе позволить спросить прямо.
– Почему вы оба так закрылись?
Они переглянулись, и взгляд их мне не понравился – даже при всех бинтах на Дойле. Ничего хорошего он не обещал.
– Ты не беременна, Мередит, – тщательно контролируемым голосом сказал Дойл. – А по твоим поступкам становится видно, что ты выбрала нас. Но если ты не носишь ребенка, то мы не можем стать твоими избранниками. Ты должна искать других мужчин, более одаренных судьбой.
– Ты от боли с ума сходишь и несешь чушь, – сказала я.
Дойл попытался повернуть ко мне голову, но это было больно, и он повернулся всем телом.
– Не схожу. Совсем напротив, пытаюсь мыслить разумно. Тебе нельзя отдавать сердце тем, кого не выбрало твое тело.
Я покачала головой.
– Не решай за меня, Дойл. Я не ребенок, и я сама выбираю, с кем мне спать.
– Мы боимся, – с грустью сказал Холод, – что твои чувства к нам затруднят близость с тобой для других.
– Я сплю с другими. Притом, что мы вернулись всего несколько недель назад, мне кажется, я уделяю им достаточно внимания.
Холод слабо улыбнулся:
– Не все мужчины жаждут только секса, даже после тысячи лет воздержания.
– Я знаю, – сказала я. – Но сердец на всех у меня не хватит.
– В том-то и беда, – заметил Дойл. – Холод рассказал мне, что было с тобой, когда меня ранили. Нельзя тебе выбирать любимцев, Мередит, рано пока. – По лицу Дойла пробежала тень страдания, но вряд ли физического. – Ты знаешь, что я к тебе чувствую то же самое, но тебе необходимо забеременеть, Мередит. Или ребенок, или не будет ни трона, ни короны.
Эйб положил руку мне на бедро, рядом со своей щекой.
– Хью не ставил для Мерри таких условий. Просто предложил ей править Благим двором.
Я попыталась припомнить точные слова сэра Хью.
– Эйб прав, – сказала я.
– Может быть, для них магия имеет большую ценность, чем дети, – предположил Холод.
– Может быть, – согласился Дойл. – А может, у Хью свои расчеты.
Открылась дверца лимузина, и мы вздрогнули, даже Дойл и Эйб. Эйб застонал, Дойл промолчал, только лицо на миг исказила боль. Когда Усна с Айслингом пробрались в машину, лицо Дойла вернулось к прежнему стоическому выражению.
Двое стражей уселись – Усна рядом с Холодом, Айслинг с Дойлом. Дойл попросил:
– Скажите, что можно ехать.
Холод нажал кнопку интеркома:
– Едем домой, Фред.
Фред возил Мэви Рид добрых тридцать лет. Он поседел и постарел, а она оставалась юна и прекрасна. Фред спросил:
– Поедем колонной, или мне оторваться от репортеров?
Холод посмотрел на Дойла. Дойл посмотрел на меня. У меня опыта в общении с прессой было побольше, чем у любого из них. Я нажала у себя над головой кнопку интеркома, хоть дотянулась с трудом.
– Незачем, Фред. Все равно они нас достанут. Лучше доберемся до дома всей компанией.
– Непременно, принцесса.
– Спасибо, Фред.
За прошедшие десятилетия Фред привык иметь дело с «аристократией» Голливуда. Настоящие аристократы его не впечатляли. И вообще, если возишь повсюду золотую богиню Голливуда, много ли значит какая-то принцесса?
 
Дата: Среда, 24.11.2010, 10:28 | Сообщение # 23

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Глава 10

Высокий и мускулистый Усна свободно раскинулся в кресле, словно на автомобильной прогулке. Из-под длинных волос, рыже-бело-черной роскошью рассыпавшихся по плечам, выглядывала рукоять меча. Волосы у него были не полосатые, как у Эйба, а пятнистые. Глаза большие, блестящие и такие чисто серые, как ни у кого из моих стражей. Но смотрели эти сияющие глаза сквозь завесу волос.
На переезд в большой город Усна отреагировал следующим образом: во-первых, оружия стал носить много больше, чем в холмах; во-вторых – начал прятаться за волосами. Он теперь выглядывал из-за волос, как выглядывает из травы кошка, охотясь на беспечную мышь. В-третьих, он составил компанию Рису в тренажерном зале и добавил мускулов стройной фигуре. Сравнение с кошкой приходило на ум потому, что он весь был пятнистый, как кошка-калико, а еще потому, что его мать превратили в кошку, когда его носила. Она забеременела от мужа другой Благой сидхе, и обманутая жена решила, что облик обманщицы должен соответствовать ее натуре.
Усна вырос, отомстил за мать и развеял чары; с тех пор его мать счастливо жила при Благом дворе. А Усну за кое-какие действия, совершенные в ходе мести, отправили в изгнание. Он считал, что дело того стоило.
Любопытство проявил Айслинг:
– Рад ехать рядом с тобой, принцесса, но почему нас перевели в головную машину? Все знают, что мы к числу твоих фаворитов не относимся.
Замечание насчет фаворитов перекликалось с недавними словами Дойла и Холода. Но, черт возьми, разве не положено королевским особам иметь фаворитов?
Я смотрела в лицо Айслингу, но видела только его глаза, потому что он носил что-то вроде вуали, как носят женщины в арабских странах. В глазах у него цвета завивались спиралями – не кольцами, а именно спиралями. Цвет витков менялся, словно его глаза не могли решить, какого они хотят быть цвета. Длинные золотистые волосы Айслинг сплетал в замысловатые косички на затылке, чтобы не мешали привязывать вуаль.
Когда-то от одного взгляда в лицо Айслинга у человека или у сидхе вспыхивало желание, причем все равно, у мужчины или у женщины. Предания уверяли, что вспыхивала любовь, но Айслинг сказал мне правду: вспыхивало желание, а чтобы оно переросло в любовь, он должен был приложить к магии волевой импульс. Когда-то прикосновение Айслинга могло разбить даже истинно любящую пару. Магия его была всесильна – и внутри холмов, и снаружи. Мы убедились, что и сейчас он может заставить без памяти влюбиться в него ненавидящую его женщину, заставить ее выдать все секреты и предать все клятвы – заставить всего одним поцелуем. Вот почему я с Айслингом еще не спала – ни он, ни прочие стражи не были уверены, что мне хватит силы устоять перед его чарами.
Сегодня вуаль на нем была белая, в тон древнего покроя одежде. Мы не успели еще сшить современные костюмы для всех новых стражей, и они носили камзолы, штаны и сапоги, которые превосходно смотрелись бы в Европе века так пятнадцатого, может чуть позже. В волшебной стране мода менялась неспешно – для всех, кроме королевы Андаис. Королева обожала самых модных современных кутюрье – в том случае, если им нравилось черное.
На Усне были одолженные у кого-то джинсы, футболка и пиджак. Ему самому принадлежали только мягкие сапоги, выглядывавшие из-под штанин. Но котам можно одеваться свободней, чем богам.
– Расскажи им, Мередит, – попросил Дойл с почти неразличимой ноткой страдания в голосе. Лимузин ехал плавно, но когда у тебя ожоги второй степени, еще недавно бывшие ожогами третьей степени… Вряд ли ход какой угодно машины покажется плавным.
Просьба его больше была похожа на приказ, но страдальческая нотка в голосе заставила меня подчиниться. Нотка – и еще то, что я его люблю. От любви каких только глупостей не творят.
– Вы знаете, кто на нас напал? – спросила я.
– Работу Тараниса я везде узнаю, – сказал Айслинг.
– Рис с Галеном нам сказали, что Таранис спятил и атаковал вас магией, – ответил Усна. Он подтянул колени к груди, обвил их руками и выглядывал теперь из-за волос и джинсовых коленок. Поза как у испуганного ребенка, и мне даже захотелось спросить, не трудно ли ему сидеть посреди обработанного людьми металла. Малые фейри, запертые в железной ловушке, могут и погибнуть – так что тюремное заключение для волшебного народа может стать и смертным приговором. К счастью, из нас немногие нарушают человеческие законы.
– А что стало поводом? – поинтересовался Айслинг.
– Не знаю наверняка, – ответила я. – Он просто взбесился. Я вообще-то даже не знаю толком, что потом было, потому что меня завалили телами.
Я посмотрела на Эйба, лежащего у меня на коленях, на Холода с Дойлом.
– Так что там было?
– Король напал на Дойла, – сообщил Холод.
– Вряд ли тебе кто из них скажет, – вмешался Эйб, – что Дойл сохранил глаза только потому, что догадался вскинуть пистолет к лицу. Чары слегка рассеялись. Таранис метил в лицо, причем хотел убить – ну или изуродовать. Веками не видел, чтобы старый пердун так хорошо пользовался своей силой.
– А разве ты не старше его? – спросила я, опустив к нему взгляд.
Он улыбнулся:
– Старше, это верно. Только в душе я все равно щенок, а Таранис состарился духом. Мы обычно внешне не старимся как люди, зато внутри точно так же можем постареть. Точно так же растет нежелание меняться с переменой времен.
– И пистолет отвел Таранисову руку силы? – удивился Усна.
– Да, – ответил Дойл и показал здоровой рукой: – Не все, как видишь, но отвел.
– Пистолеты делают как раз из тех материалов, которые ненавистны фейри, – сообразила я.
– Насчет новых пластиковых не так уверен, – сказал Дойл. – Металлические – да, но пластиковых даже малые фейри не боятся, так что вряд ли они отведут чары.
– А почему малые фейри не боятся пластика? – спросил Усна. – Он же тоже человеческими руками сделан.
– Может, дело не в человеческих руках, а в металле, – предположил Холод.
– Пока не убедимся, пусть стражи носят металлические пистолеты, – приказал Дойл. Все кивнули, соглашаясь.
– Когда Дойл упал, – продолжал рассказ Холод, – люди забегали и закричали. Таранис еще раз применил руку силы, но ненаправленно – он как будто растерялся, не мог выбрать цель.
– А когда он перестал жечь, нам с Галеном велели выводить принцессу, что мы и сделали, – подхватил Эйб. – И тогда Таранис пальнул в меня.
Эйб вздрогнул и чуть сильнее сжал мне ногу. Я наклонилась, поцеловала его в макушку:
– Бедняжка, прости, что тебе досталось.
– Я на службе был.
– Он метил именно в Аблойка? – спросил Айслинг. – Или в принцессу, и промахнулся?
– Холод? – глянул на заместителя Дойл.
– Думаю, он попал, в кого метил, но когда Аблойк упал, Гален подхватил принцессу и ушел так, как мне случалось видеть только однажды – тогда сама принцесса так перемещалась внутри холма, – ответил Холод.
– А, так Гален все-таки не открывал дверь!
– Не открывал, – подтвердил Холод.
– Гален тебя пронес сквозь дверь? – спросил Усна.
– Не знаю. Мы только что были внутри, и вдруг оказались снаружи. Совершенно не помню, что случилось у двери.
– Вы расплылись в туман и исчезли, – сказал Холод. – В первую секунду, Мередит, я даже не понял, это работа Галена или новый трюк Благих, которые все же умудрились тебя выкрасть.
– А потом что было? – продолжила я расспросы.
– На короля бросилась его собственная стража, – сказал Эйб.
– Серьезно? – спросил Айслинг.
Эйб широко улыбнулся:
– О да. Изумительный момент.
– На короля напали самые доверенные из его подданных? – не мог поверить Усна.
Эйб улыбнулся еще шире – даже лицо пошло морщинами:
– Здорово, правда?
– Правда, – согласился Усна.
– И короля с легкостью приструнили? – удивился Айслинг.
– Нет, – сказал Холод, – он еще трижды применил руку силы. В последний раз Хью встал перед ним и защитил остальных собственной грудью.
– Хью Повелитель Огня смог выдержать в упор направленный удар силы Тараниса?
– Да.
– У него обгорела рубашка, но кожа казалась нетронутой, – вспомнила я.
– А как ты его увидела, если Гален тебя унес из-под огня? – спросил Айслинг.
– Она вернулась, – без особого удовольствия сказал Холод.
– Не могла я вас бросить на растерзание Благим.
– Я Галену приказал тебя увести, – возразил Холод.
– А я приказала не уводить.
Холод пристально на меня посмотрел, а я в ответ уставилась на него.
– Ты не могла бросить Дойла раненым, а может умирающим, – тихо сказал Усна.
– Может и так, но еще, если я собираюсь когда-нибудь править – по-настоящему править – двором фейри, я должна быть вождем в битвах. Мы не люди, чтобы прятать командиров за спинами солдат. Вожди сидхе идут впереди.
– Ты смертная, Мерри, – напомнил Дойл. – К тебе не все правила применимы.
– Если я слишком уязвима, чтобы править, так тому и быть, но править я должна, Дойл.
– Кстати о правлении, – вклинился Эйб. – Расскажите-ка им, как Хью предложил сделать нашу принцессу королевой Благого двора.
– Ушам не верю, – выдохнул Усна, в остолбенении глядя на меня и Эйба.
– Клянусь, что все правда, – сказал Эйб.
– Хью повредился в рассудке? – спросил Айслинг. – Прошу прощения, принцесса, я не хочу тебя оскорбить, но Благие никогда не пустят на золотой трон принцессу Неблагих с примесью крови людей и брауни. Если, конечно, за два века моей ссылки двор не изменился до неузнаваемости.
– Что скажешь, Усна? – спросил Дойл. – Ты в таком же недоумении, как Айслинг?
– А что за доводы привел Хью в обоснование такой перемены мыслей?
– Он говорил о лебедях с золотыми ошейниками, о возвращении в Благой двор зеленой собаки… – сказал Холод.
– Мама говорила, что Ку Ши не дала королю избить служанку, – припомнил Усна.
– А ты никому не сказал? – возмутился Эйб.
Усна пожал плечами:
– Показалось не слишком важным.
– Видимо, часть придворных сочла поведение собаки плохой приметой для Тараниса, – сделал вывод Дойл.
– А еще он спятил окончательно, – сказал Эйб. – Сбрендил как Мартовский заяц.
– Вот в этом и дело, – заключил Дойл.
Айслинг посмотрел на меня:
– Тебе на самом деле предложили трон Благого двора?
– Хью говорил о голосовании среди придворных – если оно пройдет не в пользу Тараниса, в чем он уверен, он предложит проголосовать за меня как за бесспорную наследницу.
– Что ты ответила? – спросил Айслинг.
– Что мы должны обсудить все с нашей королевой, прежде чем я отвечу на столь щедрое предложение.
– Вот интересно, обрадуется она или взбесится? – заметил Усна. Вопрос я сочла риторическим, но все же ответила:
– Понятия не имею.
– Не знаю, – сказал Дойл, а Холод добавил:
– Хотел бы я знать.
Того гляди, мы окажемся как меж двух огней между монархом сумасшедшим и монархом попросту жестоким. А я давно уже поняла, что для жертвы при таком раскладе особой разницы нет.
 
Дата: Среда, 24.11.2010, 11:11 | Сообщение # 24

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Глава 11

Дойл с Холодом выпытали у Усны прочие «неважные» новости, сообщенные его матерью. Их оказалось немало. Похоже, Таранис довольно давно действовал без смысла и без логики. Когда мы въезжали в ворота поместья Мэви Рид, Айслинг спросил:
– А зачем я вам понадобился? Таранис всем Благим со мной запретил разговаривать под страхом пытки, так что у меня никаких разведданных нет.
– Холм Благих признал в тебе короля, когда мы прибыли в Америку, – сказал Дойл. – За что тебя и отправили в ссылку.
– Я знаю, отчего потерял свое место при дворе.
– И потому принцесса готова предложить тебе занять трон, принадлежащий тебе по праву.
У Айслинга глаза полезли на лоб. Потрясение видно было даже сквозь вуаль. Он явно не сложил два и два, и предложение оглушило его своей неожиданностью.
Открылась дверца лимузина, ее придерживал Фред. Никто не двинулся с места, мы ждали, пока Айслинг переварит новость.
– Прикройте дверцу на минутку, Фред, – попросила я.
Дверь закрылась.
– Пусть ситхен и признал меня королем более двух веков назад, это не значит, что он сейчас меня предпочтет, – сказал Айслинг. – И предложение придворные сделали не мне.
– Я хотел, чтобы ты узнал первым, Айслинг, – сказал Дойл. – Не хочу, чтобы ты думал, будто мы забыли, кому когда-то такое предложение сделала сама страна.
Айслинг посмотрел на Дойла долгим взглядом:
– Ты поступил очень достойно, Дойл.
– Ты как будто удивился? – сказала я.
Он повернулся ко мне:
– Дойл очень долго был Королевским Мраком, принцесса. Только сейчас я начинаю понимать, что многие из самых тонких его чувств не могли проявиться на службе у королевы.
– Вежливей еще никто не говорил, что все тебя считали бессердечной скотиной, Дойл! – прыснул Эйб.
У Айслинга вокруг глаз возникли морщинки – он улыбнулся:
– Я бы на такую формулировку не отважился.
Дойл улыбнулся:
– Думаю, многие из нас увидят, что на службе у принцессы мы впервые за долгие века можем быть собой.
Все повернулись ко мне, и под весом их взглядов мне захотелось поежиться. Я поборола это желание и сидела прямо, стараясь оставаться именно той принцессой, какой они меня считали. Хотя иногда – вот как сейчас – мне казалось, что я попросту не сумею быть такой, как им надо. Никто не сможет отвечать стольким требованиям сразу.
Пахнуло свежим ветром и цветами. Голос, который не звучал, а скорее отдавался по телу, звенел у самой кожи, шепнул:
– Мы сумеем.
Я знаю старое присловье, что когда на твоей стороне Бог – или Богиня, – ты обречен на победу. Но порой мне казалось, что под победой мы с Богиней понимаем разные вещи.
.
 
Дата: Среда, 24.11.2010, 11:33 | Сообщение # 25

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Глава 12

На пороге на нас выплеснулся вихрь тел. Вылетевшие нам навстречу собаки радостно лаяли, тявкали, скулили и завывали, и как будто даже говорили – что не так уж и невозможно, потому что собаки эти волшебные.
Псов было так много – как и хозяев, – что пробиться в дом не получалось. По собачьему обычаю они радовались так, словно нас неделю не было, а не несколько часов. Мне здесь принадлежала пара борзых, почти как настоящих. Форма головы не совсем та, и уши другие, и линия спины, но мускулистая грация – та же самая. Основной цвет шерсти белый – чистый, сияющий белый, в тон моей кожи, и рыжие пятна там-сям – в тон моих волос. У Минни – уменьшительное от Минивер – наполовину рыжая морда и большое рыжее пятно на спине. Морда просто замечательная: с одной стороны рыжая, а с другой белая, точно кто-то провел под линейку черту точно посередине. А Мунго, мальчик, немного выше, потяжелее, и почти совсем белый – только одно ухо рыжее.
Среди собак покрупнее были похожие на прежних ирландских волкодавов – до того, как породу разбавили мелкие собаки. Их было немного, но эти немногие возвышались среди борзых как горы посреди равнины – жесткошерстные или гладкошерстные, но все рыже-белые. Совсем под ногами крутились терьеры – тоже в основном рыже-белые, но были и черно-коричневые, точнее черно-палевые, древней породы, возрожденной дикой магией, предки большинства современных пород.
Терьеры почти все принадлежали Рису: он ведь бог смерти или когда-то им был. Наш народ страну мертвых помещает под землю, и вполне логично, что у Риса собаки, привыкшие рыться в земле. Рис вроде бы нисколько не страдал, что у него не изящные борзые и не здоровенные волкодавы. Он присел в море тявкающих и ворчащих псов – один другого меньше – и просто светился от радости, как и все мы. Наш народ всегда чтил своих животных и очень горевал, когда их не стало.
Из общего цветового фона выбивались только собаки Дойла. Они были пониже волкодавов, зато коренастей: сплошные черные мышцы на крепком костяке. Эти собаки сохранили тот вид, в котором к нам явились – черные псы, которых христиане зовут Адскими гончими. Только с христианским дьяволом они никак не связаны, черные, темные псы – псы бесплодной пустоты. До того, как возникнет свет, бывает тьма.
Дойл попытался идти сам, но пошатнулся; Холод подставил другу сильное плечо. К моему удивлению, Холод своей собаки не приобрел. Ни один из черных псов не превратился в другую собаку под его прикосновением – так вышло с Холодом и еще несколькими (очень немногими) стражами. Почему – никто не знал, но Холод здорово комплексовал по этому поводу. Наверное, считал явным свидетельством, что он не вполне сидхе. Когда-то он был воплощением зимнего холода и звался Джекки Иней, а сейчас он Убийственный Холод, моя любовь – но все равно переживает, что не родился сидхе, а стал им.
Над морем собак носились крылатые фейри, феи-крошки. У них считалось позором родиться бескрылым. Все, кто последовал в ссылку за мной, еще недавно были бескрылыми – пока я не принесла в холмы новое волшебство. Пенни и Ройял, темноволосые и яркокрылые близнецы, помахали мне ладошками.
Я помахала им в ответ. Даже не воображала никогда, что меня станут вот так приветствовать феи-крошки и волшебные собаки.
Я предложила Дойлу свою помощь, но он отказался, даже не глянув на меня. Слишком переживал свою мнимую «слабость». Черный пес толкнул меня плечом и тихо зарычал. Мунго и Минни дружно шагнули вперед, шерсть на загривках поползла вверх. Вот уж собачьей драки мне точно не хотелось, так что я отступила и отозвала псов.
Собаки смогли бы меня защитить, если потребуется, но по статям они здорово уступали черным псам. Я погладила гончих по головам; Мунго ободряющей тяжестью привалился к моей ноге. Ничего так не хотелось, как завалиться в кровать, и чтобы мои собаки спали на коврике у кровати или сразу за дверью – присутствие животных не всем моим мужчинам нравилось, да и мне иногда тоже. Но до отдыха мне предстояло еще одно дело.
Мы вызвали по зеркалу мою тетю Андаис, Королеву Воздуха и Тьмы, едва вошли в дом. Дойла с Эйбом я бы отправила в постель немедленно, но Дойл напомнил, что стоит тетушке от кого-то третьего, а не от нас, узнать, что мне предложили занять трон Благих, и она может счесть нас изменниками. Может решить, что я сбегаю с корабля. Андаис не любит, когда ею пренебрегают. Пусть ей даже это только кажется.
Она и без того была вне себя, что чуть ли не все ее преданные телохранители переметнулись ко мне. Только я не думала, что они ради меня ее бросили: просто они увидели шанс на секс после веков насильственного целибата. В такой ситуации чуть ли не каждый мужчина увяжется за женщиной, все равно какой. А я, к тому же, не садистка – в отличие от тетушки Андаис. О чем, впрочем, лучше вслух не говорить.
Дойл настоял, что должен присутствовать при разговоре. Он хотел, чтобы королева увидела дело рук Тараниса – наверное, думал, что печальное зрелище погасит вспышку царственного гнева. Андаис поуравновешенней Тараниса, но порой мне казалось, что и тетушка не вполне в своем рассудке. Понравятся ей наши странные новости или совсем наоборот? Я понятия не имела.
Дойл сел на краю кровати, я рядом с ним, Рис – рядом со мной. Он шутливо сказал:
– Ты мне кое-что обещала, но знаю я тебя: стоит мне отойти в сторонку, ты тут же забудешь.
Шутка была довольно язвительная, но Дойл поспешно согласился на предложение Риса составить нам компанию, и я поняла, что мой Мрак чувствует себя хуже, чем хочет показать.
Холод встал сбоку от кровати – стоя легче выхватить оружие. Рядом с ним встал Гален. Он тоже захотел присутствовать при разговоре, и никто не придумал достойных аргументов, чтобы его переубедить. Легче оказалось позволить ему остаться. Гален уверял, что нам нужен еще хоть один дееспособный страж, и в этом был определенный смысл. Но мне казалось, что он, как и я, опасался реакции Андаис на новости. Он боялся за меня, а я – за нас всех.
Эйб лег у стенки. Он присутствовать как раз не хотел, но подчинился приказу Дойла. По-моему, Эйб боялся Андаис. Как и я, разумеется.
Рис шагнул к зеркалу, протянул руку, обернулся, не касаясь стекла.
– Все готовы? – спросил он.
Я кивнула. Дойл сказал:
– Да.
– Нет, – сказал Эйб, – но кто ж меня послушает.
– Давай уже, – поторопил Холод.
Гален просто смотрел на зеркало чуточку слишком блестящими глазами. Не от магии блестящими, от тревоги.
Рис тронул зеркало, послав почти неощутимый импульс магии. На миг стекло затуманилось, потом в нем проявилась черная спальня королевы. Только самой королевы в ней не было. На громадной постели в черных простынях лежал белокожий мужчина.
Он лежал на животе в разливах черного шелка и черного меха. Кожа у него была не просто белая, и даже не лунно-белая, как у меня, а настолько бледная, что казалась прозрачной, как будто хрустальной. Только этот хрусталь на ногах и руках был покрыт длинными алыми порезами. Спину и ягодицы Андаис оставила нетронутыми – так что скорее всего это было «вразумление», а не пытка. Когда королеве хотелось причинять боль ради боли, она чаще бралась за торс.
Кровь блестела на свету – ярко, будто драгоценные камни, я никогда не видела крови такого цвета. Волосы расстелились сбоку, отражая свет, словно сотни маленьких призм. Тело было так неподвижно, что я решила – где-то должна быть страшная рана, нам ее просто не видно. Но тут я заметила, как поднимается и опадает его грудь. Он был жив. Ранен, но жив.
Я прошептала его имя:
– Кристалл!
Он медленно, явно через боль повернулся, лег щекой на мех постели и посмотрел на нас ничего не выражающими глазами, глазами без надежды. У меня от его взгляда защемило сердце.
Кристалл никогда не был моим любовником, но он дрался на нашей стороне. Он помог спасти Галена, когда тому грозила гибель. Королева объявила, что любой из стражей, кто пожелает, может отправиться в ссылку следом за мной, но отправиться пожелали слишком многие и она отменила свое слишком щедрое предложение. Те, кто успел уйти, были в безопасности рядом со мной. Те, кто не попал в первую партию, которую доставил в Лос-Анджелес Шолто, Повелитель Всего, Что Проходит Между, оказались в ловушке – остались в распоряжении королевы. В распоряжении женщины, которая не любит, когда ею пренебрегают – после того, как открыто предпочли ей другую. И теперь я видела, что думает на этот счет та самая женщина, моя тетка.
Я протянула руку к зеркалу, словно могла дотронуться до Кристалла, только это было не в моих силах. Я не способна на то, что с такой легкостью проделал сегодня Таранис.
– Принцесса, – прошептал Кристалл сорванным, хриплым голосом. Мне понятно было, почему у него такой голос. От крика. Понятно, потому что я не однажды испытала королевское милосердие на себе. Милосердие королевы вошло у Неблагих в поговорку. «Лучше я отдамся на милость королевы» – так говорили о том, чего не хотели делать ни за что.
Андаис считала, что ссылка из волшебной страны ужасней любой пытки, какую она могла выдумать, и не понимала, почему фейри порой все же предпочитали изгнание. Точно так же она не поняла, почему мой отец принц Эссус забрал меня и своих домочадцев и поселился среди людей после того, как Андаис попыталась меня утопить – мне тогда было шесть лет. Она считала, что если я настолько человек, что смогу утонуть, то я не настолько сидхе, чтобы оставить меня жить. Примерно так топят принесенного породистой сукой щенка, когда станет ясно, что отцом его оказался не высокопородный, нарочно подобранный кобель, а никому неведомый дворняга, пролезший в дыру под изгородью.
Андаис испытала потрясение, когда мой отец покинул волшебную страну, чтобы растить меня среди людей, и второе – когда, много лет спустя, чуть ли не вся ее гвардия решила последовать за мной в Западные Земли. Она была уверена, что лишиться волшебной страны – участь хуже смерти. Вот только она не понимала, что милосердие королевы стало участью хуже изгнания.
Я смотрела в блестящие безнадежные глаза Кристалла, и горло у меня сжималось от слез, которые я не решусь пролить. Андаис оставила нам подарок – полюбоваться; но она явно за нами следит, и слезы сочтет проявлением слабости. Кристалл – словно видеоряд к ее сообщению. Наглядный пример. Для нас, для меня. Не знаю, что именно она хотела таким путем нам сообщить, но явно что-то хотела. Только, да простит меня Богиня, не видела я тут другого смысла, кроме выражения ревности и злобы отвергнутой женщины.
– Прости, Кристалл, – сказала я. – Мне так жаль!
Голос у него раньше звенел колокольчиками на ветру. А сейчас больше походил на хрип:
– Не твоя вина, принцесса.
Он глянул в сторону двери – хоть я не видела, где она, но помнила ее расположение. Лицо его мгновенно закрылось, безнадежность на миг сменилась яростью – но он ее погасил, спрятал, глаза стали такими же непроницаемыми, как и лицо.
Я понадеялась, что Андаис не успела разглядеть секундную ярость. Если успела – она попытается выбить из него непокорность.
Королева величаво вступила в спальню, одетая в свободный, развевающийся черный халат. Он оставлял на виду треугольник белой плоти – плоское совершенство живота, завиток пупка. На высоких тугих бугорках грудей полы халата удерживала тонкая завязка, а то бы он распахнулся полностью. Длинные широкие рукава обнажали руки почти до локтей. Наверное, ее отозвали по важному поводу, если она потрудилась одеться, когда в постели у нее лежал Кристалл. Она с ним явно еще не разобралась – ран маловато.
Длинные черные волосы она собрала в хвост и перевязала красной лентой. Никогда не видела, чтобы она носила хоть что-нибудь красное. Ни ниточки. Красный цвет королеве нравился только в одном случае – если это чужая кровь.
Не знаю, почему, но при виде красной ленты у меня живот свело, а пульс зачастил. Андаис села на кровать перед Кристаллом, но так, чтобы ласкать рукой нетронутую кожу его спины. Она поглаживала его бездумно, как собачку. От первого прикосновения он вздрогнул, но потом затих, пытаясь сделать вид, будто его здесь нет.
Королева посмотрела на нас трехцветными глазами: от темного серо-стального до цвета грозовых туч и потом до бледно-бледно-серого, как небо зимой. Глаза отлично сочетались с черными волосами и белой кожей. Та же готская раскраска, как у Эйба, вот только королева круче любого гота на Земле. И страшнее. Андаис жутка, как маньяк-убийца, и при этом она – сестра моего отца и моя королева. И ни того, ни другого мне не изменить.
.
 
Дата: Среда, 24.11.2010, 12:04 | Сообщение # 26

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
– Тетя Андаис! – сказала я. – Мы только что вернулись из больницы и должны о многом тебе сообщить.
Мы сошлись во мнении, что королеве надо с самого начала дать понять, что мы воспользовались первой же возможностью рассказать ей обо всем.
– Приветствую мою королеву. – Дойл неловко поклонился, насколько позволяли повязки.
– Я слышала уже немало, – произнесла она голосом, который некоторые считали грудным и полным соблазна. А меня он всегда приводил в ужас.
– О Богиня! Интересно, на что похожи слухи, когда сама правда ни в какие ворота не лезет? – сказал Рис, делая шаг ко мне. Говорил он с улыбкой и обычной своей слегка игривой интонацией.
Королева ответила ему хмурым взглядом – выражал он что угодно, только не радость при виде Риса. Судя по взгляду, настроение ей так легко не поправишь. Она обратила тот же злобный взгляд на Дойла.
– Кто же сумел ранить самого Мрака? – спросила она со злостью и без любопытства. Она знала ответ. Не знаю, откуда, но уже знала. Кто же ей сказал, псы бы его взяли?
– Когда появляется Свет, Мрак уступает дорогу, – ответил Дойл самым невыразительным голосом.
Алым лаком ногтей она провела по спине Кристалла. Остались красные полосы, хотя кожу она не прорезала. Кристалл отвернулся от зеркала – и от нее, – наверное, боялся выдать себя выражением лица.
– Чей же свет так ярок, что победил Мрака?
– Таранис, Король Света и Иллюзий, как прежде властен над своей рукой силы, – сказал Дойл еще невыразительней, чем королева.
Она всадила ногти в спину Кристалла чуть ниже лопатки – словно хотела вырвать кусок мяса. Под ногтями выступила кровь – медленно просачиваясь наверх, как вода заполняет свежевырытую яму.
– Тебе что-то не нравится, Мередит? – спросила она тоном почти светским, если не слышать в нем нотку жестокости.
Надо было как-то отвлечь ее от Кристалла.
– Таранис ударил нас магией сквозь зеркало. В адвокатской конторе. Ранил Дойла и Аблойка. И пытался достать меня, но Гален успел меня унести.
– О, не думаю, что он в тебя метил, Мередит, при всем его безумии. Подозреваю, он целил в Галена.
Я недоуменно моргнула. По ее словам казалось, что она больше знает о подоплеке событий, чем мы.
– Но почему в Галена?
– А ты не думала, племянница, почему он обвинил в изнасиловании леди Кейтрин именно Галена, Аблойка и Риса?
– Ничего не приходит в голову, тетя, – сказала я, стараясь говорить спокойно, без эмоций. Нельзя было проявлять ни страха, ни злости, хотя сейчас самым сильным моим чувством был именно страх. Королева была вне себя, и я не знала, по какой причине. Если ей донесли о сделанном Благими предложении, то понятно, почему она разозлилась – но не дай Богиня ее спросить: она решит, что я сознаю свою вину, а вины никакой не было. С Андаис разговаривать – все равно что по минному полю идти. Знаешь, что нужно его пройти, а как это сделать и не взорваться – вопрос.
– Ну подумай же головой, Мередит. Или в тебе так мало от Неблагих и так много от Благих, что думать ты способна только о продолжении рода?
– Мне казалось, что именно о продолжении рода мне и полагается думать в первую очередь, если я хочу стать твоей наследницей, тетя Андаис?
Она сжала пальцы; Кристалл невольно вскрикнул. На спине у него остались кровавые царапины – словно на коже расцвел жуткий цветок. Андаис подняла бледную руку – с пальцев капала кровь.
– А ты хочешь стать моей наследницей, Мередит? Или тебя привлекает другой трон?
А, вот теперь мне было от чего оттолкнуться.
– Благие действительно предложили мне шанс занять трон Тараниса, когда утихомирили своего короля.
– И ты согласилась, – прошипела она, вставая и делая шаг к зеркалу.
– Нет. Я сказала, что такое предложение я должна прежде обсудить с моей королевой. С тобой, тетя Андаис.
Она стояла перед зеркалом, загораживая кровать и Кристалла. От гнева зажглась ее сила. Кожа начала светиться, глаза наполнились сиянием – но не так, как светятся от магии глаза у других сидхе. У нее свет как будто загорался в глубине глаз, словно за черно-серыми тучами зажигали свечу. У нас, у других сидхе, каждый цвет обычно сиял отдельно, но у нее было вот так. Она королева, она не должна походить на других.
– Мне сказали, что ты вцепилась в удачу руками и зубами, неблагодарная стервочка.
– Значит, тебе солгали, тетя Андаис. – Я с трудом сохраняла спокойствие.
– Правильно, не забудь напомнить, что ты моя родня, мой последний шанс оставить на троне преемника моей крови. Если бы ты только родила ребенка, Мередит! Видит Богиня, ты трахаешься со всем, что носит штаны! Почему ты до сих пор не беременна?
– Не знаю, тетя, зато знаю, что мы только что приехали из больницы и прямо с порога направились к зеркалу. Мы хотели рассказать тебе обо всем, что произошло. Клянусь Всепоглощающей Тьмой, я не давала Благим согласия сесть на их трон. Я сказала им, что прежде чем ответить, я должна поговорить с моей королевой.
Свет у нее в глазах стал тускнеть; магия гасла. Меня чуть-чуть отпустило. Я поклялась клятвой, которую ни один из фейри не даст не подумав. Есть силы еще древнее волшебной страны, во тьме и мраке они поджидают клятвопреступников и наказывают их за нарушенные клятвы.
– Ты точно не согласилась сесть на золотой трон? Ты не предала наш двор?
– Нет, не предала.
– Я должна тебе поверить, племянница, но Благой двор гудит слухами, что ты станешь их новой королевой.
Дойл дотронулся до меня здоровой рукой в ту же секунду, что Рис положил ладонь мне на плечо. Я легонько погладила Дойла по ноге и накрыла рукой ладонь Риса.
– Слухами я не распоряжаюсь, но согласия я не давала.
– А почему? – поинтересовалась она.
– В Неблагом дворе у меня есть друзья и союзники. Насколько я знаю, при Благом дворе у меня таковых не имеется.
– Но они наверняка есть, и сильные, Мередит. Прямо сейчас там идет голосование за свержение Тараниса с трона. А потом начнется голосование за то, чтобы провозгласить королевой тебя. Если ты не сговаривалась с их верхушкой, никто бы на такое не пошел. Ты наверняка давно уже с ними заигрывала! Наверняка устраивала тайные встречи, и никто из стражей мне не доложил!
Теперь я поняла, откуда взялся ее гнев, и даже согласилась, что у нее были основания.
– Я ответила им «нет» и поторопилась поговорить с тобой, тетя Андаис, именно по этой причине, среди прочего. Я ни в чем и никогда не сговаривалась с Благими сидхе. Таранис до странности упорно желал видеть меня на своих зимних празднествах, но кроме переговоров по этому поводу я никаких сношений с Благим двором не имела. Клянусь. И как раз поэтому мне очень хотелось бы знать, зачем я на самом деле им понадобилась.
– Я знаю эту старую лису Хью. Он не сделал бы тебе такого предложения, не будь у него причины. Ты клянешься, что он никогда не подкатывал к тебе с таким разговором?
– Клянусь, – сказала я.
– Мрак, расскажи мне, что именно произошло.
– Боюсь, моя королева, от меня будет мало пользы. К моему глубокому стыду, почти все время я пролежал без сознания.
– Твои раны не кажутся настолько серьезными.
– Меня исцелила Хафвин, иначе я так и остался бы в больнице.
– Аблойк? – повернулась она к другому стражу.
Эйб пошевелился у нас за спинами. Он так мечтал, чтобы его не заметили!
– Да, моя королева?
– Ты знаешь, почему Таранис хотел поразить именно тебя?
Аблойк медленно, осторожно сел на кровати – точнее, не сел, а скорее поднялся на четвереньки.
– Когда-то королеву выбирали с помощью моей магии, как магия Мэб выбирала короля. Наверное, до Тараниса дошли слухи о возрождении моего дара. Думаю, он боялся, как бы я не помог Мередит стать истинной королевой волшебной страны. Если он прознал, что кому-то из его подданных пришла в голову мысль предложить ей Благой трон, то в его нападках на меня появляется смысл. Он хотел удалить меня от принцессы.
– Гален! – позвала Андаис. – Почему он целил в тебя?
В глазах у Галена мелькнула растерянность. Он покачал головой.
– Не знаю.
– Ну же, Гален Зеленоволосый, Зеленый рыцарь, почему?
До меня вдруг дошло.
– Он узнал о пророчестве, полученном Келом у смертного ясновидца, – сказала я.
– Да, Мередит, о том, что ты вместе с зеленым человеком вернешь жизнь дворам фейри. Таранис сделал ту же ошибку, что и мой сын. Он решил, что Гален и есть зеленый человек из пророчества. Оба они забыли нашу историю.
– Зеленый человек – это бог, Консорт, – сказала я.
Андаис кивнула и повернулась к Рису:
– А ты? Почему ты, ты понял?
– Он прослышал, что я снова стал Кромм Круахом. Если я вернусь к моей прежней силе, ему действительно стоит меня бояться.
– Говорят, что ты снова убиваешь гоблинов прикосновением. Правдив ли этот слух?
– Я убил одного, – уточнил Рис. – Но не знаю, сохранится ли сила и дальше.
– Таранису могло хватить и слуха. – Она как будто успокаивалась. Хорошо, если так. Королева снова взглянула на Дойла. – Почему он напал на тебя, мне понятно. Если бы я хотела убить принцессу, я бы тоже вначале убила тебя. Но он сделал глупость, не тронув Убийственного Холода. – С тем же спокойствием она повернулась к очень молчаливому высокому стражу у кровати. – Не правда ли, нужно вас обоих убить, чтобы надеяться выжить, прикончив Мередит? А, Убийственный Холод?
Холод облизал губы. Правильно он беспокоился. Не тот разговор, чтобы нам хотелось его вести с королевой.
– Это верно, моя королева, – сказал он.
– Благой двор поставил тебе то же условие, что и я? Ты должна зачать ребенка, чтобы сесть на их трон?
– Нет, мне предложили трон безо всяких условий, в случае если придворные проголосуют за свержение Тараниса и мое избрание.
– И что ты об этом думаешь, Мередит?
 
Дата: Среда, 24.11.2010, 15:10 | Сообщение # 27

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
– Я польщена, но я не дура. Я думаю, что кто-то из аристократов наверняка метит на трон сам, и мое выдвижение просто дает им время собраться с силами. Голосование за мою кандидатуру здорово затянет выборы нового правителя Благого двора.
Андаис улыбнулась:
– Это Дойл тебе подсказал?
– Нет, моя королева, – ответил Дойл. – Принцессе отлично известны коварство и лицемерие Благих сидхе.
– Таранис вправду едва не забил тебя до смерти, когда ты была ребенком?
– Да, – сказала я. Про себя добавив: а ты меня чуть не утопила. Вслух я ничего не сказала, разумеется.
Андаис улыбнулась, словно припомнив что-то приятное.
– Ох, Мередит, пора бы тебе научиться следить за лицом. Глаза всю твою ненависть ко мне выдают.
Я опустила взгляд, не придумав, что бы сказать такое, чтобы не солгать.
Она мелодично рассмеялась – а у меня от ее смеха мурашки по спине побежали, словно это я лежала беспомощная у нее в кровати. Я хотела выручить Кристалла, но не могла придумать, как. Если попытка окажется неудачной, я ему только хуже сделаю. Она решит, что он мне небезразличен, и ей только больше удовольствия доставит пустить ему кровь.
– Теперь, когда я уверена, что ты не сговаривалась с Хью или другими Благими, я соглашусь, что они задумали тебя обмануть. Скорее всего, ты для них станешь подставной фигурой – отвлекать возможных убийц. А может, как ты предположила, они всего лишь тянут время, выставляя тебя напоказ, пока кто-то за сценой собирает силы. Второй вариант больше похож на правду, но сама новость настолько неожиданна, что у меня не хватило времени как следует над ней поразмыслить.
Понимать надо было так: она была настолько убеждена в моем предательстве, что от злости даже думать толком не могла. Но эту мысль я оставила при себе. Мне удалось сделать достаточно непроницаемое лицо, чтобы я рискнула снова посмотреть на королеву. Или я надеялась, что удалось. Как узнать, что твое лицо не выражает ничего предосудительного?
– Если Таранис знает содержание полученного Келом пророчества, то, значит, кто-то из приближенных Кела шпионит на короля. – Андаис постучала себе по подбородку кровавым ногтем. – Но кто же?
В зеркале что-то зазвенело, словно забряцали мечи. Я глянула на часы.
– Мы ждем зова от Курага, Царя Гоблинов, – сказала я.
– И твое зеркало ждет, пока ты ему ответишь?
Я кивнула.
– Никогда такого не видела. Кто накладывал чары на зеркало?
– Я, – ответил Рис с легкой улыбкой, но глаза у него оставались серьезными.
– Тебе надо и мое зеркало зачаровать.
– С радостью, моя королева, – нейтрально-любезным тоном сказал он.
Снова звякнули мечи.
– Пожалуй, прямо сегодня. Вернись ко двору.
– Со всем уважением, тетя Андаис, но Рис сегодня должен быть в моей постели, если мы улучим момент посреди переговоров и внештатных ситуаций.
– Тебе не хотелось бы видеть его белую плоть у меня на кровати, окровавленной, как плоть Кристалла?
На такой вопрос правильного ответа нет.
– Не знаю, какого ответа ты от меня ждешь, тетя Андаис.
– Меня вполне устроит правдивый.
Я вздохнула. Дойл сжал мне руку, а Рис напрягся. И тут взорвался Гален.
– А зачем?! Нас чуть не убил Таранис! Таранис спятил, на него накинулись его собственные придворные, куда-то уволокли и теперь намерены свергнуть с трона, а ты изводишь Мерри допросом о нас!
Он даже к зеркалу шагнул, так на нее орал.
– Дойл чуть не умер! И Мерри могла бы погибнуть, и ты никогда не дождалась бы продолжателя династии, не было б у тебя наследников – ни на одном троне, ни на другом! Благие вот-вот затеют бучу, которая наверняка отразится на нашем дворе, а ты все играешь в дурацкие садистские игры! Нам королева нужна, а не палач. Нам помощь нужна! Видит Богиня, до чего нужна.
Нам бы на него броситься и заткнуть ему рот – но мы оторопели так, что застыли столбами. Повисла тяжелая тишина, нарушаемая только учащенным дыханием Галена.
Андаис смотрела на него так, словно впервые видела. И взгляд ее хоть и не был довольным, но и злости в нем не было.
– И какой помощи ты от меня хочешь, Зеленый рыцарь?
– Выяснить, почему Хью предложил Мерри трон. Настоящую причину.
– А он как объяснил?
– Он говорил о лебедях в золотых ошейниках, о том, что Ку Ши не дала королю избить служанку. Благие уверены, что винить – или благодарить – за возвращение магии надо Мерри.
– А это так? – спросила Андаис, и в голосе снова прорезалась жестокая нотка.
– Ты же знаешь, что да, – сказал Гален без вызова, будто констатируя общеизвестный факт.
– Возможно. – Андаис повернулась ко мне. – Я попытаюсь выяснить, был ли Хью честен в своем предложении, или коварен, как мы подозреваем. Ты, Мередит, должно быть, околдовываешь мужчин, хоть я и не пойму, как. С Кристаллом ты даже не спала, а он тебе до странности предан. Я все равно его сломаю и приведу к покорности, а потом возьмусь за следующего из тех, кто променял меня на тебя. За сидхе, который предпочел последовать в ссылку за тобой, чем остаться со мной в волшебной стране.
Последнюю фразу она сказала чуть ли не задумчиво, словно и правда не могла понять, как такое возможно. А правда была в том, что не из волшебной страны они бежали, а от ее садистских ласк. Но такую правду я лучше оставлю при себе.
– Если предложение Благих сделано без подвоха, Мередит, тебе стоит о нем подумать.
По спине пробежал холодок страха.
– Не понимаю, тетя Андаис.
– С каждым новым мужчиной, который предпочитает мне тебя, я тебя ненавижу немного больше. Боюсь, вскоре моя ненависть перевесит мое желание возвести тебя на мой трон. На золотом троне Благого двора ты будешь в безопасности от моего гнева.
Я облизала вдруг пересохшие губы.
– Я не стремлюсь вызывать твой гнев, моя королева. Я ничего не делаю нарочно.
– Именно это меня и злит, Мередит. Я знаю, что ты это делаешь не нарочно. Ты просто такая, какая есть, и при этом как-то умудряешься переманить к себе моих придворных и моих любовников. Их покоряет твоя Благая магия.
– Я владею руками плоти и крови, тетя, это не магия Благих.
– О да, и пророк Кела сказал, что принц погибнет, когда некто от плоти и крови воссядет на престол Неблагих. Кел думал, что подразумевается твоя смертность, но ошибся. – Она посмотрела мне в глаза, и во взгляде у нее была не жестокость, а что-то еще, только непонятно, что. – Кел по ночам кричит твое имя, Мередит.
– Он бы меня убил, если б смог.
Она покачала головой.
– Он себя убедил, что вы зачали бы ребенка, если б он лег с тобой, и тогда он стал бы королем, а ты королевой.
Во рту у меня не могло пересохнуть еще больше, зато сердце забилось чаще.
– Не думаю, что это возможно, тетя Андаис.
– Возможно, невозможно – какого черта, Мередит! Обычный трах. Хватило бы простой механики.
Я снова попыталась объяснить, хотя Дойл с Рисом сжимали мне руки до боли. Даже Эйб прижался к моей спине и зарылся в волосы лицом, пытаясь успокоить.
– Я имела в виду, что из нас с Келом вряд ли получится гармоничная правящая чета.
– Не надо так пугаться, Мередит. Я знаю, что от Кела ты не забеременеешь, но он себя в этом убедил. Так что мне стоило тебя предупредить. Он больше не жаждет твоей смерти, зато убьет любого твоего мужика, если дотянется.
– А он… – Я попыталась подыскать слова. – Он свободен?..
– Он не в тюрьме, но за ним все время следят. Я не хочу, чтобы мои собственные стражи убили моего единственного сына, защищая мою же наследницу. – Она покачала головой. – Иди, ответь царю гоблинов. Я постараюсь узнать, насколько искренним был Хью в своем предложении.
С этими словами она направилась обратно к кровати.
– Но сперва я вымещу свою злость на тебя на твоем Кристалле. И знай, что даже самый мелкий порез я бы лучше на твоей лилейной коже сделала – если б ты не нужна мне была целая и здоровая.
Она забралась на кровать и потянулась к Кристаллу. В руке у нее возник нож – то ли по волшебству, то ли из-под подушки.
Холод успел к зеркалу первым. Он погасил изображение, и мы остались смотреть на самих себя. Глаза у меня были слишком круглые, лицо слишком бледное.
– Твою мать, – сказал Рис.
«Твою тетку» было бы точнее. Но описание ситуации очень верное.
 
Дата: Среда, 24.11.2010, 15:39 | Сообщение # 28

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Глава 13

Зеркало зазвенело, как столкнувшиеся в ударе клинки – резко, со скрежетом. Я вздрогнула.
Рис посмотрел на Дойла, на меня. Дойл сказал:
– Нам с Эйбом лучше уйти. Чем меньше народу в стране фейри будет знать о наших ранах, тем лучше.
Он сжал мне руку на прощанье и попытался встать с привычной легкостью, но остановился посреди движения. Не то что пошатнулся – просто застыл.
Я подставила ему руку, а Холод подхватил под локоть, и помог скорее он, чем я. Дойл попытался отстранить руку Холода, но пошатнулся; Холод перехватил его прочнее. Дойл практически оперся на руку друга – а значит, ему было очень больно.
– Ты что, отказался в больнице от болеутоляющего? – спросила я.
Зеркало заскрежетало еще пронзительнее – казалось, мечи вот-вот не выдержат, сломаются.
– Гоблины терпением не отличаются, Мередит, – немного искаженным голосом сказал Дойл. – Ответь им.
Он пошел к двери, не протестуя против помощи Холода – ясно было, что ему по-настоящему плохо. Хуже, чем казалось на вид. У меня сердце сжималось при мысли, что мой Мрак так сильно ранен, и не только потому, что я его люблю, а еще потому, что он самый сильный из моих воинов. Пусть Холод не уступает ему в бою, но стратег у нас Дойл. Он мне нужен, нужен во всем.
Наверное, эти мысли отразились у меня на лице, потому что он сказал:
– Я тебя подвел, прости.
– Таранис едва не выжег тебе глаза, – возразил Рис. – Никого ты не подвел.
Воздух опять наполнился злобным скрежетом.
– Идите, – сказал Рис. – Я останусь с Мерри.
– Ты не любишь гоблинов, – заметил Холод.
Рис пожал плечами.
– Ту, что лишила меня глаза, я прикончил. Месть адекватна. Да и не стану я подводить вас и Мерри, изображая великовозрастную деточку. Иди, пусть Дойл отдохнет и примет что там врачи прописали.
– Я пойду с Дойлом, – предложил Гален. Мы все повернулись к нему.
– Если Мерри должна обходиться без Дойла, то пусть с ней останется Холод, – объяснил он.
Эйб с кровати спустился самостоятельно.
– Да… Мне-то помочь никто и не подумает.
– Тебе нужна помощь? – спросил Гален, уже протягивая ему руку.
Секунду Эйб смотрел ему в глаза, потом качнул головой, но тут же остановился от боли.
– Нет, малыш, идти я сам смогу. Короля оттащили раньше, чем он успел напрочь сжечь мне спину.
Он пошел к двери не быстро, но вполне твердой походкой.
Гален повел Дойла к двери, прочь от зеркала. Холод вернулся ко мне, Рис потянулся рукой к зеркалу, но остановился на полпути:
– Не хочу я, чтобы ты с этими двумя спала.
– Мы все уже обсудили, Рис. За каждого полукровку-гоблина, который с моей помощью обретет силу сидхе, наш союз с Курагом продлевается на месяц. Без поддержки гоблинов нам не выстоять.
Зеркало опять противно заскрежетало.
– Нетерпеливый народ – гоблины, – отметил Холод.
– Они нам нужны, Рис, – сказала я.
– Знаю. Думать больно, но знаю. – По лицу Риса пробежала тень, слишком быстро, чтобы я догадалась, о чем он подумал. – Хотел бы я, чтобы когда-нибудь ты смогла делать то, что тебе хочется, а не то, что тебя вынуждают делать.
Ответа я не нашла.
Рис прикоснулся к зеркалу. Металлический скрежет поднялся крещендо, мне захотелось зажать уши, но при гоблинах нельзя показывать слабость. В двух верховных дворах страны фейри твоими слабостями воспользуются к своей выгоде, но гоблины слабость попросту считают поводом тебя помучить. В мире гоблинов ты либо хищник, либо добыча, и я очень стараюсь не стать добычей.
Зеркало вдруг открылось окном в тронный зал двора гоблинов. Царя там не было, перед пустым каменным троном стояли Падуб и Ясень. Зеркала касался Ясень – это его магия извлекала из зеркала звуки битвы.
Он моргнул нам в лицо ярко-зелеными глазами. В глазах не было зрачка, только слепая стеклянная зелень, и немного белка вокруг. Светлые волосы острижены коротко, потому что только мужчинам сидхе позволено носить длинные волосы, но кожа у него была золотистая, поцелованная солнцем. Пусть она не сверкала золотыми искрами, как у Айслинга, но немногим была хуже. У обоих близнецов была золотистая кожа Благих сидхе. Лунная белизна, как у меня или Холода, считалась красивой при обоих дворах, но вот такой золотистый цвет, будто цвет легкого загара, встречался исключительно при Благом дворе. А глаза у Ясеня были гоблинские, если не считать цвета.
Падуб шагнул к брату. Он во всем был копией своего близнеца, кроме цвета глаз – алого, как ягоды падуба, в честь которого он назван. Красные глаза без зрачка – отличительная черта не просто гоблинов, а Красных колпаков.
Рис отступил от зеркала и вернулся ко мне – теперь я стояла между ним и Холодом.
– Договор отменяется! – Красивое лицо Падуба исказилось от ярости. Он из двух близнецов первым терял терпение.
– Вот так заставить нас ждать – это выставить на позор перед всем двором, – поддержал его Ясень. Тон у него мало чем отличался от тона брата, что было плохо, ведь именно Ясень у них в паре олицетворял голос разума.
– Нас задержала королева Андаис, – сказал Холод.
Рис только подвинулся ко мне ближе, словно близнецы одной своей яростью могли причинить мне зло.
Они взглянули на него мельком и снова повернулись ко мне.
– Это так, принцесса? – спросил Ясень.
– У королевы было что нам показать, – сказала я, не убирая из голоса нотку тревоги, которую я испытывала по поводу Кристалла и его участи.
– Она развлекается с сидхе, которые не успели за тобой, – кивнул Ясень.
У Падуба на лице проступило смущение, гнев начал таять – необычная для него реакция.
– Королева с вами говорила? – спросила я.
Они переглянулись; ответил Ясень:
– Наверное, королеве понравилось смотреть, как мы слизывали с тебя ее кровь. Мы не думали, что у кого-то из сидхе, пусть даже Неблагих сидхе, будут такие гоблинские вкусы.
Кровь Андаис залила меня, когда она пыталась меня убить – совсем недавно. Тогда она очень была мной недовольна. Потом недовольство прошло, так что больше она пока попыток меня убить не предпринимала, и счета от адвокатов оплачивала исправно.
– Она предложила вам постель? – спросил Холод.
– Мы не с тобой говорим, Убийственный Холод, – буркнул Падуб.
Я погладила Холода по руке, говоря ему, что все правильно.
– Я должна блюсти гордость всех мужчин, что меня окружают, – сказала я. – Один из них – Холод, а если нынешняя ночь пройдет, как задумано, то и вы ими будете. Я понимаю, что вы чувствуете себя оскорбленными нашим невниманием к вашему звонку, но желания королевы для нас закон, и нам всем порой приходится им подчиняться.
– Нам – нет, – отрезал Падуб.
– Вы ей отказали? – спросила я.
– Мы начали обговаривать, кто что будет делать, – сказал Ясень, – но она не соглашалась на боль. Совсем. Она желает только мучить сама.
– Она так прямо и предложила пытать вас во время секса? – удивилась я.
– Да! – чуть ли не выкрикнул Падуб.
– Она не знает, что для вас это смертельное оскорбление.
– А ты знаешь, – сказал Ясень.
Я кивнула.
– Я не раз бывала в детстве при дворе гоблинов. Мой отец не боялся меня к вам привозить – чего не скажешь о других дворах фейри.
– Он не пускал тебя в холм Благих? – спросил Ясень.
– Не пускал.
– Гоблинов тоже надо бояться! Не меньше чем сидхе! – снова взъярился Падуб.
– Конечно. Но гоблины блюдут честь и не нарушают своих законов, – сказала я.
– А правда, что королева хотела тебя убить, когда ты была ребенком? – спросил Ясень.
– Правда, – опять кивнула я.
– Значит, тебе точно спокойней было с нами, чем с твоими сородичами.
– Да, с гоблинами и со слуа.
Падуб резко, неприятно засмеялся:
– Спокойней с нами и с ужасом всей волшебной страны, чем с прекрасными сидхе! Верится с трудом.
– Слуа, как и гоблины, чтут свои законы. Мой отец знал ваши обычаи и научил меня. Вот потому мы и встретились сегодня.
– Ты торговалась очень продуманно, принцесса, – сказал Ясень безо всякой похоти в голосе, хотя торговались мы из-за условий секса. Но у него в глазах светилось уважение, и я его заслужила.
– Понимаю, почему здесь Холод – он с тобой чуть ли не постоянно, но другую твою руку обычно держит не Рис, – заметил Ясень.
– Где это Мрак? – обошелся без намеков Падуб.
– Он будто твоя тень, принцесса, – поддержал брата Ясень. – А сегодня с тобой только Рис и Холод. И всем известно, что Рис не поклонник гоблинской плоти.
Последнюю реплику Ясень произнес с явным намеком. Рис напрягся, потянулся рукой к моему плечу – но ничем больше своих чувств не проявил.
Непонятно, знают ли гоблины о нападении Тараниса? Если знают, не посчитают ли оскорблением, что мы им не говорим? Гоблины нам союзники, но не друзья.
– Если ты с нами в союзе, – озвучил мою мысль Ясень, – то надо ли хранить от нас тайны?
Знают. Я решилась.
– Неужели слухи так быстро летят по стране фейри?
– Некоторые гоблины смотрят новости людей. Они видели Мрака на инвалидной коляске в дверях больницы. Мы не видели, так что не слишком поверили, но его с тобой нет. Мы с моим братом спрашиваем снова: где твой Мрак?
– Он вскоре будет здоров.
– Значит, он ранен, – заключил Ясень. Похоже, эти новости не оставили его равнодушным.
Я подавила желание облизать губы или сделать еще какой-нибудь нервный жест.
 
Дата: Среда, 24.11.2010, 15:41 | Сообщение # 29

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
– Да, ранен, – просто сказала я.
– Должно быть, очень серьезно, раз он тебя покинул.
– Мрак в инвалидной коляске! – поразился Падуб. – Не думал, что увижу такой позор.
– Сидхе не считают позором лечиться, когда ранены, – возразила я.
– Если гоблина так сильно ранят, он сам свою жизнь оборвет, или ему помогут сородичи, – заявил Падуб.
– Тогда я рада, что я не гоблин, – заметила я. – Потому что меня ранить труда не составляет.
Я нарочно напомнила о своей уязвимости, надеялась увести разговор с Дойла на секс, предстоявший нам нынешней ночью. Ни Ясень, ни Падуб никогда не спали с людьми, никогда не занимались сексом с партнером, который настолько хрупок, которого можно убить по неосторожности, по-настоящему убить даже без холодного металла. Для них это в новинку. Ясень, конечно, надеялся стать королем. Оба полукровки – и Ясень, и Падуб, – надеялись, что со мной они обретут свойственную сидхе магию, как было с другими. Но не жажда силы наполняла нетерпением взгляд Падуба. Жажда была совсем другого рода.
У Ясеня взгляд оставался задумчивым, возбуждение брата его не захватило. От Падуба можно ждать, что он забудется и покалечит меня по неосторожности, зато Ясень вполне может причинить мне боль нарочно. Он по складу ума был чуточку меньше гоблин и чуточку больше сидхе. Обретя с моей помощью магию сидхе, он может стать по-настоящему опасен. Царю гоблинов Курагу стоило бы за ним приглядеть: у гоблинов трон не наследуется, а завоевывается в драке, и дракой же и удерживается. Старый принцип: король умер, да здравствует король.
– Меня не отвлечь, принцесса, – сказал Ясень. – Даже твоим белым телом.
– Неужели я так мало стою? – спросила я, опуская взгляд. Гоблинам нравятся либо смелые до наглости, либо застенчивые и скромные. Наглостью мне с близнецами не равняться, так что сыграем на скромности.
Ясень коротко рассмеялся:
– Ты отлично знаешь себе цену, принцесса.
Падуб шагнул ближе к зеркалу, красивое лицо заняло большую часть обзора. Искажения, как в камере, не было – просто как будто стеклянная перегородка между двумя помещениями. Гоблин прижал палец к стеклу, посмотрел на меня, и в глазах у него была далеко не одна только похоть.
Я вздрогнула и отвела взгляд.
– Жалко, что через стекло я не чую запах твоего страха, – сказал он севшим от возбуждения голосом.
Холод придвинулся ко мне, Рис обнял меня за талию. Прикосновения меня успокаивали, но мы имеем дело с гоблинами, они заметят все наши слабости и используют их против нас.
– Мы согласились, чтобы за нашим трахом следили Мрак и еще один по его выбору, – сказал Ясень. – Но раз он не может, то пусть никого не будет.
– Нет, – тихо сказала я.
– Тогда надо пересмотреть всю сделку.
Холод собрался что-то сказать, но я тронула его за руку.
– Вам с Падубом выпал шанс вернуть гоблинам магию, настоящую магию. Выпал шанс участвовать в состязании за трон Неблагого двора. Такой удачей не жертвуют из-за того, что Дойлу не хватит здоровья присматривать за нами в постели. Я выберу двух других стражей охранять мою безопасность и прослежу, чтобы все устроилось к общему удовольствию.
– Мы приказам сидхе не подчиняемся! – фыркнул Падуб.
– Это не приказ. Просто так обстоит дело.
Я глянула на Ясеня у него за плечом, в глубине зеркала.
– Мы тебе дали слово, принцесса, – сказал Падуб. – Гоблины не то что сидхе, мы слово держим. Мы сделаем ровно то, на чем сошлись, ни капли больше. Не сделаем ничего, на что ты не согласилась заранее.
– Стражи должны быть при нас не только для того, чтобы не дать вам забыться в разгар утех, есть и еще причина, – сказала я.
– Какая же? – спросил Ясень.
– Чтобы не дать забыться мне.
– Это как? – не понял Падуб.
– Мы договорились, что вы не сделаете ничего, на что я не дам согласия или о чем не попрошу. Я опасаюсь, что в разгар страсти могу попросить о таком, чего не вынесет мое тело.
– Что? – Падуб нахмурился, пытаясь сообразить.
– Она говорит, что ей нравится боль, и что она может попросить такого, что сама же не перенесет, – объяснил Ясень.
– Врунья-сидхе! – скривился Падуб.
– Клянусь, что не вру. Мне нужно, чтобы за мной приглядывали и не дали мне навредить себе самой.
Падуб так стукнул по зеркалу, что на его стороне оно закачалось. Я невольно вздрогнула.
– Ты нас боишься, – сказал он. – Не бывает, чтобы сидхе хотел переспать с тем, кого боится.
– За всех сидхе я не отвечаю.
– Ты хочешь, чтобы я сделал тебе больно? – спросил Падуб.
Тут я подняла взгляд и посмотрела ему прямо в глаза, чтобы он увидел там эту правду:
– Очень хочу.
 
Дата: Среда, 24.11.2010, 15:45 | Сообщение # 30

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Глава 14

Наконец зеркало снова стало просто зеркалом. Гоблины прибудут к ночи – с эскортом из Красных колпаков, чтобы «противостоять коварству сидхе». Поскольку Дойл не в форме, мне придется выбирать других стражей для наблюдения, а тем, кому я больше всего доверяю, такая служба не по душе.
Холод разделил бы эту обязанность с Дойлом, если ему приказать, но ему откровенно не нравилось видеть меня с другими мужчинами. Дойла он переносил нормально, но больше ни с кем мою постель не делил. Рис в этом плане был менее разборчив, но просить его, чтобы он наблюдал за моим сексом с гоблинами – это все равно что его самого пытать. Ему секс с гоблинами стоил глаза.
– Ты серьезно говорила насчет боли? – спросил Рис.
– Да, – сказала я.
– А ты знаешь, насколько это мне не по душе?
Я подумала и кивнула.
– Это такая вещь – либо ты ее понимаешь, либо нет.
– Я вот тоже не понимаю, – заметил Холод.
Я промолчала, потому что на самом деле Холод понимал больше, чем ему казалось. Причинять мне боль он не любил, но там связать, тут прихватить – очень даже его заводило. Но раз он не считал бондаж разновидностью садо-мазо, то я с ним спорить не стала.
– А Дойл понимает, – сказал Рис.
Я кивнула.
– Но ты ведь получаешь удовольствие от нормального секса? – уточнил Рис.
– Нормальный – слово оценочное. Тот секс, которым я занимаюсь, мне нравится.
Он глубоко вздохнул и перефразировал:
– Я не хотел расставлять оценки, я хотел спросить: когда ты не просишь от нас… ну, бондажа, к примеру, – это только потому, что нам это не нравится, по твоему мнению? Мне хотелось бы получить уверенность, что тебе на самом деле хорошо со мной в постели.
Я обняла его, но не слишком прижимаясь – так, чтобы смотреть ему в лицо.
– Мне очень, очень хорошо с тобой в постели. И с другими тоже. Просто иногда мне хочется чего-то погрубее. Каждый день мне гоблинской любви совсем не нужно, но мысль о ней меня возбуждает.
Он вздрогнул, причем не от удовольствия. От страха.
– Я теперь знаю, спасибо тебе, что глаз я потерял только из-за собственного невежества. Если б я не пренебрегал чужой культурой, как все сидхе, я бы знал, что у гоблинов даже пленники могут обговаривать условия секса. Я бы запретил им меня калечить. Но я считал это пыткой, а палачам условия не ставят.
– Пытка у гоблинов – совсем, совсем другое.
Он снова вздрогнул.
Я обняла его, чтобы стереть страх с его лица.
– Нам надо выбрать, кому доверить сегодня мою охрану.
Он прижал меня крепче.
– Прости, Мерри, я не смогу. Просто не смогу.
Я прошептала ему в щеку:
– Я понимаю. Все в порядке.
– Я могу, – сказал Холод.
Я повернулась к нему в объятиях Риса. Лицо у Холода стало надменной маской – в лучшем его стиле. Холодное и прекрасное. Только мне стало понятно: он боялся не того, что отвращение помешает ему исполнять служебные обязанности, а того, что зрелище может слишком его возбудить. У него чувства нередко брали верх над разумом, а ожидающееся зрелище заденет слишком многие его тайные струнки. В присутствии Дойла он с лишними эмоциями сумел бы справиться, но Дойла не будет. Так кого же я могу попросить меня охранять?
В зеркале вдруг проявилась спальня королевы. Мы поначалу наложили на стекло чары, которые никому не давали за нами подглядывать, но королева на это плохо среагировала. Так что ей предоставили прямой доступ. Мы в результате лишились тайны частной жизни, зато ярость Андаис снизилась до более приемлемого уровня.
Еще один результат – что я теперь спала где угодно, только не здесь. Королеве объяснили, что секс нас полностью изматывает, и мы засыпаем прямо на месте. Пока что объяснение прокатывало.
Королева была в крови от локтей до ног. В глаза это не бросалось при ее черной одежде, но промокшая от крови ткань так и липла к телу. В руке у нее был нож – настолько залитый кровью, что наверняка рукоятка скользила.
На постель мне и смотреть не хотелось, но пришлось. Вместе с Рисом, который по-прежнему меня обнимал, мы повернулись к кровати – замедленным таким движением, когда и хочешь посмотреть, и боишься.
Наверное, там лежал Кристалл, но видна была только окровавленная масса в форме мужского тела – причем насчет пола я судила только по широким плечам и узким бедрам. Лежал он на животе, там же, где мы видели его в последний раз. Рука свесилась с кровати и непроизвольно подергивалась – наверное, Андаис нерв повредила или что там.
У меня слезы хлынули из глаз. Я ничего не могла с собой поделать. Рис прижал меня лицом к своему плечу, чтобы я не смотрела. Я не сопротивлялась. Я все уже увидела, что она хотела мне показать, хоть и не понимала, зачем она этого хотела. Обычно она обращалась так с врагами, с изменниками. С теми, у кого выбивала сведения, или с преступниками, которые осуждены были на пытку. За что же она превратила в кровавое мясо Кристалла? За что?! Мне хотелось крикнуть это ей в лицо.
Руки Риса напряглись, словно он прочитал мои мысли.
– Ты врала, что собираешься заняться сексом с Рисом, – сказала вдруг она.
– Нет, – возразила я. – Мы просто не успели еще отойти от зеркала после разговора с гоблинами.
Я вытерла глаза и повернулась лицом к моей королеве. Боги, как же я ее ненавижу!
– Ты как будто бледна и не слишком расположена к сексу, племянница. – Она чуть ли не мурлыкала от удовольствия при виде моей реакции. Неужели только в этом дело? Ей просто нравится меня изводить? Неужели Кристалл для нее ничего значит, и она им просто пользуется, чтобы сделать больно мне?
– Я прикажу Шолто доставить Риса домой. Он зачарует мне зеркало, как у тебя, а потом разделит мое общество, как всегда того хотел. – Тут она глянула на Риса трехцветно-серыми глазами, глянула в самую душу. – Ты ведь меня по-прежнему хочешь, Рис?
Опасный вопрос. Рис ответил медленно, подбирая слова:
– Разве найдется тот, кто откажется от твоей красоты? Но ты хочешь, чтобы Мерри забеременела, и я должен быть при ней, подчиняясь твоему приказу.
– А если я прикажу тебе вернуться?
– Ты обещала, что все мужчины, разделившие со мной постель, останутся моими, – сказала я. – Ты поклялась!
– За исключением Мистраля. Его я тебе не отдавала.
– За исключением Мистраля, – согласилась я, стараясь говорить тихо и ровно.
– Ты бы расстроилась больше, если бы сейчас в моей кровати лежал не Кристалл, а Рис?
Еще один опасный вопрос. Перебрав несколько ответов, я остановилась на честном:
– Да.
– Ты не можешь их всех любить, Мередит. Ни одна женщина не может любить их всех!
– Пусть не всем сердцем, моя королева, но я их люблю. Люблю, потому что они мои подчиненные. Меня приучили заботиться о тех, за кого я в ответе.
– Опять мой брат говорит твоими устами. – Она всплеснула руками, забрызгав зеркало кровью – вряд ли нарочно. – Со мной связался сэр Хью. Говорят, Тараниса заставят пожертвовать жизнью ради его народа. Поговаривают о цареубийстве, Мередит. О том, что Благой двор многое потерял под его безумным правлением.
От ее тона у меня поджилки свело. Холод сказал:
– Сегодня утром он показался мне совершенно безумным, моя королева.
.
 
Дата: Среда, 24.11.2010, 15:53 | Сообщение # 31

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
– А, Убийственный Холод! Ты все еще здесь. Все еще при ней. Благие хотели меня убедить, что не имели в виду дурного, предлагая тебе их трон, Мерри.
– Так предложение подтверждено? – спросил Холод.
– Нет пока, но еще сутки – и фракция Хью либо проиграет, либо соберет достаточно голосов, чтобы возвести на трон нашу принцессу. Хью напомнил, что у меня есть еще один наследник – Кел. Что Мередит для меня лишь запасной вариант.
Понимал ли Хью, какой опасности меня подвергает? Андаис по степени нормальности недалеко ушла от Тараниса. Я не представляла, как она отреагирует на такие заявления из Благого двора.
– Ты как будто испугалась, Мередит, – сказала она.
– Разве у меня нет причин пугаться?
– Неужели тебя не приводит в восторг возможность стать королевой Благого двора?
– Мое сердце принадлежит Неблагому двору, – сказала я после паузы.
Она улыбнулась:
– В самом деле? Половина моего ситхена покрылась золотом и бело-розовым мрамором. Куда ни посмотришь – цветы и листья. Зал Смертности, тысячелетний пыточный зал, увит цветами. Магия Галена уничтожила темницы, и я не в силах заставить ситхен их восстановить. Я послала людей оборвать цветы в коридорах, но они попросту выросли заново всего за одну ночь!
– Не знаю, что мне сказать, тетя Андаис.
– Я-то думала, что революции делаются сталью и интригами. А ты мне показала, что есть и другие пути к потере власти. Твоя магия, Мередит, овладевает моим ситхеном, хоть ты и сидишь невесть где в Лос-Анджелесе. Изменения расползаются день ото дня, будто раковая опухоль. – Она рассмеялась, но с оттенком горечи. – Рак из цветов и розовых стен. Если я уступлю тебя Благим, станет ли все как было? Или уже поздно? Не это ли углядели Благие, Мередит, не то ли, что ты всю волшебную страну перестроишь по их нраву? Ты уничтожаешь свое наследие, Мередит. Если я это безобразие не прекращу, скоро от темного двора не останется ничего.
– Я ничего не делала нарочно, тетя.
– А если я отдам тебя Благим, это прекратится?
Я посмотрела ей в глаза. Глаза, в которых осталось куда меньше рассудка, чем требовалось.
– Не знаю.
– А что говорит Богиня?
– Не знаю.
– Она говорит с тобой, Мередит, не отпирайся. Но берегись! Это тебе не христианский бог, она тебя не помилует. Это она меня создала.
– У Богини много лиц, – сказала я.
– Верно. Но понимаешь ли ты, Мередит, что это значит?
Я только кивнула.
– Так наслаждайся своим Рисом, пока можешь – потому что как только ты сядешь на золотой трон, мои стражи вернутся ко мне. Они охраняют только членов моей династии.
– Но я не дала согласия…
Она жестом велела мне замолчать.
– Я уже не знаю, как сберечь мой народ и наши обычаи. Мне казалось, что спасение может быть в тебе, но ты, спасая волшебную страну, уничтожаешь обычаи Неблагих. Богиня предлагала тебе выбрать способ возвращения нашей страны к жизни?
– Да, – очень тихо сказала я.
– И что был за выбор? Кровавая жертва или секс?
– Да, – ответила я, не сдержав удивления.
– Не удивляйся так по-дурацки, Мередит. Я не всегда была королевой. Когда-то любого правителя выбирала Богиня. Чтобы скрепить свои узы со страной, я выбрала кровь и смерть. Выбрала путь Неблагих. А ты, ты что выбрала, дитя моего брата?
В глазах у нее что-то предостерегало меня от правдивого ответа, но солгать я не могла. Об этом – никак не могла.
– Жизнь. Я выбрала жизнь.
– Ты выбрала путь Благих.
– Если есть путь обретения власти, который никому не стоит жизни, почему нельзя его выбрать?
– Чью жизнь ты пощадила?
Я облизала внезапно пересохшие губы.
– Не спрашивай.
– Дойла?
– Нет, – сказала я.
– Тогда чью?! – рявкнула она.
– Аматеона, – созналась я.
– Аматеон. Твое новейшее приобретение. Он вместе с Келом отравлял тебе детство. Почему?!
– Я не знаю, тетя.
– Почему?
– Что «почему»? – спросила я.
– Почему ты его пощадила? Почему не убила, возвращая жизнь стране? Он жертвовал собой добровольно!
– Но зачем его убивать, если есть другой выход?
Она с горечью покачала головой:
– Вот твое отличие от Неблагих, Мередит.
– Мой отец, твой брат, поступил бы так же.
– О нет, мой брат был Неблагой.
– Отец учил меня, что все живое в волшебной стране, от мала до велика, имеет свою ценность.
– Не верю, – сказала она.
– Так было, – сказала я.
– Полосуя Кристалла, я видела перед собой тебя. Только одно не дает мне отправить тебя к Благим, Мередит – что в таком случае мне придется войну развязывать, чтобы тебя убить. Не хочу терять возможность запытать тебя до смерти. А когда ты умрешь, твоя магия рассеется – и предательница-богиня, сменявшая меня на тебя, рассеется вместе с ней.
– Неужели ты обречешь на гибель всю нашу страну за то, что она не такая, как ты хочешь? – в потрясении спросил Холод.
– Нет. И да.
На этих словах зеркало опустело. Мы смотрели в глаза собственным отражениям, бледным и потрясенным. Что бы сегодня ни случилось хорошего, расплатились мы за это сполна.
 
Дата: Пятница, 10.12.2010, 10:17 | Сообщение # 32

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 15

Мне надо было лечь и отдохнуть хоть немного, ночь впереди предстояла трудная. Но одну меня не оставят, даже чтобы дать мне поспать. Помня о коварстве Тараниса и о том, что в любую минуту в зеркало может заглянуть Андаис, Рис с Холодом просто не хотели оставлять меня в одиночестве. Переспорить их мне не удалось бы, так что я и не пыталась. Попросту начала раздеваться, намереваясь забраться в кровать.
Будь здесь Холод и Дойл, они остались бы оба и мы спали бы втроем или занялись чем-нибудь поинтересней. Но с Рисом и Холодом вместе я никогда даже не лежала в одной кровати. Когда я разделась, они переглянулись, и после неловкой паузы Рис сказал:
– Я хотел заняться с тобой сексом до того, как появятся гоблины, но этот взгляд у Холода я помню.
– Какой взгляд? – спросил Холод. А мне спрашивать не пришлось, потому что я сама видела, и помнила тоже. Неуверенность и потребность в утешении были написаны на лице Холода, в глазах, в линии губ.
– Мне нужен секс, – сказал Рис. – Но тебе нужно утешение, а это занимает больше времени.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – холодно бросил Холод. Лицо опять превратилось в надменную маску, минутный проблеск неуверенности скрылся под многолетней дворцовой выучкой.
Рис улыбнулся.
– Не переживай, Холод. Я все понимаю.
– Нечего тут понимать, – не сдавался Холод.
Я голой забралась под простыню, слишком усталая, чтобы волноваться, кто из них выиграет спор, а потому просто улеглась на подушку и ждала того из них, кто останется со мной. Я так устала, так была перегружена впечатлениями дня, что мне не важно было, кто будет со мной спать, лишь бы кто-то спал.
– Дойл для тебя не просто командир, Холод. Вы веками были не разлей вода. Тебе его не хватает.
– Нам всем его не хватает, здорового и в строю, – ответил Холод. Рис кивнул:
– Верно, но только ты и Мерри так глубоко переживаете эту потерю.
– Не пойму, о чем ты говоришь, – сказал Холод.
– Ладно, замнем.
Рис глянул на меня, будто спрашивая, поняла ли я. Мне казалось, что поняла. Я похлопала по одеялу.
– Идем сюда, Холод. Поспи со мной.
– Дойл велел мне охранять тебя, пока он сам не может.
Я улыбнулась, глядя, как он тщетно пытается сохранить невозмутимость.
– Ну так забирайся в кровать и охраняй меня.
– Напомню, что ты обещала мне секс, и отказываться я не намерен, – сказал Рис.
Холод остановился, не дойдя до кровати.
– Мы никогда не были с тобой и принцессой втроем.
– И не будем, – кивнул Рис. – Я не против разделить постель с новичками, потому что меня Мерри любит больше, чем их. – Он улыбнулся, и я улыбнулась в ответ. Но его лицо тут же посерьезнело, и даже слишком. – А вот делить ее с тобой и видеть, как Мерри на тебя смотрит… Нет, это не по мне. Я знаю, что вас с Дойлом она любит больше, но не хочу, чтобы мне этим в глаза тыкали.
– Рис, – сказала я.
Он качнул головой и выставил ладонь вперед:
– Не пытайся щадить мое самолюбие. А то тебе придется врать, а врать сидхе не должны.
Тогда вмешался Холод:
– Я не хотел причинять тебе боль, Рис.
– Ты не можешь перестать быть собой, а она не может тебя не любить. Я пытался тебя возненавидеть, но не смог. Если она от тебя забеременеет, и мне придется вернуться к Андаис – вот тогда я тебя возненавижу. А до тех пор постараюсь сносить свою участь не без достоинства.
Мне хотелось как-то разрядить обстановку, но что я могла сказать? Рис прав: чтобы его утешить, оставалось только солгать.
– Я никак не хочу тобой пренебрегать, мой белый рыцарь, – сказала я.
Рис улыбнулся.
– Ты столь же бела, как и я, моя принцесса. И все мы знали с самого начала, что королем станет только один. Даже я считаю, что Дойл с Холодом вдвоем составили бы тебе отличную компанию на троне. Очень грустно, что из них двоих тоже один окажется победителем, а второй – побежденным.
С этими словами Рис вышел и закрыл дверь за собой. Мне слышно было, как он говорит что-то собакам, сидевшим прямо у двери. На время разговора с Андаис мы предпочли их выставить, потому что когда она дотрагивалась до черных псов, ни один не изменился под ее прикосновением. Волшебство ее не признало, и ей это очень не нравилось. Холод боялся, что равнодушие собак означает его неполноценность как сидхе. Андаис попросту злилась, что возрождающаяся магия обходит ее стороной. Ведь она королева, вся магия ее двора должна ей подчиняться – а она не хотела.
Я чуть не крикнула, чтобы Рис впустил собак, но вовремя вспомнила, что они будут напоминать Холоду о его страхах. Дверь закрылась тихо, но плотно, и я осталась наедине с моим стражем.
Холод снял пиджак; теперь мне видно стало, сколько на нем оружия. И пистолетов, и ножей – Холод всегда снаряжался как на войну. Я насчитала четыре пистолета и два ножа на кожаных ремнях. И наверняка были еще, потому что у Убийственного Холода всегда бывало при себе больше оружия, чем удавалось разглядеть.
– Почему ты улыбаешься? – тихо спросил он, расстегивая пряжки ремней.
– Хотела спросить, с какой это армией ты собирался нынче сражаться, но я и так знаю, чего ты боялся.
Он аккуратно снял оружие и сложил на тумбочку у кровати. Металлическая груда дышала разрушительной силой.
– Куда ты положила свой пистолет? – спросил Холод.
– В ящик тумбочки.
– Сразу, как только сюда вошла?
– Да.
Он пошел к шкафу, повесил пиджак на плечики, взялся за пуговицы на рубашке, не поворачиваясь ко мне.
– Не понимаю, почему ты так делаешь.
– Во-первых, мне не слишком удобно его носить. Во-вторых, пистолет понадобится мне в моей спальне, только когда вас всех перебьют. А в таком случае один-единственный пистолет меня не спасет.
Холод повернулся в расстегнутой до середины рубашке. Он вытащил ее из штанов, и как я ни устала, а глядя, как он вытаскивает рубашку, как расстегивает оставшиеся пуговицы, я задышала чаще.
Кожа его белой полосой сияла между полами рубашки, уступавшей ей в белизне. Он стянул рубашку с плеч, медленно, по дюйму обнажая сильные мышцы. Он знал уже, что смотреть, как он медленно раздевается – заметно разжигает мой аппетит.
Рубашку он аккуратно повесил на пустые плечики, даже пуговицу на воротничке застегнул. И при этом все время демонстрировал точеные линии спины и плеч. Даже серебряную шевелюру перекинул за плечо, чтобы не мешала любоваться их атлетичной шириной.
Порой только смотреть, как он вешает одежду в шкаф, доводило меня чуть не до безумия, заставляло постанывать от нетерпения, пока он не нырнет в постель. Сегодня так не вышло. Вид был великолепен, как всегда, но я ужасно устала и не слишком хорошо себя чувствовала. Может, виной было горе и потрясение, но я подозревала, что еще и простудилась – или вирус какой подхватила. А Холод никогда не простудится. Даже носом никогда шмыгать не будет.
Он повернулся ко мне лицом, руки скользнули к поясу брюк. Ремень он уже снял, освобождаясь от груза оружия. Наверное, я устала больше, чем сама думала – я даже не помнила, когда он это сделал.
Он взялся за пуговицу на поясе, и я перекатилась на живот и уткнулась в подушку. Не могла я больше смотреть. Он слишком красив, чтобы быть настоящим. Слишком великолепен, чтобы быть моим.
Кровать покачнулась; он был рядом со мной.
– В чем дело, Мерри? Я думал, тебе нравится на меня смотреть.
– Нравится, – сказала я, не поворачиваясь. Разве могла я объяснить, что я вдруг показалась себе такой смертной, такой уязвимой, а его бессмертие – таким ослепительным по контрасту?
– Тебе не хватит меня одного, без Дойла?
Услышав это, я повернулась. Он сидел на краю кровати ко мне лицом, подогнув ногу в колене. Пуговицы на поясе расстегнуты, а молния – нет, брюки разошлись вверху. Он наклонился – напряглись и красиво обрисовались мышцы живота. Я могла посмотреть ниже, на то, что все еще было скрыто одеждой, или выше – на великолепие его груди, плеч, лица. В другое время я бы посмотрела вниз, но иногда от тебя ждут вначале внимания к тому, что повыше талии.
Я села, прикрывая грудь краем простыни, потому что моя нагота порой мешала Холоду слушать, а я хотела, чтобы он меня услышал.
Волосы серебряным дождем лились у него по обнаженной коже. Он на меня не смотрел, хотя чувствовал, как шевельнулась кровать, и знал, что я совсем рядом.
– Я люблю тебя, Холод.
Его серые глаза глянули на меня и снова опустились к большим ладоням, сложенным на коленях.
– Меня одного, без Дойла?
Мои пальцы стиснули его локоть; я пыталась придумать, что говорить. Такого разговора я точно не ожидала. Я люблю Холода, но вот его перепады настроения…
– Ты привлекаешь меня нисколько не меньше, чем в нашу первую ночь.
Он вознаградил меня слабой улыбкой:
– Хорошая была ночь, но на мой вопрос ты не ответила. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Что само по себе ответ.
Он попытался встать, но я потянула его за руку, не вынуждая, а прося остаться на месте. Он позволил мне усадить его обратно, хотя силища у него такая, какой мне точно не видать. Тоже, конечно, повод для огорчений.
 
Дата: Пятница, 10.12.2010, 10:17 | Сообщение # 33

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Я вздохнула и попыталась преодолеть и его грусть, и свою.
– Ты потому спросил, что я отвернулась и не смотрела, как ты раздеваешься?
Он кивнул.
– Я плохо себя чувствую. Кажется, я простудилась.
Он недоумевающе на меня глянул.
– Помнишь, кто-то из стражей говорил, что последние события в холмах сделали меня такой же бессмертной, как вы?
Еще кивок.
– Похоже, он ошибся. Если я простужусь, значит, я по-прежнему смертная.
Он накрыл мою руку своей.
– Но почему ты от меня отвернулась, даже если так?
– Я тебя люблю, Холод. Но это значит, что я буду стареть и смотреть, как ты остаешься юным и прекрасным. Вот это тело, которое ты любишь, таким не останется. Я постарею и умру, и каждый день я должна буду смотреть на тебя и знать, что ты не понимаешь. Даже когда я стану старухой, ты все так же будешь медленно раздеваться и все так же будешь прекрасен.
– Ты навсегда останешься нашей принцессой, – сказал он. По лицу было видно, что он старается понять.
Я убрала руку и снова легла, глядя в невероятно прекрасное лицо. Слезы жгли глаза и скапливались в горле, мне казалось, что я захлебнусь жалостью к себе. Столько всего сегодня случилось, столько ужасного, столько опасностей, а я вот-вот зарыдаю оттого, что мои любимые мужчины всегда останутся молодыми и прекрасными, а я – нет. Я боялась не смерти, нет. Я боялась увядания. Как смирился с этим муж Мэви Рид? Как он смотрел на ее вечную юность, старея сам? Как он смог сохранить любовь и рассудок?
Холод склонился надо мной широкими плечами, волосы завесили меня со всех сторон, будто сияющий полог шатра, застывший водопад, блистающий в полумраке моей спальни.
– Этой ночью ты молода и прекрасна. Зачем думать о грустном, когда оно далеко, а я рядом? – Он прошептал последние слова мне прямо в губы и завершил их поцелуем.
Я позволила ему себя поцеловать, но сама не ответила. Разве он не понял? Нет, конечно не понял. Откуда же ему знать? Или… или?..
Я уперлась рукой ему в грудь и чуть оттолкнула, чтобы взглянуть в глаза.
– С тобой такое было? Ты любил женщину и видел, как она стареет?
Он резко выпрямился и отвернулся. Я взяла его за руку, попыталась обхватить ее, но у него слишком большие руки, чтобы я могла сомкнуть пальцы на запястье.
– Было, да?
Он не повернулся, но помолчал и потом кивнул.
– Кто она была? Когда?
– Я увидел ее за оконным стеклом, когда был еще просто Холод, а не Убийственный Холод. Я был мороз и иней, оживленный верой людей и магией волшебной страны. – Он неуверенно на меня глянул. – Ты помнишь, я был таким в твоем видении?
Я кивнула. Да, я помнила.
– Ты пришел под ее окно в образе Джекки Инея, – догадалась я.
– Да.
– Как ее звали?
– Роза. У нее были золотые кудри и глаза цвета зимнего неба. Она увидела меня и сказала матери, что за окном кто-то есть.
– Второе зрение, – сказала я.
Он кивнул.
Я хотела перестать спрашивать, но не смогла.
– И что было дальше?
– Она всегда держалась особняком – дети как будто понимали, что она другая. Не надо ей было рассказывать им о своих видениях. Ее прозвали ведьмой, и мать ее тоже. А отца у нее не было. Если верить россказням соседей – никогда. Я их слышал, когда рисовал узоры на стеклах: они шептались, что Розу зачал не человек, а дьявол. Они с матерью были так бедны, а я только доставлял им лишние страдания – я ведь зимний холод. Я так хотел ей помочь. – Он поднял большие ладони, словно видел вместо них другие, маленькие, куда более слабые. – Мне надо было стать сильней.
– Ты попросил о помощи? – спросила я.
Он удивленно на меня посмотрел:
– Ты имеешь в виду, попросил Богиню и Консорта?
Я кивнула.
Он улыбнулся. Улыбка осветила его лицо обычно скрытой от мира радостью.
– Попросил.
Я улыбнулась ему в ответ.
– И тебе помогли.
– Да, – сказал он с той же улыбкой. – Я заснул, а когда проснулся, я стал выше и сильнее. Я нашел им дров для очага. Нашел еду.
Тут радость на его лице померкла.
– Еду я забрал у других крестьян, и они обвинили ее мать в воровстве. Роза им говорила, что еду принес ее друг, ее сияющий друг.
Я взяла его за руку.
– И тогда они обвинили ее в колдовстве, – тихо сказала я.
– Да. И в воровстве тоже. Я пытался помочь, но я не понимал, что значит быть человеком, я даже что значит быть фейри не понимал. Для меня все было таким новым, Мерри! Я не знал, как быть чем-то, кроме льда и холода. Я был овеществленной мыслью, я не знал, как быть живым, и не знал, что это такое.
– Но ты хотел помочь, – сказала я.
Он кивнул.
– Моя помощь лишила их последнего. Их бросили в тюрьму и приговорили к смерти. Я тогда в первый раз призвал в свои руки холод, холод такой лютый, что от него сыпался металл, и было это ради Розы и ее матери. Я разбил решетки и освободил их.
– Но это же чудесно.
Только его рука судорожно сжалась, и я поняла, что рассказ не окончен.
– Можешь представить, что подумали их односельчане, когда обнаружили, что решетки рассыпались, а пленниц нет? Можешь представить, что они подумали о Розе и ее матери?
– Именно то, в чем и раньше были убеждены, – тихо сказала я.
– Да, наверное. Но я – порождение зимы. Я не мог построить для них дом, не мог согреть. Ничего не мог, только выпустить их на смертельный мороз, когда против них ополчилась вся округа.
Я села и потянулась его обнять, но он отстранился. Отвернувшись, он закончил рассказ.
– Они умирали, потому что вместе со мной шла зима. Я еще слишком принадлежал стихии, чтобы понимать природу собственной магии. И когда надежды не осталось, я взмолился. Ко мне пришел Консорт и спросил, пожертвую ли я всем, что я есть, чтобы их спасти. Я тогда еще мало был живым, Мерри, я помнил, как мне было прежде. Я не хотел вернуться к тому состоянию, но Роза лежала в снегу так неподвижно, и волосы ее уже не были золотыми, они стали белыми… И я сказал: «Да». Я готов был отдать все, чем я был, чтобы их спасти. Мне казалось, что это правильно, ведь это я, пусть по неведению, пусть с благими намерениями, довел их до гибели.
Он замолчал, и молчал так долго, что я придвинулась к нему и обняла со спины. На этот раз он не сопротивлялся. Даже придвинулся ближе ко мне, чтобы я обняла его плотней.
– И что произошло? – прошептала я.
– Из-за снега зазвучала музыка и показался Таранис, Властелин Света и Иллюзий, верхом на коне из лунного света. Ты не представляешь, какое изумительное зрелище открывалось в те дни тому, кто видел всадников Золотого двора. Дело было не только в Таранисе, который мог создать скакуна из света и теней листвы. Это было истинное волшебство. Всадники подняли женщин из снега и поскакали к холмам фейри. Я готов был расстаться с Розой, только бы она жила. Я ждал, что мгновенно вернусь в небытие, и был готов. Я спас им жизнь, и готов был пожертвовать взамен своим существованием – не говорю «жизнью», потому что тогда я еще не жил в том смысле, как сейчас.
Я обняла его крепче, он тяжелее налег на меня, и я прислонилась к изголовью кровати, чуть укачивая его. Касаясь руками его ребер, я чувствовала, как рокочет в груди его голос.
– Она очнулась в объятиях сияющего всадника. Моя маленькая Роза. Она звала к себе Джекки, ее Джекки-Холода. И я пошел к ней, как всегда с тех пор приходил. Пошел, потому что ничего другого сделать не мог. Она вырвалась из объятий сияющего лорда-сидхе и бросилась ко мне. Я выглядел не так, как сейчас, Мерри. Я был юн и казался ребенком. Богиня подарила мне тело, которое способно было на многое, но я все равно не принадлежал к сияющему двору. По облику и по сути я был малым фейри. Наверное, людскому взгляду я представлялся мальчиком лет четырнадцати или младше. Для моей Розы я был отличной парой.
Он затих у меня в объятиях.
– А что случилось с ее матерью? – спросила я.
– Она и теперь кухарка при Благом дворе.
Я поцеловала его в лоб и спросила:
– А Роза?
– Мы нашли себе приют, и я волшебством унес ее далеко от родной деревни. Люди тогда не ездили так далеко, как сейчас, двадцати миль хватало, чтобы ни разу больше не встретиться с бывшими соседями. Роза научила меня, как быть настоящим, и я вырос вместе с ней.
– То есть как – вырос вместе с ней?
– Мне на вид было лет четырнадцать, ей – лет пятнадцать. Она росла, и я рос тоже. Первое орудие, которое взяли эти руки – не меч и не щит, а топор и заступ, я учился не воевать, а работать и заботиться о семье.
– У вас были дети, – прошептала я.
– Нет. Я думал, это потому, что я еще не совсем настоящий. А теперь, когда и ты не можешь завести ребенка, я думаю, что мне просто не суждено иметь детей.
– Но вы жили вдвоем, – сказала я.
– Да, и священник, который был сперва добрым, а потом уже христианином, даже нас обвенчал. Но нам нельзя было долго оставаться в одной деревне, потому что я не старел. Вместе с Розой я вырос вот в такого, каким ты меня знаешь, а потом перестал меняться. А она – нет. Я видел, как ее волосы из золотых становились серебряными, как глаза из голубых как зимнее небо стали серыми как снеговые тучи.
Он снова на меня посмотрел, на этот раз с яростью.
– Я видел ее увядание, но все равно ее любил. Потому что любовь к ней меня сотворила, Мерри. Не страна фейри, не дикая магия, а магия любви. Я думал, что ради Розы пожертвую той недолгой жизнью, которую я обрел, но Консорт спросил, пожертвую ли я всем, чем был прежде. Я и пожертвовал, и стал тем, кем она хотела меня видеть. Когда я понял, что не старюсь вместе с ней, я плакал. Я не представлял себе жизни без нее.
Он встал на колени, взял меня за локти и посмотрел мне в лицо.
– Я не перестану тебя любить. Если твои рыжие кудри превратятся в белые, я все равно буду тебя любить. Если упругая гладкость твоих щек сменится хрупкой мягкостью старости, я все равно буду ласкать твою кожу. Если твое лицо пробороздят следы всех улыбок, всех восторгов, всех слезинок, скатившихся из глаз – я только больше стану тобой дорожить, потому что разделил с тобой их все. Я хочу разделить с тобой жизнь, Мередит, и я буду любить тебя, пока последний вздох не покинет тело – твое или мое.
Он наклонился и поцеловал меня, и теперь я ему ответила. Я провалилась в его объятья, в его любовь, потому что никак иначе я ответить не могла.
 
Дата: Пятница, 10.12.2010, 10:18 | Сообщение # 34

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 16

Он оказался на мне, волосы у него развязались и спадали вокруг нас серебряным дождем – если дождь бывает мягким, как шелк, и теплым, как тело любовника. Кожа у нас светилась, словно мы проглотили луну и она насквозь просветила наши тела до последнего дюйма. Я знала, что волосы у меня сияют чистым алым огнем, я ловила их отсветы краем глаз. Волосы Холода сверкали и искрились, играя на свету, как снег под луной. Другие стражи приносили в мою постель солнце, но Холод был зимней ночью во всем ее суровом блеске.
Он был слишком высок – или я слишком мала, – чтобы он просто лег на меня. Мне так и не нравилось, и просто трудно было дышать, а потому он приподнялся надо мной на сияющих белоснежно-мускулистых руках. Только глянув вдоль наших тел, на то, как он скользит в меня и из меня, я вскрикнула от восторга и поспешно отвела взгляд – будто зрелище было слишком чудесно, будто нельзя было долго на него смотреть. Только там, куда я отвела взгляд, были его глаза – серые, как небо зимой, – но сейчас, когда Холодом владела магия, они были не просто серые.
В серых глазах мерцал заснеженный холм, а на холме – голое зимнее дерево. На миг голова закружилась, словно я вот-вот провалюсь в снежную круговерть, в его глаза, и окажусь где-то далеко-далеко. Я зажмурилась – я совсем не знала, где этот холм и где это дерево.
Ритм его движений, его скользящая во мне упругость начали меня переполнять, возникло и росло предвестие оргазма.
– Посмотри мне в глаза, Мерри.
В его голосе слышалась настойчивость, та хрипловатая напряженность, что говорила: он тоже уже вот-вот…
Я послушалась, взглянув прямо в его глаза – широко раскрытые, настойчивые, требующие не отводить взгляда. Он схватил меня за волосы над ухом.
– Хочу смотреть тебе в лицо, – сказал он, дыша прерывисто и тяжело.
В глазах у него падал снег, сыпался на одинокое дерево и холмистую равнину. Кто-то там шел – или бежал?
Ритм его движений изменился, стал резче – и это было уже слишком. Не могла я смотреть ему в глаза, когда его тело вонзалось в мое. Я попыталась опустить взгляд к его животу, но он сильнее потянул за волосы, заставляя поднять голову, смотреть в лицо. Лицо оказалось просто лицом, лицом моего возлюбленного, моего Холода. В глазах уже не было картин, отвлекающих от совершенства его лица, от свирепой настойчивости взгляда.
– Да, да, вот-вот, – шептала я. Еще один толчок – и стало просто «да!»
Я закричала, и только его хватка, едва ли не жестокая теперь, не дала мне выгнуть шею. Он заставлял меня смотреть в глаза, не давал отвернуться. И мы смотрели друг на друга, сотрясаемые наслаждением. Он силой заставил меня разделить с ним самый интимный из моментов близости, не дав ни моргнуть, ни отвернуться – и ничто не могло нас спасти от дикой, безумной страсти в глазах – его и моих.
И мы упали в эту дикость, в лихорадочную ярость страсти. Он закричал в оргазме, как и я, а потом содрогнулся всем телом, и поднял меня, еще не выходя. Встав на колени, он прижал меня к изголовью; я схватилась за деревянную раму, удерживая позу, в которой он вроде бы хотел меня видеть. Он кончил, но не упал. И доказал это, начав всаживаться в меня со всей силой, яростно сотрясая кровать – деревянная рама протестующе визжала, возмущенная насилием.
Я закричала от наслаждения, судорожно цепляясь за изголовье, а он вонзался в меня на всю глубину. Так глубоко, что стало больно, и боль подпитывала наслаждение, и наслаждение властвовало над болью, как Холод властвовал надо мной.
Отцепившись от подголовника, я процарапала ногтями по его белой коже. Там, где я расцарапала его до крови, сияние померкло, но не кровь там потекла. За моими ногтями протянулись синие светящиеся линии, окрашивая наши тела. На миг я увидела шипастую лозу, обвившую мою руку, а у Холода на груди проступил контур оленьей головы. Холод вздрогнул – рядом со мной, внутри меня, – а я раскрашивала его кожу своим наслаждением и его болью.
Он прижал меня к себе; я теперь видела сияющий знак у него на плече – я помнила этот знак, как и лозу у себя на предплечье. И теперь поняла, что проявившаяся не так давно, когда мы гостили в волшебной стране, татуировка несла тот же образ, что отражался у него в глазах.
Мы застыли на миг, прижимаясь к изголовью. Сердце у Холода билось так часто и сильно, что я чувствовала его стук щекой. Холод осторожно уложил меня на бок и лег сам, мы растянулись поперек кровати на немногих не слетевших на пол подушках.
– Совсем забыла, как ты бываешь великолепен, Холод.
Это не я сказала; голос раздался из зеркала. Мгновение назад я и пошевелиться не смогла бы, а тут сама не заметила, как села и судорожно вцепилась в простыни.
– Не прикрывайтесь, – сказала из зеркала Андаис.
Мы оба натянули на себя простыни.
– Не прикрывайтесь, сказала я. Или я уже вам не королева? – Тон был такой зловещий, что простыни мы отбросили. Все равно она видела наш финал; что толку теперь скромничать?
Холод закрывал меня собой, насколько мог. Я первая обрела голос и спросила:
– Чему мы обязаны твоим вниманием, моя королева?
– Я думала, что увижу с тобой Риса. Или ты соврала, что будешь с ним?
– Рис придет ко мне в свою очередь, моя королева.
Она смотрела только на Холода, словно меня тут и не было. Я тоже глянула на него. На теле стража от физического напряжения росой выступил пот, серебряная путаница волос роскошной драпировкой подчеркивала мужественную стать. Он был прекрасен. Прекрасен так, как даже из сидхе прекрасны не многие. Ирония судьбы: тот, кто в начале жизни вовсе не был сидхе, стал одним из прекраснейших наших мужчин. Впрочем, теперь, когда я знала, что его создала любовь – не стремление к силе, а беззаветная, самоотверженная любовь, я уже не удивлялась. Любовь всех делает прекрасными.
– Как ты на него смотришь, Мередит! О чем ты сейчас думаешь?
– О любви, тетя Андаис. Я думаю о любви.
Она презрительно фыркнула.
– Вот что помни, племянница моя. Если Убийственный Холод не станет твоим королем, я его непременно верну себе, и посмотрю, так ли он хорош, как кажется на вид.
– Он ведь был уже твоим любовником.
– Помню, – проронила она без особой радости.
Мне не удавалось понять ни выражения ее лица, ни интонаций в голосе. И вообще непонятно было, зачем ей так хотелось застать меня с Рисом – или она наоборот, хотела застать меня без него? Она искала повод отозвать Риса обратно в страну фейри? Зачем, если так? Он никогда не числился в ее фаворитах, насколько помнили те, с кем я общаюсь.
– Я вижу страх на твоем лице, мой Убийственный Холод, – сказала она.
У меня руки невольно напряглись, прижали его крепче.
– Ты взялась его от меня защищать, Мередит?
– Я готова защищать от опасности любого из моих людей.
– Но он для тебя не любой?
– Да, не любой, – сказала я, потому что другой ответ был бы ложью.
– Посмотри мне в глаза, Холод, – приказала она. Он поднял взгляд. – Ты меня боишься, Холод?
Он сглотнул пересохшим ртом и хрипло сказал:
– Да, моя королева, я тебя боюсь.
– А Мередит ты любишь?
– Да, моя королева.
– Он любит тебя, племянница, зато меня боится. Рано или поздно ты обнаружишь, что страх действеннее любви.
– Я не собираюсь на него «действовать».
– Когда-нибудь придется. Когда-нибудь ты обнаружишь, что вся любовь, которая есть в волшебной стране, не заставит любимого повиноваться тебе. Ты захочешь тогда пустить в ход страх, а ты слишком мягкотелая, чтобы пользоваться этим оружием.
– Меня действительно не боятся, тетя Андаис. Я знаю.
– Смотрю я на тебя и боюсь за будущее своего двора.
– Если будущим нашего двора станет любовь, тетя Андаис, то я за него рада.
Она еще раз глянула на Холода, как голодающий на тарелку с едой.
– Ненавижу тебя, Мередит. Со всей страстью.
Я сумела не сказать вслух того, что крутилось на языке, но помогло мне это мало.
– Твое лицо тебя выдает. Ну, скажи, что у тебя на душе, племянница. Я тебя ненавижу, Мередит. Что ты хочешь сказать в ответ?
– Я тебя тоже ненавижу.
Андаис улыбнулась с искренней радостью. С кровати у нее за спиной сняли все вплоть до матраса. Наверное, крови от пытки Кристалла было столько, что даже она в этом спать не захотела.
– Позову-ка я сегодня Мистраля. И сделаю с его мощным телом то же, что уже сделала с Кристаллом, Мередит.
– Я тебе не могу помешать, – сказала я.
– Нет, пока не можешь.
На этих словах зеркало опять опустело. Я смотрела в собственные потрясенные глаза.
Холод на зеркало не взглянул. Просто сполз с кровати и начал одеваться. Даже в душ сперва не пошел. Ему просто надо было срочно одеться, и я его понимала.
Он сказал, не поворачиваясь ко мне – слишком торопился как можно быстрей чем-нибудь прикрыться:
– Я тебе как-то говорил, что лучше умру, чем вернусь к ней. Я говорил серьезно, Мередит.
– Знаю, – сказала я.
Он принялся распихивать по местам оружие.
– И повторяю теперь.
Я потянулась к нему. Он поймал мою руку, поцеловал и улыбнулся так печально, как никогда в жизни.
– Холод, я…
– Если ты хочешь сегодня быть с Рисом, лучше бы выбрать другую комнату. Еще одного ее визита я бы не хотел.
– Так и сделаем.
– Я проверю, как там Дойл.
Он полностью уже был одет и увешан оружием. Высокий, красивый, ледяной и прекрасный. Мой Убийственный Холод, такой же надменный и непроницаемый, каким я его увидела в первый раз. Но теперь я хранила воспоминание о его исступленных, широко раскрытых глазах, когда он вонзался в мое тело. Я знала, кто находится под этой холодной, тщательно контролируемой оболочкой, и дорожила каждой черточкой настоящего Холода. Того мужчины, который полюбил крестьянскую девушку и отдал ради нее все, что было у него и чем был он сам.
Он вышел за дверь, высокий и прямой, несгибаемый – для любого стороннего наблюдателя. Но я знала, почему он ушел от меня: он до смерти боялся, что королева заглянет к нам еще раз.
 
Дата: Пятница, 10.12.2010, 10:19 | Сообщение # 35

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 17

Я последовала совету Холода и перешла в другую комнату, поменьше – одну из многочисленных комнат в громадном гостевом крыле. Мэви предложила нам занять и главное здание, пока она не вернется из Европы, куда сбежала после двух покушений, устроенных Таранисом с использованием магии. Даст Богиня, вскоре мы сможем сказать Мэви, что Таранис больше ни ей, ни кому-либо другому не угрожает, но надо сперва пережить нынешний день. Вообще я предпочла бы иметь собственное жилье, но мне просто денег не хватало разместить и прокормить чуть ли не двадцать сидхе. У тетки я содержание брать отказывалась: слишком длинные и опасные ниточки тянутся от всех ее благодеяний.
Адреналин схлынул, и я себя чувствовала еще хуже, чем утром. Чем-то я заболеваю. Вот гадость.
Я теперь верила, что Холод будет меня любить, даже когда я постарею, но каково мне самой будет стареть, видя вокруг немеркнущую юность и красоту? Порой мне кажется, что не настолько я добродетельна, чтобы с честью все это переносить.
В новой комнате было темно. Единственное окно забрано ставнями, зеркало над туалетным столиком сняли – голая стена смотрится мирно и спокойно. Сюда никто с нежданным визитом не нагрянет. Вот почему я и выбрала эту комнату: мне необходимо отдохнуть, а неожиданных вызовов по зеркалу с меня на сегодня достаточно.
Со мной был Китто, свернулся калачиком в нежной прохладе чистых хлопковых простыней. Темные кудри легли мне на плечо, теплое дыхание согревало мою грудь. Руку он положил мне на живот, ногу перекинул через бедра, другой рукой перебирал мои волосы. Он один в моей свите был ниже меня ростом, ему удавалось свернуться у меня под мышкой, как я сворачивалась рядом с мужчинами повыше. Китто был в первой партии фейри, разделивших мою добровольную ссылку. Когда мы вернулись из волшебной страны, Дойл заставил его поработать на тренажерах, и теперь, несколько недель спустя, под лунно-белой шелковой кожей чувствовались мускулы. Мускулы, которых никогда раньше у него не было.
Рост у Китто четыре фута и одиннадцать дюймов, а лицо – как у ангела, не достигшего половой зрелости. Впрочем, тут ему повезло с наследственностью: гоблинам нет нужды бриться. Я перебирала пальцами мягкие кудри, отросшие до раздавшихся в ширину плеч. Волосы у него были мягкие как у Галена – или как у меня.
Другой рукой я его обнимала, пальцы пробегали по ровной линии чешуек вдоль спины. В полумраке чешуйки казались темными, но на свету они радужно переливаются. Под пухлыми губами, прижатыми к моей груди, скрываются втяжные клыки, соединенные с протоками ядовитых желез. Отцом Китто был змеегоблин. Он изнасиловал Благую сидхе, а не съел: редкий случай, обычно змеегоблины – холодные твари в любом смысле слова. Страсти им неведомы, но что-то в матери Китто, видно, пробудило жар в холодном сердце его отца.
Мать бросила младенца у холма гоблинов, как только поняла, каким он родился. Гоблины свое потомство нередко съедают, а мясо сидхе у них считается деликатесом. Родная мать Китто бросила его на съедение. Ему повезло: его забрала гоблинка, собираясь вначале подрастить, а потом уже съесть. Но Китто ее растрогал, ей не хватило сердца его убить. В нем и правда было что-то, вызывающее желание защитить, желание о нем заботиться. Он уже не раз рисковал жизнью ради меня, а я все равно не могла воспринимать его в роли защитника.
Он поднял ко мне миндалевидные глаза – ярчайшего синего цвета, без белков, как у Падуба или Ясеня. Только цвет другой, чудесный ясно-синий цвет, как у светлого сапфира или утреннего неба.
– От кого ты сейчас прячешься, Мерри? – спросил он тоненько.
Я улыбнулась, поглубже закапываясь в подушки.
– Почему ты решил, что я прячусь?
– Ты всегда сюда приходишь прятаться.
Я провела пальцами по контуру его щеки. Чуть другое сочетание генов, и он был бы похож на Падуба с Ясенем: высокий, красивый как сидхе, но сильный и выносливый как гоблин.
– Я ведь говорила: я плохо себя чувствую.
Он улыбнулся и приподнялся на локте, глядя на меня чуть сверху:
– Это правда, но еще ты грустишь, и я бы развеял твою грусть, если ты скажешь мне, как.
– Давай не будем говорить о политике. Мне еще ночью предстоят нелегкие обязанности, мне бы отдохнуть.
Он провел пальцем по моей щеке от виска до подбородка. Медленным, плавным жестом, от которого я закрыла глаза и задержала дыхание.
– Так ты смотришь на ночь с гоблинами, как на обязанность?
Я открыла глаза.
– Не в том дело, что они гоблины.
Он улыбнулся, запустил руку мне в волосы:
– Я знаю. Дело в том, кто они и какие они, и в том, что ты плохо себя чувствуешь.
– Они меня пугают, Китто.
Он помрачнел.
– Я их тоже боюсь.
– Они с тобой плохо обращались?
– У них нет пристрастия к мужской плоти. Я их обслуживал пару раз, когда они приходили спать с моей хозяйкой.
Китто сумел выжить в обществе, куда более склонном к насилию, чем все другие социальные группы фейри, поступая так, как часто поступают заключенные в тюрьме. Они находят сильного вожака – или он их выбирает – и становятся его собственностью. На таких «собачек» смотрят свысока, но, как ни странно, способности их очень ценят. То есть гоблины вроде Китто становятся мишенью для грубых шуток, с одной стороны, а с другой – хозяева очень ими дорожат. У гоблинов хозяева могут быть обоих полов, лишь бы рабы у них имелись.
– Обслуживал? – переспросила я.
– Разогревал – так, кажется, это называют в порнографии. Они все делают вместе, как братья. Пока один кончал, я помогал другому встать.
Он говорил с таким видом, будто это совершенно в порядке вещей. Без возмущения, без злости. Так прежде был устроен его мир. Единственный знакомый ему мир – пока царь гоблинов не подарил Китто мне. Я теперь очень старалась дать Китто возможность самому выбирать и решать, но приходилось соблюдать осторожность: слишком широкий выбор заставлял его нервничать. Для него мир буквально стал другим. Раньше он представления не имел, что такое телевизор или электричество, а сейчас жил в поместье одной из ведущих актрис Голливуда, хоть и не смотрел ни одного ее фильма. Для него куда важнее было, что прежде ее звали богиней Конхенн – эту тайну, кстати, Голливуд не знал.
– Я буду с тобой, Мерри. Я тебе помогу.
– Я не могу тебя просить…
Он прижал палец к моим губам.
– Тебе не надо просить. Из твоих стражей больше никто так не знает обычаи гоблинов, как я. Не скажу, что я смогу тебя защитить от братьев, но хоть от ловушек уберегу.
Я поцеловала его пальцы и отвела их от своего лица, чтобы поцеловать еще и ладонь. Думала сказать: «Не надо, они ведь тебя насиловали», но он не считал их поведение насилием. Надо ли говорить ему, что его насиловали, если он так не считает? Это культура его народа, не моего. И мне ли кидать камни после того, что я видела сегодня в спальне Андаис? Бедный Кристалл.
В дверь негромко постучали. Вздохнув, я глубже зарылась в подушки. Не хочу, не хочу новых проблем! У меня и так одна на носу – славная такая. Прибудет вместе с близнецами.
Китто нагнулся и прошептал мне в макушку:
– Ты же принцесса. Можешь приказать им уйти.
– Не могу, пока не узнаю, что им нужно. – Я крикнула: – Кто там?
– Рис.
Мы с Китто переглянулись, он сделал большие глаза – его жест недоумения, вместо пожатия плечами. Ну да. Чтобы Рис пришел ко мне, когда я в постели с гоблином… Китто ему даже нравился, ну или как минимум Рис спокойно его воспринимал, особенно после совместного марафонского просмотра «черных фильмов». Даже составил компанию Галену, когда они покупали Китто современную одежду. Но когда доходило до физических прикосновений, он всегда сбегал.
Так что с чем бы Рис ни пришел, дело наверняка важное. А сегодня важное – значит скверное. Черт. Вслух я сказала:
– Входи.
Китто попытался встать и уйти, но я поймала его руку и удержала на месте.
– Мы в твоей комнате. Нечего тебе уходить.
Китто глянул с сомнением, но остался на месте. Мне в нем это нравилось. Он прекрасно выполнял приказы, чем мои стражи редко могли похвастаться.
Рис вошел, бесшумно закрыв за собой дверь. Вглядевшись в его лицо, я решила, что оно довольно спокойное.
– Даже для сидхе Дойл жутко упрямый.
– Ты только сейчас это выяснил? – спросила я.
Рис улыбнулся:
– Засчитано. Ну да, не сейчас.
– Он не хочет, чтобы Мерри сидела возле него? – спросил Китто. Он держался совершенно спокойно, словно и не думал сбегать секунду назад.
Рис шагнул ближе к нам.
– Говорит: «Я здесь, чтобы защищать ее, а не наоборот». И еще говорит, что тебе надо отдохнуть, а не сидеть и вздыхать над ним.
– Я могла бы его обнять и поспать у него под боком.
– Ну так ему беда, а нам счастье, – сказал Рис, улыбаясь еще шире и снимая пиджак.
– Нам счастье, – повторил Китто с некоторым удивлением в голосе.
Рис застыл с пиджаком в руке. Наплечная кобура резко выделялась на бледно-голубой рубашке. На вид кобура как будто предназначалась исключительно для пистолета, а на деле – совсем не только. Все мои первые стражи обзавелись новыми кобурами – наверное, сработали их умельцы в стране фейри. Ни один смертный так быстро и так хорошо работу не сделает. Модель тоже была неординарная, остроумно приспособленная для того, чтобы носить прорву оружия под модным пиджаком.
У Риса пистолет закреплен был под одним плечом и нож под другим, еще один пистолет на поясе, а на спине как-то пристроен короткий меч, его рукоять чуть выступала сбоку – чтобы Рис мог его выхватить, как пистолет, который носят на пояснице.
– Я же тебя обнимала в адвокатской конторе, – сказала я. – Никаких пистолетов с мечами не почувствовала. Ты их скрываешь заклятьем, обманывающим зрение и осязание?
– Ну, если ты их не ощутила, значит, заклятье действует, как обещано, – ответил Рис.
– А почему у Дойла и Холода я мечи на спине вижу?
– Чары действуют, только если оружие не выступает из-под одежды. Эти двое упорно носят длиннющие мечи, вот ты их и видишь. Заодно и прочее оружие лучше видно – стоит где-то нарушить иллюзию, и она рассыпается. Ты же в курсе.
.
 
Дата: Пятница, 10.12.2010, 10:19 | Сообщение # 36

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
– Да, но я не думала, что ваши кобуры и прочие портупеи зачарованы.
Он пожал плечами.
– Должно быть, стоят прорву денег.
– Нам их подарили, – сказал он.
Я сделала большие глаза:
– Такие чары – даром?
– Ты после того спича в коридоре пользуешься популярностью у малых фейри. Когда ты заявила, что в детстве у тебя все друзья были с кухни, а не из тронного зала.
– Это чистая правда, – сказала я.
– Конечно, но от того не менее политически выгодно. Привлекает к тебе сердца. Как и твое родство с брауни.
– Так вашу сбрую делали малые фейри? – поинтересовалась я.
Он кивнул.
– Это сидхе магию почти потеряли, а малые фейри сохранили куда больше, чем мы думали. Полагаю, они боялись говорить сидхе, что малые фейри деградируют не в такой степени, как высокие.
– Мудро с их стороны, – оценила я.
Рис подошел к кровати.
– Не то чтобы мне не нравилась моя крутая кобура, но ты тянешь время потому, что ищешь способ вежливо меня отшить, или есть вопрос, который ты хочешь задать, но стесняешься?
– Меня действительно заинтересовали эти чары. Нам скоро понадобится весь доступный магический арсенал. Но я и правда хочу спросить… Ты в первый раз по собственной воле вошел в комнату Китто, когда я здесь. Нам интересно, в чем дело.
Рис кивнул и опустил глаза, будто собираясь с мыслями.
– Если оба вы не возражаете, я бы к вам присоединился – поспать обнявшись.
Он поднял лицо – с самым непроницаемым выражением, какое мне только случалось у него видеть. Обычно он прятал эмоции за язвительной иронией. А сегодня был серьезен, сам на себя не похож.
– Мое мнение не в счет, – сказал Китто, но при этом сполз пониже и натянул на себя простыню.
Рис перебросил пиджак через плечо;
– Мы говорили на эту тему, Китто. Ты теперь сидхе, а значит, вполне можешь иметь свое мнение, как все мы.
– Ой, только не это! – взмолилась я. – Не надо как все. Китто так выгодно от вас отличается отсутствием капризов!
Рис улыбнулся:
– Мы так ужасны?
– Временами, – сказала я. – Ты еще получше прочих.
– Вроде Дойла, – предположил Рис.
– Вроде Холода, – поправил Китто, и вдруг испугался собственной дерзости. Он буквально с головой забрался под простыню, крепко прижавшись к моему боку. Но по напряжению его тела ясно было, что ничего в этом нет сексуального, один страх.
Он боялся Риса? Страж как минимум однажды на моих глазах пытался если не убить, так покалечить Китто – вскоре после нашего приезда в Лос-Анджелес. Надо полагать, несколько визитов в кино и прогулка по магазинам прежнюю вражду не преодолели. Это как родители пытаются наладить отношения с детьми после развода: хоть сколько подарков и внимания прежнее зло не перечеркнут.
Рис зла сделал достаточно, но Китто скрывал, что до сих пор боится стража. Я ничего, совсем ничего не замечала. Я думала, что все мы – одна большая счастливая семья, насколько это возможно. Как же я собираюсь править целым народом, если среди собственных любовников не могу установить мир и порядок?
– Боюсь, Китто в твоем присутствии будет неловко, Рис, – сказала я, гладя Китто по спине сквозь простыни. Он прильнул ко мне, словно боялся, что я потребую от него чего-нибудь неприятного. Я не понимала, почему «обслуживать» Падуба с Ясенем он не был против, а Риса смущался. Может, дело в культурных различиях – все-таки я не гоблин. Возможно, я стану их верховной правительницей, но гоблином по-настоящему не стану никогда. Гоблины – наша пехота, наши громилы и нередко пушечное мясо. Красные колпаки – ударные части нашей армии. Но чего-то я никак не могла понять в гоблине, что лежал в одной постели со мной. По своей магии он был истинным сидхе, но в сердце он навсегда останется гоблином, как и я во многом останусь человеком из-за того, что ходила в школу для людей и дружу с людьми. Не одни только гены делали меня человеком – я стала больше человеком, чем должна была, и больше американкой по образу мыслей, чем должна была. Иногда я задумывалась, не нашел бы мой отец другой предлог, чтобы воспитывать меня за пределами волшебной страны, если б Андаис не пыталась меня убить. Он считал очень важным, чтобы я понимала дух нашей новой страны.
– Китто, – сказал Рис. – Я знаю, что поначалу вел себя ужасно, но я пытался загладить вину.
Голос Китто глухо прозвучал из-под простыни:
– Ты все делал, просто чтобы загладить вину?
Рис обдумал вопрос.
– Поначалу да, но ты один оказался способен посмотреть два гангстерских фильма подряд и получить от них удовольствие. Остальные только терпели. Или и ты просто проявлял вежливость?
Китто ответил, не высовывая головы:
– Мне нравится Джим Кэгни. Он маленький.
– Угу, я это тоже ценю, – согласился Рис.
– Но ты же не маленький, – сказал Китто.
– Для сидхе маленький.
Китто выглянул из-под простыни и повернулся к Рису. На меня внимания не обращали. Момент взаимопонимания между парнями – правда, с несколько девчачьим оттенком. Я вообще заметила, что с Китто мужское молчание не проходит. Ему надо было почти по-женски проговорить свои мысли и чувства, или он их не вполне осознавал.
– Эдвард Г. Робинсон тоже маленький, – тихонько сказал Китто.
Рис улыбнулся.
– Да и Богарт совсем не высокий.
– Правда? А кажется, будто высокий.
– Ящики из-под яблок и камеры снизу, – хмыкнул Рис.
Китто не задавал вопросов насчет ящиков из-под яблок, так что у них явно был уже разговор о том, как невысоких актеров ставят на подставки, чтобы они казались повыше. Простейший способ добиться, чтобы герой или злодей выглядел так, словно может одной левой всех вокруг расшвырять. О, эта магия малобюджетного кино!
Китто высунулся из-под простыни чуть подальше.
– Так чего ты хочешь, Рис?
– Хочу извиниться, что когда-то не отделял тебя от Падуба, Ясеня и прочих.
– Я не такой сильный, как они.
Рис покачал головой:
– Ты добрый и ищешь доброты в других. Это не грех.
– Ты мне объяснял уже насчет греха. Если я понял правильно, то это грех, Рис, – быть слабым среди гоблинов. Грех, который чаще всего карается смертью.
Рис присел на кровать. Китто не вздрогнул, что уже было неплохо.
– Я слышал, ты решил сегодня остаться с Мерри, когда придут гоблины? – спросил Рис.
– Да.
– Они еще раз вызывали нас по зеркалу, когда Мерри ушла.
А, ну вот оно, подумала я.
Китто сел на кровати, крепко обхватив колени. Простыня с него соскользнула, да и с меня немного тоже.
– И что было?
– Кураг, Царь гоблинов, удивился, услышав, что ты сам вызвался помогать Мерри. Он сказал, что Падуб тобой пользовался как шлюхой, если не мог найти женщину по вкусу.
– Много кто мной пользовался, когда у меня не было хозяина, – сказал Китто как совершенно обыденную вещь.
– Он сказал, что одна твоя хозяйка очень любила братцев, и что ты ей тоже помогал.
Уверена, что Кураг не так выразился. Гоблины насчет секса не говорили обиняками – кроме тех, кто, как Китто, всю жизнь проводил в подчинении. Как ни странно, но лучшими дипломатами среди гоблинов были самые слабые. Если за неверно сказанное слово тебя запросто прибьют или искалечат – научишься думать, что говоришь. Я училась именно так.
– Они нравились моей последней хозяйке, это правда.
– А что случилось с твоей последней хозяйкой? – спросил Рис.
– Я ей надоел, и она меня отправила искать новую хозяйку. – Он тронул меня за руку.
– Ты считаешь Мерри своей новой хозяйкой, – понял Рис.
– Да.
Этот поворот для меня был новостью.
– Китто, – сказала я, и он посмотрел на меня. – Ты считаешь, что если я о чем-то прошу, ты не вправе отказаться?
– Твои просьбы выполнять приятно. У меня никогда в жизни не было такой замечательной хозяйки.
Не на такой ответ я рассчитывала. Я посмотрела на Риса, пытаясь взглядом спросить: «И как же мне на это реагировать?».
Рис ответил вслух:
– Тысячелетний образ мыслей не изменится за пару месяцев хорошей жизни, Мерри.
Это верно, но мне не нравилось, что Китто считал себя так мало свободным в своей новой жизни.
– Ты сидхе, Китто, – сказала я.
– И гоблин тоже, – сказал он, как будто это все решает. Может, и решает.
– А почему ты вызвался помогать Мерри при визите Ясеня и Падуба? – спросил Рис.
– Никто из вас не знает, на что они способны. Мне надо быть здесь, чтобы если что плохое случится – то не с Мерри.
– То есть, ты заменишь Мерри, если дойдет до насилия?
Китто кивнул.
Я села и обняла его:
– Я не хочу, чтобы ты пострадал.
Он прижался ко мне.
– Именно поэтому я с радостью приму боль. И вообще я выносливей тебя.
– Если вы меня примете, я бы хотел остаться с вами на этот вечер, – сказал Рис.
– На эту ночь, ты имеешь в виду? – уточнила я.
– Нет, на это я пока не решусь. – Он глянул в сторону, потом снова на нас – но не на меня. – Не уверен, что мне хватит силы духа, как моему другу.
– Другу? – переспросил Китто.
Рис кивнул.
– Почему ты говоришь, что у меня больше силы? – удивился Китто.
– Я стал жертвой гоблинов всего на одну ночь – а потом боялся и ненавидел их годами. Ты мне показал, как я неправ. И все же я не уверен, что мне хватит силы остаться и смотреть, как Мерри отдается гоблинам. Не уверен, что смогу наблюдать и охранять ее. Тебя годами... мучили те самые гоблины, что будут с ней сегодня. И все же ты отдашься им во власть, чтобы защитить Мерри. Вот что я скажу тебе, Китто: такого рода храбростью я не обладаю.
Его единственный прекрасный глаз заблестел в полутьме.
Китто потянулся к Рису и взял его за руку.
– Ты храбрый! Я видел.
Рис покачал головой и зажмурился. Одинокая слезинка скатилась у него по щеке, сияя в полумраке, как не могла бы сиять человеческая слеза.
Китто кончиком пальца снял эту слезинку. Он предложил дрожащую каплю мне, но я качнула головой. Тогда он поднес ее к губам, и под взглядом Риса слизнул слезу с пальца. Слезы чуть меньше ценятся, чем кровь или еще одна жидкость, но все же ценятся высоко. Слышала, что иногда гоблины пытают жертву только для того, чтобы добиться слез.
Сидхе тоже могут заставить плакать, но слезы для них ничего не стоят.
– Можно мне остаться с вами? – спросил Рис, и я знала, что спрашивает он не меня.
Китто пристально посмотрел ему в лицо – и кивнул.
 
Дата: Пятница, 10.12.2010, 10:21 | Сообщение # 37

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 18

Одежда и оружие Риса кучей громоздились на полу у кровати. Обнаженным он выглядел просто невероятно. У меня есть стражи с плечами пошире или талией потоньше, но ни у кого нет таких лепных мускулов на животе, груди, руках и ногах. Он весь – изящество, упругость и сила.
С любыми другими двумя стражами было бы слишком тесно, но Рис и Китто занимали места меньше других. Нам тесно не было.
Я лежала, чувствуя гладкую мускулистую близость двоих мужчин, и мне было хорошо. Я невольно закрыла глаза, наслаждаясь ощущением от их прижатых ко мне тел. Мне это было нужно – чтобы меня убаюкали любящие меня существа, чтобы меня обняли, прижали к себе, и чтобы не беспокоиться ни о чем. Может быть, Дойл понял, что я не заснула и не отдохнула бы рядом с ним, прислушиваясь к его стонам? Наверное, понял.
Только теперь, когда Рис и Китто гладили меня, целовали в плечи – то в одно, то в другое, – только теперь я поняла, что не секса мне сейчас хочется. Мне нужно было, чтобы меня обнимали, чтобы вокруг меня хлопотали. Неужели я так слаба, что хочу заботы, даже когда мужчина, которого я называю любимым, лежит раненый? Удовлетворюсь ли я когда-нибудь прикосновениями всего одного мужчины, пусть самого лучшего на Земле?
Я ни на грамм меньше не любила Дойла, лежа в объятиях двух других мужчин, но они мне давали то, чего он дать не мог: простую, ничем не отягощенную ласку. Ни одного, ни другого я не любила так, как Дойла. Я их любила, но… но их слезы мне сердце не ранили. Я огорчалась их печалям, но их кровоточащие раны не становились моими. От любви становишься и слабей, и сильней. На какой-то миг я сегодня решила, что моего Мрака больше нет – мне показалось, что я потеряла кусок себя. Я обмерла, забыла, что делаю и для чего. Очень опасный момент. И ведь то же самое было со мной, когда в волшебной стране едва не убили Галена. Я его любила с детства, и какой-то частью души не перестану любить. Но любовь к Галену – детская любовь, а я уже не ребенок.
– Эй, ты где? – спросил Рис.
Я заморгала ему в лицо. Наверное, вид у меня был удивленный – Рис рассмеялся.
– Твое тело реагирует на ласку, зато голова – за тысячи миль отсюда. – Смех угас, лицо у Риса погрустнело. – Так что, все уже? Дойл с Холодом получили тебя целиком?
Я не сразу поняла, что он имеет в виду.
– Нет, не в том дело.
– Она о власти думает и о политике, – сказал Китто снизу – головой он лежал у меня на бедрах.
Рис глянул на него:
– О политике? Посреди любовной игры? Дело еще хуже, чем я думал.
– Она часто меня трогает и думает. Ей так лучше думается.
Рис посмотрел на меня, приподнявшись на локте:
– Так что, мы просто помогаем тебе думать?
Отвлекаться от любовника – оскорбление.
– Нет, Рис, мне на самом деле очень хорошо. Только мысли у меня мчатся на тысячу миль в час. Не могу я их притормозить. – Я глянула на Китто. – Я что, правда тебя зову, когда хочу подумать?
– Я твоим королем не буду, это всем понятно. Я рад, что мне нашлось место в твоей жизни, Мерри. Я всегда рядом и делаю то, что твои благородные стражи считают ниже своего достоинства. Я могу быть твоей служанкой, а больше никто этого для тебя не сделает.
– С нами сейчас несколько женщин-сидхе, – напомнил Рис. – Если Мерри нужны фрейлины, она может их позвать.
– Они всего месяц как ушли от Кела, нельзя их оставлять наедине с принцессой.
Рис помрачнел:
– Нельзя, да.
– Вот я и радуюсь, что только я один могу быть ей служанкой, – сказал Китто. Я погладила его по волосам:
– Правда?
Он улыбнулся, и в просиявших глазах я увидела не просто радость. У него есть место в моей жизни. Он нужен. Все мы ищем не просто счастья – мы ищем свое место. Некоторые счастливчики обретают его еще в детстве, в своей семье. Но как правило, мы уже взрослыми всю жизнь ищем место, или человека, или организацию, где или с кем мы почувствуем себя важными и нужными, где без нас не справятся, не обойдутся. Всем нравится чувствовать себя незаменимыми.
– Ты больше никого не трогаешь, чтобы собраться с мыслями, только меня. Ты приходишь ко мне в комнату, когда устаешь от всех, кто от тебя чего-то требует. Приходишь ко мне, когда хочешь подумать. Ты трогаешь меня, а я тебя. Иногда потом бывает секс, но чаще мы просто обнимаемся. – Он прижался щекой к моему бедру. – Еще никто не обнимал меня, чтобы успокоиться и утешиться. Оказывается, это очень приятно!
Я думала над его словами и не находила, что возразить.
– А я считал, что в комнате Китто ты прячешься потому, что здесь зеркала нет, – удивился Рис.
– И поэтому тоже, – сказала я.
– Она не только в комнату ко мне приходит. Она меня гладит, когда я сижу у нее под столом. Когда-то она считала меня обузой, а сейчас она ждет, что я буду сидеть у ее ног и ее гладить, а она будет гладить меня.
– А собаки с тобой под стол не забираются? – спросил Рис.
– Нет, собаки не остаются под столом, если со мной Китто. – Я посмотрела в глаза полукровке-гоблину, перебирая его волосы. – Ты им что-нибудь сделал?
– Место у твоих ног – мое место, Мерри! Я его не уступлю.
– Это же собаки, Китто. Пусть особенные и волшебные, но собаки. А ты – нет.
Он улыбнулся, но не очень весело.
– Собаки делают для тебя то же, что и я. Многое из того, что делаю я. Я видел, как ты их гладишь, и как тебе от этого становится спокойней.
– Ты к собакам ревнуешь больше, чем к стражам? – спросил Рис.
– Да, – просто сказал Китто.
Мне стало грустно оттого, что он ценит себя так мало.
– Китто, ты мне дорог и ценен. Прикасаться к тебе – совсем не то, что гладить собак.
Он отвернулся, спрятал от меня глаза. Спрятал, целуя меня в бедро, но все было понятно.
– Ты моя принцесса.
Я уже знала, что эта фраза много что может означать. Что я слишком упряма, что ошибаюсь, но он не может меня переубедить – и потому опускает руки. Могла еще значить, что ему в голову пришла какая-то страшноватая мысль, и он не хочет высказывать ее вслух. Или что я его чем-то обидела, но он не считает себя вправе жаловаться.
Многозначная такая фраза.
– Гоблины собак не держат и никогда не держали, – заметил Рис. Я перевела взгляд на него.
– Но волшебных собак любят во всей волшебной стране!
– Гоблины их едят.
Я посмотрела на Китто – тот не поднял головы, целуя мне ногу чуть ниже. Надо думать, Рис прав.
– Я очень расстроюсь, если какая-нибудь из собак пропадет.
– Вот видишь, – сказал Китто. – Ты мне из-за них угрожаешь.
– Мы их любим как домашних животных и ценим, как дар Богини. А еще они – создания дикой магии.
– Я знаю, что они значат для вас, но бояться надо не меня. Падуб с Ясенем найдут себе занятие поинтересней, чем гоняться за живой добычей, но ведь с ними придут Красные колпаки. И они-то будут слоняться без дела, пока ты станешь заниматься сексом с близнецами. А Красные колпаки любят, чтобы мясо еще дергалось.
– Черт! – воскликнул Рис. – Я же знал. Но я так давно не имел никаких дел с Красными колпаками, что все забыл!
– Их среди твоих палачей не было? – спросила я, не успев поймать себя за язык.
– Нет. Они еще помнят меня как Кромм Круаха; я в свое время пролил столько крови, что они плескаться в ней могли. Они все еще считают себя мне обязанными.
– Да… И правда, должно быть, была кровавая баня, раз они столько веков тебе благодарны, – оценила я.
Теперь отвернулся Рис.
– Меня звали когда-то Красным Когтем. Имя было истинное.
«Истинное имя», надо думать, значит, что оно верно характеризует обладателя. Я оглядела Риса: белокожий красавец с мальчишеским лицом и пухлыми чувственными губами. Только шрамы нарушали маску юности и веселья, заставляли вглядеться глубже. Если б они не напоминали, сколько всего пережил этот нестареющий мужчина, можно было бы ошибиться и принять его за кого-то ординарного. За такого, кем можно пренебречь. И разумеется, именно эту роль он годами разыгрывал при дворе.
Я провела пальцем по краю шрама. Еще недавно Рис отдернулся бы, но сейчас он знал, что для меня шрамы – всего лишь деталь его кожи, еще один повод к нему прикоснуться, еще одно место, где его можно ласкать и целовать.
 
Дата: Пятница, 10.12.2010, 10:22 | Сообщение # 38

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Он улыбнулся мне, став еще красивей – так вдруг освещается изнутри лицо любящего – не от магии, а от чистой радости, в ответ на что-то сказанное или сделанное тобой.
– Что такое? – негромко спросила я.
– Сколько лет уж прошло, как я потерял глаз, а только ты одна трогала меня вот так.
Я нахмурилась, приложила ладонь к его щеке, не думая, шрам под пальцами или обычная кожа.
– Как – так?
Он посмотрел на меня так, словно я должна была сама понимать.
– Мы Неблагие. То, что другие считают дефектами внешности, у нас ценится, – сказала я.
– Только не у сидхе, – заметил Рис. – Отмеченный шрамами сидхе – живое напоминание о том, что совершенная красота может быть загублена навеки. Я как призрак в зеркале, Мерри. Я напоминаю всем, что мы теперь всего лишь долгоживущие, а не по-настоящему бессмертные.
– Я тоже, – сказала я.
Он опять улыбнулся, плотней прижимаясь щекой к моей ладони:
– Вот потому я и думал, что мы станем хорошей парой.
Я нахмурилась:
– Что?
– Разве не помнишь? Я тебя пригласил на свидание, когда тебе было шестнадцать.
– Помню. – Я опустила руку. – Помню, что ты пытался уговорить меня на секс, за что нас обоих казнили бы.
– До акта я бы не довел. Мне просто хотелось узнать, в кого ты пошла из твоей родни.
Я нахмурилась сильней:
– Как это?
Он улыбнулся с нежностью.
– По твоей реакции на мои заходы… – На этом слове он приподнял бровь, и я рассмеялась. – …я собирался решить, разговаривать ли с твоим отцом.
До меня дошло, куда он клонит.
– Ты просил у моего отца разрешения стать моим женихом?
– Я просил его рассмотреть мою кандидатуру.
– Ни ты, ни он мне ни слова не сказали!
– С самого начала ясно было, что твоим сердечным избранником мне не стать. В шестнадцать лет ты любила Галена, а не меня. А потом твой отец отдал тебя Гриффину, и если бы ты забеременела, тем бы все и кончилось.
При упоминании бывшего жениха я помрачнела. Через несколько лет после помолвки он меня бросил. Сказал, что я для него слишком человек, что во мне слишком мало от сидхе. Он только одного не предусмотрел: что как только он меня бросит, Андаис заставит его вернуться к целибату, как и всех прочих стражей. Он попытался влиться в мой маленький гарем, а я его прогнала. Цель у него – только секс, неважно с кем. Меня он не любит. Я точно знаю.
Чего я не ожидала – это что он продаст газетам наши довольно интимные фотографии. Я его когда-то любила, но не знаю теперь, любил ли он меня хоть когда-нибудь. Он продал снимки и сбежал из страны фейри. Насколько мне известно, длинные руки родины до него пока не дотянулись. Насколько мне известно. Я не спрашивала. Я его любила – пусть давно, – и не хочу знать, как он умер, и получить его голову на блюде тоже не хочу. От тетушки Андаис такого подарка – или чего похуже – ждать можно.
Рис тронул меня за лицо, повернул к себе.
– Не надо мне было его вспоминать.
– Прости, я его почти уже забыла…
– Пока я не напомнил, – сокрушенно сказал Рис.
Китто чуть пошевелился у моего бока. Он было так притих, что я едва не забыла о его присутствии. Он умел быть незаметным, но лежать голым в постели со мной и Рисом, и никак о себе не напоминать… Я начинала думать, что это своего рода магия. Если так, то это не магия сидхе. Змеегоблинам часто поручали разведку, особенно разведку на местности. Может быть, это их природный дар – оставаться незаметными, если они того хотят.
Я испытующе посмотрела на Китто, но вслух спрашивать не стала. Китто не поверил бы, что наделен магическим даром, даже если и впрямь наделен. Он считал себя беспомощным и бессильным, и с этого его было не сбить.
– Наверное, мне надо уйти, – сказал он.
– Здесь твоя комната и твоя постель, – напомнил Рис.
– Да, но я могу поделиться ими с другом, даже если меня в компанию не берут.
Рис протянул руку через меня и потрепал Китто по плечу.
– Спасибо за щедрое предложение, Китто, но на секс я сегодня не рассчитываю.
– То есть как? – удивилась я. Рис улыбнулся.
– Твои мысли слишком заняты сегодняшними событиями, королеве так и положено. Хорошо для правителя, плохо для секса.
Я открыла рот возразить, но он взял меня рукой за подбородок:
– Все нормально, Мерри. Может, нам только и нужно, что обняться и полежать. Просто близость, ничего другого.
– Рис…
Он накрыл мне губы ладонью, прикоснувшись очень легко:
– Все хорошо, правда.
Я поцеловала о ладонь и отвела ее в сторону.
– Я поняла уже, почему не Гален. В политике он безнадежен. Но ты – ты-то в политике как рыба в воде.
– Благодарю за комплимент.
– Так в чем причина?
– Почему твой отец не выбрал меня?
Я кивнула. Китто соскользнул с кровати:
– Это дела сидхе.
– Останься, – попросил Рис.
Китто остановился в нерешительности.
– Принц Эссус сказал мне, что смерти в твоей жизни достаточно. Он хотел, чтобы парой тебе стал тот, чья магия основана на жизни.
– Магия Гриффина – магия красоты и секса.
– И она отвечает тем способностям, которые надеялся видеть в тебе твой отец. – Рис погладил завитки моих волос. – Ты такой и выросла.
– У гоблинов, – вмешался Китто, – красота и секс бесполезны. Они бы только обрекли тебя на рабство у более сильного, у способного драться. Твоя магия, Рис, ценилась бы куда больше таких никчемных игрушек.
– Эссус хотел для своей дочери чего-то помягче, – сказал Рис.
– Дойла он никогда бы не выбрал, да? – спросила я.
– Ему и в голову не пришло бы, что королева когда-нибудь отдаст своего Мрака. Но да, я думаю, что если он счел меня слишком темным для брака с его дочерью, то и Дойла рассматривать бы не стал.
– Я даже не думала, кого из моих стражей выбрал бы для меня отец…
– В самом деле? – спросил он.
– В самом деле.
Китто подобрал с пола свои джинсы.
– Поговорите наедине, я пойду.
– Останься, – снова попросил Рис. – Помоги мне разобраться, почему именно к тебе приходит Мерри, когда ищет покоя. Она не тянется ко мне сердцем, и никогда оно из-за меня не забьется сильнее. Мне тоже надо найти место в ее жизни. Научи меня, подскажи мне новую роль в ее жизни.
– Я не буду учить тебя, как занять мое место. Если ты его займешь, куда деваться мне?
– Нет, таким нетребовательным, как ты, я никогда не буду: у меня ни характера такого нет, ни терпения. Но все же научи меня предъявлять поменьше претензий – и может, она меня к чему-нибудь приспособит.
– Ох, Рис, – только и сказала я.
Он качнул головой, разметав по плечам белые кудри.
– Нет, я тебе нравлюсь. Всегда нравился. Тебе нравится быть со мной в постели, но я тебя не зажигаю. Странно, но ты загораешься от вещей даже более холодных, чем мои силы.
– Я Неблагая сидхе.
– И Благая тоже.
– Частично. Но частично я еще и человек, и брауни. И все же, если заставить меня назвать себя одним словом, то я – Неблагая.
Он невесело улыбнулся.
– Знаю.
– Андаис обвиняет меня в том, что я переделываю Неблагой двор в подобие Благого. Я этого не хочу, так само получается.
– Помнишь, что я сказал о тебе шестнадцатилетней? Что хотел понять, в кого из своей родни ты пошла?
– Да.
– Мне хотелось, чтобы ты унаследовала больше от Благих.
– Мой дед бил жену смертным боем. Дядька сошел с ума. Мать – черствая завистливая снобка. И такого ты себе хотел?
– Я не об отдельных личностях говорю, да и конкретно об этих личностях я не думал. Припомни, я знал куда более ранних твоих предков еще до того, как они сгинули в великих войнах. Я помню женщин по линии твоей матери – богинь плодородия, любви, плотского желания. Хорошие такие бабы, по-земному теплые, по-настоящему.
– Так что, ты хотел узнать, не пошла ли я в какую-то из своих прапрабабок?
– Двоюродных бабок, – ответил Рис. – И кое-кого из прабабок тоже. Ты мне их напоминала. Волосами, глазами. Я видел их в тебе.
– Только ты и видел, – сказала я.
– Только я и смотрел.
Я приподнялась и поцеловала его. Поцелуй становился все жарче, пока я не ощутила, как твердеет он там, где стал было мягким за всеми этими разговорами. Он оторвался от моих губ едва ли не со стоном.
– Не могу я вести себя прилично, когда ты так меня целуешь!
– Так брось вести себя прилично, просто люби меня.
Китто застегнул джинсы.
– Я оставлю вас заниматься тем, что сидхе умеют лучше всего – не считая магии. Ты мне друг, Рис, я верю, но тебе неловко, когда я в постели с тобой и с принцессой.
Рис попытался возражать, и теперь я приложила палец к его губам:
– Он прав.
Рис отвел мою руку.
– Знаю. Черт бы все побрал, знаю. Я думал, если я смогу заняться сексом с тобой и Китто, то смогу и охранять тебя этой ночью. Но я не могу.
– Ты и без того быстро продвигаешься в отношении к гоблинам, Рис. Все нормально.
– Так кто же станет тебя охранять, если Дойл ранен, а у меня приступ гиперчувствительности?
– Не знаю, – сказала я. – И как-то мне сейчас наплевать. Люби меня, Рис, вот сейчас, просто люби. Будь со мной, помоги справиться с растрепанными мыслями.
Я поднялась и поцеловала его опять, и потащила вниз, к себе – руками, и поцелуем, и нетерпением.
Я не слышала, как закрылась дверь за спиной Китто, но когда я снова открыла глаза, в спальне мы были одни.
 
Дата: Пятница, 10.12.2010, 10:23 | Сообщение # 39

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 19

Рис уложил меня на живот и дыханием проложил дорожку по спине. Я бы сказала – поцелуями, только эти касания были нежней поцелуев. Он ласкал мне кожу едва ощутимыми прикосновениями губ и дыханием. Спустившись достаточно далеко, он принялся дуть и шевелить коротенькие, почти невидимые волоски на пояснице и ниже, так что я невольно вздрагивала, а кожа покрылась мурашками.
Я чуть приподняла бедра, молча поощряя его на большее.
Он рассмеялся – таким типично его смехом, выражением общего мужского и его личного веселья. Только сейчас в смехе не было привычной самоиронии. Он поцеловал меня в спину более ощутимо, и я изогнулась, без слов давая ему понять, насколько это чудесно.
Он лег на меня всем весом, поместившись твердой своей длиной у меня между ягодицами, и я вскрикнула от восторга.
Просунув под меня руки, он приподнял меня и обхватил груди ладонями. Твердо и крепко он прижал меня к своему сильному телу.
– Если бы я тебя любил всем сердцем, – прошептал он, – я бы сделал то же, что и Китто. Отказался бы от соития. Выбыл из гонки за трон. Китто понимает, что ни один из дворов не потерпит на троне полукровку-гоблина. Скорей вас обоих убьют.
Он прижался тесней, чуть толкнув бедрами. Я невольно задвигалась – насколько позволял его вес на мне, – но серьезность в голосе противоречила тому, что делало его тело.
Рис по-прежнему шептал мне в макушку:
– Я знаю, что ты любишь Дойла с Холодом. Черт возьми, ты Галена любишь больше, чем меня, даже сейчас, когда вы оба понимаете, какой обузой тебе он стал бы на троне.
– Мы теперь иногда занимаемся только оральным сексом.
Рис напрягся, и совсем не от сексуального возбуждения, скорее от неожиданной мысли:
– Он отказался от гонки за трон?
– Не совсем… Но иногда мы не делаем ничего такого, что может кончиться зачатием. Просто доставляем друг другу удовольствие.
– Интересно, – сказал Рис голосом, далеким от сексуального шепота.
Я попыталась подняться, но он руками и бедрами вжал меня обратно в постель.
– Почему интересно? – спросила я, пойманная будто в капкан.
– Гален вышел из состязания за трон, потому что знает – ему сил не хватит, чтобы тебя защитить от убийц. Но он тебя любит, даже слишком любит. Он любит тебя так сильно, что готов от тебя отказаться, если тебе так лучше. Доблестный Гален.
Мне такое в голову не приходило, но Рис был прав. Гален вел себя невероятно честно и отчаянно храбро. У него еще сохранялся шанс стать отцом моего ребенка, но в последние несколько наших интимных встреч он только однажды воспользовался шансом на соитие. Все остальное было потрясающе хорошо, но к рождению ребенка никаким образом не привело бы.
Рис крепче сжал сильные руки – так крепко, что мне стало трудновато дышать. Обжигая мне ухо дыханием, он прошептал:
– Если бы я тебя по-настоящему любил, я бы тоже отказался от надежды на трон. Я помог бы тебе соединиться с теми, кого выбрало твое сердце – с Дойлом и Холодом. Только я слишком эгоистичен, Мерри. Не могу я тебя отдать без боя.
С трудом дыша в его хватке, я прохрипела:
– Это не бой.
– Бой, – прошептал он яростно. – Бой. Без клинков и пуль, но все же бой. Для кого-то из нас – битва за трон, а для большинства, Мерри… Мы бы бились за тебя, даже не будь никакого трона.
Он ударил в меня бедрами так жестко и резко, что я закричала. А потом стиснул меня еще крепче – так что я подумала даже попросить его перестать, дать мне вздохнуть. Он то ли прошептал, то ли прошипел мне на ухо, с такой яростью, с таким чувством:
– Я хочу победить, Мерри. Хочу тебя завоевать, даже если это разобьет тебе сердце. Я эгоистичная сволочь, Мерри. Я от тебя не откажусь даже ради твоего счастья.
Я лежала под ним, не зная, что сказать.
Он еще сильней меня сжал, и я не выдержала:
– Рис, пусти…
Он разжал руки ровно настолько, чтобы я смогла нормально дышать, но пальцы до боли стиснули мне груди. Я застонала.
– Тебе нравится секс грубее, чем нравится мне. То, что для меня просто боль, тебя заставляет дрожать от удовольствия. – Он ослабил хватку на груди. – Гоблины с тобой сегодня похуже обойдутся, но ты получишь удовольствие, так ведь?
– Я с ними уговорилась, что мне должно быть приятно.
Он потерся лицом о мои волосы.
– Я смогу отдать тебя Дойлу, Холоду смогу, Галену – если никуда не деться. Что-то во мне умрет, но смогу. Но потерять тебя, отдав Ясеню с Падубом... Я не вынесу, если моя Мерри будет замужем за гоблином, будет отдаваться гоблину каждую ночь!
Он издал звук, очень похожий на всхлип.
– Рис, – сказала я. – Я…
– Не надо, не говори. Помолчи минуту. Дай мне договорить. Может, я уже не наберусь храбрости это все сказать.
Я притихла. Молча лежала под теплым грузом его тела и слушала – раз ему было так нужно.
– Мне думать невыносимо, что ты с ними будешь спать. И еще невыносимей, что ты возбуждаешься при мысли, как они тебя свяжут и станут трахать. Господи, вот это попросту невыносимо. – Он опять меня стиснул руками. – Вот видишь, я тебя люблю не по-настоящему. Если бы любил, я б хотел, чтобы ты была счастлива. Хотел бы, чтобы ты занималась сексом так, как тебе нравится, а не так, как я считаю нужным. А я не хочу. Я хочу, чтобы ты хотела того секса, который нравится мне. Так, как это делаю я. Ужасно, что ты хочешь того, что я считаю болью, а не удовольствием. Ужасно знать, что хоть тебе и нравится секс со мной, но это не все, что тебе нужно, не все, чего ты хочешь.
Он впился пальцами мне в груди, пока я опять не вскрикнула, забившись под ним.
Он отпустил меня внезапно, приподнялся надо мной на руках, но бедрами прижался еще крепче.
– И потому, что мне думать невыносимо о тебе в лапах гоблинов, потому, что я хочу, чтобы ты была моей больше, чем хочу, чтоб ты была счастлива, потому что я сволочь эгоистичная – вот потому я сейчас залью тебя семенем, и буду при этом молиться. Буду призывать силу. Я хочу, чтобы ты понесла моего ребенка – да поможет мне Консорт, вот чего я хочу! Хочу, да поможет мне Богиня! Не того, чтобы мы остались живы. Не того, чтобы трон не достался Келу, чтобы он не втянул нас в гражданскую войну – нет, никакого благородства, Мерри. Я этого хочу, потому что хочу получить тебя – пусть и знаю, что ты меня не хочешь!
– Я тебя хочу, – сказала я, обернувшись к нему через плечо.
Его взгляда мне не забыть никогда. Ярость, отчаянье, бешенство – но не от вожделения, не от страсти даже и не от любви. А от чудовищной утраты. Если бы мне предстояло послать его в бой на мечах, я бы его не пустила – потому что так смотрит человек, знающий, что не вернется. Знающий, что обречен на поражение и смерть. Нет, не пустила бы я его на бой. Заставила бы остаться со мной рядом и прожить еще день. Но от этой битвы я его уберечь не могу. Это битва за мое сердце и мое тело, а они уже сделали выбор.
Он качнул головой:
– Вот только жалости мне не надо, Мерри. Хоть от этого меня избавь!
Я отвернулась, чтобы он не увидел блеснувших в глазах слез. Только так я могла не мучить его своей жалостью. Я его люблю – но не так, как он хочет, не так, как ему нужно. Он прав, даже сексуальные потребности у нас не совпадают.
Он вздернул меня за бедра. Я попыталась встать на четвереньки, но он заставил меня пригнуть голову, подставить ему зад.
Я чувствовала, как тычется в меня его головка, но в такой позе я еще была слишком узка.
– Начни пальцем, – шепнула я. – Без прелюдии в этой позе вход слишком узкий.
Но он проталкивался в меня все резче, все сильней.
– Тебе самому больно будет, Рис, – сказала я, зарывшись лицом в подушки.
– Пусть будет, – ответил он. Тут я почувствовала, как он пробился внутрь – на самую малость, но внутрь меня, и я замолчала. Он с силой входил в меня, преодолевая узость и недостаток влаги. Будь я по-другому устроена, мне стало бы больно. Нет, мне можно причинить боль, даже половой акт можно так повести, что ничего кроме боли я не почувствую, но для этого надо стараться, надо хотеть причинить боль. По-настоящему хотеть, злобно – Рис так не умеет.
Я закричала. Тело свело оргазмом от одного только ощущения того, с каким трудом он пробивается в меня. И не одним оргазмом – настоящие волны оргазмов перекатывались по телу один за другим, заставляя меня извиваться и вновь и вновь бросаться к его силе и напору. Наслаждение вырывалось из меня нескончаемыми хриплыми криками, я орала: «О да», и «Господи», и «О Богиня!», а потом я могла только выкрикивать его имя, снова и снова.
– Рис, о господи, Рис!
Темная спальня наполнилась светом наших тел, сияющих как две луны на подъеме. Моя кожа изливала свет под его напором. Он зарылся рукой в сияющие гранаты моих волос и дернул голову вверх, не прекращая в меня вонзаться. От жесткого рывка я снова вскрикнула, но он опустил мои волосы, стараясь войти в ритм. Дыхание у него изменилось, я поняла, что он уже скоро, скоро… и старается затянуть еще хоть немножко, чтобы еще хоть немножко я орала под ним.
Я стояла на четвереньках, как он поставил меня железной хваткой. Груди свисали, шлепаясь друг о друга при бешеных толчках. Я орала от наслаждения, выкрикивала его имя как молитву некоему разъярившемуся божеству. А потом его тело ударило в меня еще раз с невероятной, огромной силой – я знала, что должно стать больно, только слишком было хорошо, чтобы чувствовать боль.
Он вздрогнул всем телом, еще раз глубоко в меня погружаясь. И я ощутила, как он льется в меня жарким дождем семени и силы.
Он сказал, что будет молиться, трахая меня. Сказал, что призовет магию, чтобы сделать меня своей. Мне бы надо было испугаться, только я не испугалась. Не могла я бояться Риса.
Я рухнула на кровать. Он так и оставался пока во мне. Он лежал на мне сверху, и оба мы слишком были опустошены, чтобы двигаться, дыхание вырывалось неровными вздохами, пульс колотился в горле. Сияние наших тел понемногу меркло – в такт замедляющемуся сердцебиению.
Наконец он медленно скатился с меня. Я не шелохнулась, слишком слабая пока, чтобы двигаться. Он лег на спину, тяжело дыша. Хриплым от напряжения голосом Рис сказал:
– То, как ты реагируешь на грубость, здорово заводит. Даже когда уверен, что это не мое.
– Ты потрясающий, – прошептала я слегка сорванным от воплей голосом.
Он улыбнулся.
– Ты ведь так и не представляешь, как здорово у тебя получается. Да?
– У меня получается. Во всяком случае, так мне говорили.
Он покачал головой:
– Нет, Мерри, без шуток. Ты изумительна в постели. И на полу тоже. И на столе, если выбрать какой покрепче.
Я засмеялась.
Он улыбнулся – почти как старый добрый Рис, до того, как он стал таким серьезным. Но серьезность проглянула опять.
– Я помню, что сегодня ты достанешься гоблинам, а я ничего с этим поделать не могу. – Лицо у него из серьезного стало злым. – Но когда они сунутся в тебя, они только глубже протолкнут мое семя.
– Рис…
– Нет, все нормально. Я знаю, что ты выполняешь долг королевы. Нам нужен союз с гоблинами, а это способ его продлить. Я сознаю, что политически это выгодно, что это просто великолепно. – Он пристально на меня глянул, и под весом его взгляда мне трудно стало не отвести глаза в сторону. – Но представить, что они вдвоем будут тебя иметь – так, как это планируется, – это тебя возбуждает, правда?
Я посомневалась, но сказала правду:
– Да.
– Вот это у тебя не от Благого двора. Это определенно от Неблагого. Вот эту твою сторону я не понимаю. Лучше всего ее понимает Дойл, даже Холоду это слабо. Может, ты считаешь Дойла своим Мраком, но он и в тебе любит тьму. Я твоей тьмы не приемлю, Мерри. Мне нужен твой свет.
– Нельзя разделить свет и тьму, Рис. И то, и другое – это я.
Он кивнул.
– Знаю, знаю. – Он сел и спустил ноги с кровати. – Пойду помоюсь.
– Ты был грандиозен, – сказала я.
– У меня уже все саднит.
– Я тебя предупреждала. Прелюдия – не только для меня.
– Предупреждала, да.
Он собрал с пола одежду, но надевать даже не собирался.
– Приятного купания, – пожелала я.
– Составишь мне компанию?
Я улыбнулась.
– Нет, мне все-таки нужно немного поспать перед ночью.
– Я тебя утомил?
– Да, но утомил замечательно.
Я свернулась калачиком, накрывшись простыней.
Рис пошел к двери. Мне слышно было, как он с кем-то говорит. «Спроси ее сам», – донеслись слова.
Из двери послышался голос Китто:
– Можно к тебе?
– Да, – ответила я.
Он вошел и закрыл за собой дверь. Наверное, все это время просидел в коридоре.
– Хочешь обнимать меня, пока спишь? – спросил он.
Я посмотрела в честное, серьезное лицо. Он такой всегда серьезный…
– Да, – сказала я.
Он улыбнулся – хорошей, радостной улыбкой. Я совсем недавно узнала, что он может так улыбаться. Он забрался под простыню и прижался к моей спине. Своей наготой он прижался ко мне, и было это просто приятно. Любого другого мужчину я бы сейчас, наверное, выставила за дверь.
Китто знал, что королем ему не стать, так что не так сильно рвался к сексу. Куда больше ему были нужны нежные прикосновения, ласка. В конце концов, секса ему в жизни хватало, но не уверена, что его хоть когда-то любили просто за то, какой он есть. Я его люблю. Я их всех люблю, но Рис прав – не всех одинаково.
В конституции Америки говорится, что все люди созданы равными, но это неправда. Мне никогда не прыгать так красиво, как Мэджик Джонсон, не водить машину как Марио Андретти и не рисовать как Пикассо. Мы не равны по таланту. А меньше всего равенства в сердце. Талант можно развивать, можно учиться и совершенствоваться, но любовь – она или есть, или нет. Или ты кого-то любишь, или нет – и не изменить ничего, и не переделать.
Я уплывала в теплоту сна, согретая чудесным послевкусием хорошего секса. Теплое льнущее тело Китто обнимало и убаюкивало меня, и было мне спокойно и уютно. Меня любят, и я довольна. Хотелось бы мне, чтобы Рис был так же доволен и счастлив, как я, но я знала, что желание это неосуществимо.
Я принцесса фейри, но фей-крестных не существует. Феи есть и крестные есть, но нет такой волшебной палочки, чтобы взмахнуть ею над сердцем и все стало хорошо. Сказки лгут. Рис это знает, я знаю, и тот, кто дышит сейчас мне в спину, погружаясь в сон, знает тоже.
Чертовы братья Гримм.
 
Дата: Пятница, 10.12.2010, 10:24 | Сообщение # 40

Скоро Жена
Группа: VIP
Сообщений: 2217
загрузка наград ...
Статус:
Глава 20

Скрывшись от Тараниса в Европе, Мэви Рид на это время предоставила свой дом в наше полное распоряжение. Она сказала, что это не высокая цена за то, что мы спасли ей жизнь и помогли забеременеть от ее смертного мужа до того, как его убила раковая опухоль. Так что хотя бы раз доброе дело оказалось вознаграждено. Нам досталось поместье на добром куске земли в Холмби Хиллс – с отдельным домом для гостей, домом у бассейна и еще домиком садовника у ворот.
Я сама, как и раньше, ночевала в главной спальне дома для гостей, но свиты у меня теперь прибавилось, и мы заняли все спальни даже в главном доме. Некоторым пришлось даже разместиться по двое в комнате.
Китто досталась отдельная комната – потому что она была такая маленькая, что поселить вторым в нее можно было разве что Риса или меня. А значит, никого нельзя.
Первый прием для гоблинов мы решили устроить в гостиной центрального дома – громадном помещении, бывшем бальном зале. Гостиная была светлая, просторная, вся в мраморе – будто из человеческой сказки; Благой двор явно ее бы одобрил. Наверное, Мэви, изгнаннице Благого двора, она напоминала о родине.
В блеске и сиянии громадных люстр мои стражи – в большинстве своем – смотрелись вполне органично. Об охране, сопровождавшей Ясеня и Падуба, такого не скажешь.
Красные колпаки горой возвышались над всеми присутствующими. Семифутовый гоблин – это очень большой гоблин, а семифутовый Красный колпак – очень маленький Красный колпак. Нормальный рост у них до двенадцати футов, а в среднем – восемь-десять. Кожа у Колпаков разных оттенков желтого, серого и бледно-зеленого. Что близнецов будут сопровождать Красные колпаки, меня предупредили заранее. Царь гоблинов Кураг думал, что если он отправит их к нам без охраны и с ними случится что-нибудь нехорошее – нас заподозрят в сговоре, решат, что он с моей помощью избавился от Ясеня и Падуба. У гоблинов тот, кто убьет в схватке прежнего царя, получает корону, так что смерть обоих братцев ему на руку.
Но почему же тогда он отправил их ко мне, чтобы они стали еще сильней? Потому что Кураг знал, чем должно кончиться его царствование – тем же, чем всегда кончались царствования у гоблинов, – и хотел быть уверен, что народ его останется силен и после его смерти. Он не таил гнева на братцев за их амбиции, он только хотел подольше подержать их на поводке.
Если близнецы – пусть даже случайно – погибнут от нашей руки, а вокруг не будет гоблинов-свидетелей, пойдут кривотолки. Стоит гоблинам решить, что братьев убили по просьбе Курага, и царь обречен, ведь у гоблинов признаются только личные поединки. Среди гоблинов бывают наемные убийцы, но они никогда не возьмут заказ на гоблина. Сидхе убить – пожалуйста, кого-то из малых фейри – сколько угодно, но гоблина – никогда.
Единственное исключение из правила – «содержанцы» вроде Китто: за них дерется хозяин или хозяйка. Положение, которое занимал среди гоблинов Китто, само по себе предполагало, что он не может драться так, чтобы свободно влиться в гоблинское общество.
Я уселась на массивное кресло, изображающее трон. Большой стол отодвинули к стене вместе со стульями. За моим креслом встал Холод – Дойл по-прежнему был прикован к постели, в спальне у него дежурили черные собаки. Таранис чуть не убил моего Мрака. Были бы мы в стране фейри – Дойл бы, может, уже был здоров, но здесь сила нашего волшебства куда меньше. Именно поэтому многих так пугает изгнание из волшебной страны – за ее границами магия сразу слабеет.
– Мы впустили вас в дом, чтобы люди из газет и с телевидения не распускали языки, – сказал Холод голосом таким же ледяным, как его имя. – Если бы не журналисты, я бы ни за что не пропустил вас сквозь наши щиты с такой армией за спиной.
Я не могла не чувствовать его правоту, но почему-то нисколько не тревожилась. На самом деле, мне стало спокойней, чем за многие часы до этого момента.
– Все уже, Холод, хватит, – сказала я.
– Почему тебя это так мало беспокоит? – возмутился он.
– Не знаю, – ответила я.
– Не были б они гоблинами, я бы решил, что они тебя заколдовали, – сказал Рис.
На Ясеня с Падубом вся эта церемония произвела впечатление: их принимали не столько как гоблинов, сколько как сидхе.
– Приветствую вас, Ясень и Падуб, воины гоблинов. Приветствую также Красных колпаков из двора гоблинов. Кто вас ведет?
– Мы, – ответил Ясень, и они с братом шагнули к моему креслу. Одеты они были в те же придворные одежды, в которых я их уже видела: Ясень в зеленом под цвет глаз, Падуб в красном – под цвет своих. Наряды были атласные и наверняка хит сезона – пришедшегося где-то между 1500 и 1600 годами.
Гоблины поклонились; их короткие золотистые волосы качнулись возле ушей. Братья перестали стричь волосы. Впрочем, пока еще неприятности им не грозили – чтобы королева обратила внимание, волосы должны отрасти до воротника.
– За месяц, что мы не виделись, волосы у вас отросли, – сказала я.
Братья переглянулись, потом Ясень сказал:
– Мы ждем, что твоя магия разбудит в нас силу сидхе.
– Слишком вы в себе уверены, – заметила я.
– Мы в твоей силе уверены, принцесса, – возразил Ясень.
Я посмотрела на Падуба. У него во взгляде уверенности не было – одно только нетерпение. Он хочет со мной переспать и переспит, все остальное – лицемерие. По нему мне видно было, что на самом деле думают братья. Ясень в придворных играх ни одному сидхе в подметки не годится, но все же умеет лгать лицом и глазами; Падуб – нет. Полезно знать.
Я глянула на Красных колпаков у них за спиной. Некоторых я узнала – мы вместе бились с Дикой охотой. Со мной пошли именно Красные колпаки, не Падуб с Ясенем и не царь Кураг. Красные колпаки повиновались мне куда больше, чем требовал от них договор. Я не разбиралась еще в причинах такого странного послушания, столь непохожего на обычное поведение Красных колпаков по отношению к сидхе и к женщине, потому что не знала, как на это отреагирует Кураг. Мне не хотелось, чтобы он заподозрил, будто я пытаюсь соблазнить, пусть чисто политическими методами, самых мощных воинов гоблинской расы.
Кураг отчаянно хотел избавиться от нашего договора. Он боялся гражданской войны – то ли между дворами, то ли внутри одного Неблагого двора. Он не хотел быть втянутым в драки сидхе, а наш договор обязывал его меня поддерживать. И я не дам ему повода увильнуть от обязательств – слишком мы в нем нуждаемся. Так что я не стала допытываться до причин странной лояльности Красных колпаков по отношению ко мне.
Теперь они стояли передо мной, и я впервые в жизни видела столько Красных колпаков одновременно – настоящая живая стена из мышц и костей. У всех на макушках маленькие круглые колпачки, большинство – покрытые засохшей кровью, черного или бурого цвета. Но примерно у трети с шапок текла кровь, капала на лицо и плечи, на грудь, пятнала одежду.
Когда-то стать их вожаком мог только тот, кто умел сделать так, чтобы текущая с шапки кровь не сворачивалась, а как вариант – убивал врагов так часто, что шапка не успевала высыхать. Из-за такой культурной особенности Колпаки стали самыми кровожадными воинами среди фейри.
Я знала только одного из Красных колпаков, у кого кровь на шапке оставалась свежей: Джонти. Сейчас он стоял среди наших гостей, в первом ряду ближе к середине. Ростом он был почти десять футов, серокожий, с глазами цвета свежей крови. У всех Колпаков глаза красные, но красные с тем или иным оттенком, а у Джонти глаза такие же алые, как его шапка.
Когда мы встретились впервые, кожа его цветом и фактурой напоминала пыль под ногами, но сейчас она совсем не казалась сухой и грубой. Он как будто… как будто воспользовался самым лучшим увлажняющим средством, какое только существует в природе. А при том, что гоблины в спа-салоны не ходят, я терялась в догадках, что же случилось с его кожей.
Но не только кожа изменилась: с шапки у него текли такие ручьи крови, что весь торс ею пропитался. Кровь стекала с одежды и капала с толстых пальцев, оставляя тонкий алый рисунок на мраморном полу.
– Джонти, рада тебя видеть! – сказала я, и сказала искренне. Он спас нам жизнь, заставив близнецов поддержать нас в бою. Красные колпаки пошли за ним, а не за Ясенем и Падубом.
– И я рад, принцесса Мередит, – ответил он рокочущим басом – будто камни загрохотали.
– Следует ли нам приветствовать Убийственного Холода и Риса? – спросил Ясень. – Я не знаток этикета сидхе.
– Как пожелаешь. Я поздоровалась с Джонти, потому что он мой боевой товарищ. Я приветствую Джонти и его сородичей, потому что они помогли мне и моим людям. Я приветствую Красных колпаков как истинных союзников.
– Все гоблины с тобой в союзе, – заявил Ясень.
– Гоблины со мной в союзе, потому что Кураг не придумал, как разорвать договор. А ты в ту ночь оставил бы моих стражей погибать во тьме.
– Ты хочешь взять назад обещание переспать с нами, принцесса? – спросил Ясень.
– Нет. Просто появление Джонти и его родичей напомнило мне ту ночь.
Если честно, я разозлилась. Ясень и Падуб вели себя тогда как все гоблины – и как многие из сидхе. Для них это была чужая драка, и не хотели они умирать, защищая сидхе, которые ради них самих и пальцем бы не шевельнули. Я не должна их осуждать, но все равно осуждаю.
В ту ночь Джонти подхватил меня на руки и побежал к месту боя сквозь зимнюю ночь, и остальные Красные колпаки побежали за ним. А за ними пришлось побежать и всем гоблинам – потому что уклониться от боя значило бы признать себя слабее и трусливей Красных колпаков. Что это значило в плане тщеславия, я понимала, но Китто сказал мне, что дело не только в тщеславии. За уклонение от боя любой гоблин мог получить вызов на поединок от Красных колпаков, сражавшихся на моей стороне. Навлекать на себя такой вызов не захочет ни один гоблин.
Я понимала, чем я обязана Джонти и его родичам, но почему они так поступили – не понимала. Почему они всем рискнули ради меня? Если бы я сообразила, как задать вопрос, не оскорбив при этом их самих, Ясеня с Падубом и даже их царя, я бы у них спросила. Но гоблинские обычаи – целый лабиринт, а карты к нему у меня нет. У воинов не спрашивают «почему». «Почему вы проявили такую отвагу?» – Потому что мы гоблины. – «Почему вы мне помогли?» – Потому что ни один гоблин не откажется от доброй драки. Ни тот, ни другой ответ не был чистой правдой, но так принято отвечать, и начать спорить – значило бы заговорить о не самом храбром поведении Ясеня и Падуба.
Холод легонько тронул меня за руку. Дойл, будь он здесь, сделал бы это куда раньше. Холоду не нравилась цель визита гоблинов: не нравилась мысль, что я стану с ними спать, но необходимость союза с гоблинами он осознавал.
– Мерри, – тихонько позвал Рис. Я вздрогнула и посмотрела на него:
– Я отвлеклась?
– Да. – Он взглядом указал на близнецов. Я повернулась к гоблинам:
– Прошу прощения. Сегодня столько всего случилось, что беспокойство заставляет меня забыть о долге.
– Так значит, Мрак не выздоровел и не сможет оставаться при тебе, – повторил реплику Ясень.
– Да, ночью его со мной не будет, как я и говорила.
– Тебя будут охранять Рис и Убийственный Холод? – спросил Падуб.
– Нет.
 
Форум » Изба Читальня (чтение в режиме он-лайн) » Серия Мередит Джентри » Дыхание Холода. (6 книга)
  • Страница 2 из 3
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • »
Поиск:
Статистика Форума
Последние темы Читаемые темы Лучшие пользователи Новые пользователи
Любимый Зомби (2)
Сладкое Искушение (0)
Девушка, Козёл и Зомби (0)
Цитаты (105)
Рецепты фирменных блюд (109)
Ангел для Люцифера (371)
Мальчик и Дед Мороз (0)
В погоне за наградой (6246)
ЧТО ЧИТАЕМ В ДАННЫЙ МОМЕНТ? (1092)
БУТЫЛОЧКА (продолжение следует...) (5106)
Блондинки VS. Брюнетки (6894)
В погоне за наградой (6246)
Карен Мари Монинг (5681)
БУТЫЛОЧКА (продолжение следует...) (5106)
Слова (4899)
Везунчик! (4895)
Считалочка (4637)
Кресли Коул_ часть 2 (4586)
Ассоциации (4038)

Natti

(10467)

Аллуся

(8014)

AnaRhiYA

(6834)

HITR

(6399)

heart

(6347)

ЗЛЕША

(6344)

atevs279

(6343)

Таля

(6276)

БЕЛЛА

(5383)

Miledy

(5238)

delena

(27.03.2024)

shashlovamariah

(26.03.2024)

sonia

(25.03.2024)

muravevakata

(24.03.2024)

Tatiana3765

(19.03.2024)

Аня6338

(17.03.2024)

AnutaGritsenko

(17.03.2024)

Default

(15.03.2024)

varyalanamaya

(10.03.2024)

Iv

(07.03.2024)


Для добавления необходима авторизация

Вверх