Дыхание Холода. - Форум
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 3
  • 1
  • 2
  • 3
  • »
Форум » Изба Читальня (чтение в режиме он-лайн) » Серия Мередит Джентри » Дыхание Холода. (6 книга)
Дыхание Холода.
Дата: Суббота, 16.10.2010, 16:23 | Сообщение # 1

-Z-
Группа: Администратор
Сообщений: 6344
загрузка наград ...
Статус:
Дыхание Холода



Героиня должна поскорее обзавестись ребенком, дабы гарантированно унаследовать трон царства фэйри. Вопрос здесь не только во власти. Если Мередит не станет королевой, ее, скорее всего, просто убьют. Правда, у девушки с деторождением проблемы. Вся королевская гвардия, вся эльфийская рать никак не могут помочь милой принцессе. Но она не сдается и пытается — с одним, с другим, с третьим…






 
Дата: Пятница, 19.11.2010, 16:46 | Сообщение # 2

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Вступи в потемки лестницы крутой,
Сосредоточься на кружном подъеме,
Отринь все мысли суетные, кроме
Стремленья к звездной вышине слепой,
К той черной пропасти над головой,
Откуда свет раздробленный струится
Сквозь древние щербатые бойницы.
Как разграничить душу с темнотой?
«Разговор поэта с его душой» У. Б. Йейтс

Джонатану, который идет по лестнице вместе со мной.

Глава 1

Я сидела в элегантном конференц-зале на вершине светящейся башни – одной из тех, что образуют деловую часть Лос-Анджелеса. Вид из громадного, почти во всю стену окна напротив провоцировал высотобоязнь. Где-то я читала, что если центр Л.-А. когда-нибудь по-настоящему тряхнет землетрясением, то улицы футов на десять в высоту засыплет битым стеклом. Всех, кто там окажется, рассечет на куски, изрежет или погребет под лавиной стекла. Мысль не самая приятная, но денек к таким мыслям располагал.
Мой дядюшка Таранис, Король Света и Иллюзий, выдвинул обвинения против трех моих стражей. Он обратился к людским властям с заявлением о том, что Рис, Гален и Аблойк изнасиловали его подданную, при том что за всю долгую историю своего царствования в Благом дворе фейри он ни разу не обращался за правосудием к людям. Старое правило: власть фейри – законы фейри. А если честно – власть сидхе, и законы их же.
Сидхе правят страной фейри столько лет, что и не упомнить. А поскольку многие из нас помнят несколько последних тысячелетий, то может, сидхе правили всегда – хотя на правду это не похоже. А сидхе не лгут. Потому что прямая ложь наказывается изгнанием из волшебной страны. Вот тут и возникает интересная проблема со свидетельством леди Кэйтрин… Я-то знала точно, что ни один из названных стражей не виновен.
Но сейчас нам предстояло дать показания под присягой, и от наших слов зависело, будет ли Таранис настаивать на обвинении. Вот почему рядом со мной сидели Саймон Биггс и Томас Фармер из «Биггс, Биггс, Фармер и Фармер».
– Спасибо, что согласились с нами побеседовать, Ваше Высочество, – сказал некто в деловом костюме с другой стороны стола. Их там семеро сидело – за широким полированным столом, спиной к захватывающему виду.
Стивенс, официальный посол ко дворам фейри, сидел с нашей стороны стола, но по другую руку от Биггса и Фармера. Он вмешался:
– Не следует говорить «спасибо» кому-либо из народа фейри, мистер Шелби. Принцесса Мередит, как одна из самых юных представителей благородных сидхе, возможно, не сочтет себя оскорбленной, но вам предстоит иметь дело и с гораздо более древними ее сородичами. Не все они пропустят ваше «спасибо» мимо ушей. – Стивенс вежливо улыбнулся; на красивом лице – сплошная искренность, от карих глаз до кончиков великолепно подстриженных волос. По должности он обязан быть рупором всех фейри, а на деле постоянно торчит при Благом дворе, глядя в рот моему дядюшке. Неблагой двор, где правит моя тетушка, Королева Воздуха и Тьмы, и где когда-нибудь – возможно – буду править я, Стивенса слишком пугает. Да, угадали, я его недолюбливаю.
Майкл Шелби, федеральный прокурор Лос-Анджелеса, извинился за всех:
– Прошу прощения, Ваше Высочество, я об этом не знал.
Я улыбнулась:
– Ничего страшного. Господин посол прав, меня слова благодарности не обижают.
– Но ваши телохранители могут обидеться? – спросил Шелби.
– Некоторые из них. – Я оглянулась на Дойла и Холода. Они стояли у меня за спиной, словно ожившие мрак и снег – и эта метафора не так уж далека от правды. У Дойла волосы черные, кожа черная, и отлично сшитый костюм и даже галстук – тоже черные. Только рубашка сегодня была синяя, да и то как уступка адвокату. Тот уверял, что черное создает неверное впечатление, что Дойл в черном выглядит угрожающе. Дойл, которого прозвали Мраком, ответил: «Я капитан стражи Ее Высочества, именно так я и должен выглядеть». Адвокат смутился, но Дойл все же надел синюю рубашку. Яркий цвет почти светился на его коже – на ее ночной роскошной черноте, такой глубокой, что в определенном освещении его тело играло фиолетовыми и синими отблесками. Черные глаза Дойла скрывались под узкими темными очками в черной оправе.
У Холода кожа настолько же белая, насколько у Дойла – черная. Белая, как у меня самой. Но волосы у него такие, каких ни у кого нет: они серебряные, словно нити из чеканного металла. В элегантном освещении конференц-зала они мерцали и посверкивали, как слиток на столе ювелира. Верхние пряди удерживала на затылке серебряная заколка возрастом постарше Лос-Анджелеса. Серый костюм Холода сшил Феррагамо, а идеально белая рубашка все же уступала в белизне его собственной коже. Галстук был только чуть темнее костюма. Серые глаза ничем не были скрыты от мира.
Холод пристально оглядывал окно напротив. Дойл тоже – но из-под очков. Моим телохранителям без дела скучать не приходится, а кое-кто из тех, кто мечтает до меня добраться, умеет летать. Нет, мы не думали, что Таранис хочет моей смерти, но зачем же тогда он обратился в полицию? Почему настаивает на заведомо ложных обвинениях? Он никогда бы так не поступил, не будь у него плана. Просто с нами он этим планом не поделился. А потому – на всякий случай – мои стражи следили за окном, чтобы не пропустить появления тварей, которых эта компания юристов даже вообразить не могла.
Шелби поглядывал мне за спину, на стражей. И не только он – никто не мог удержаться, чтобы не посмотреть на них, хотя сложнее всего приходилось помощнику окружного прокурора Памеле Нельсон. Мужчины смотрели по-другому: как смотрят мужчины на тех, кто может прихлопнуть их, как блоху.
Федеральный прокурор Лос-Анджелеса Майкл Шелби был высок, спортивен, мужественно красив, белозубо улыбался и явно не собирался ограничивать карьеру своей нынешней должностью. Ростом он был больше шести футов, а хорошо накачанную мускулатуру не скрывал даже деловой костюм. Вряд ли ему встречалось много мужчин, рядом с которыми он казался бы физически слабым. Его помощник Эрнесто Бертрам был тощий, слишком юный на вид, коротко стриженый, в очочках и очень уж серьезный. Впрочем, не очки придавали ему лишнюю серьезность, а выражение лица – будто лимон раскусил. Федеральный прокурор Сент-Луиса Альберт Ведуччи тоже присутствовал. Он харизмой Шелби не обладал: ему не мешало бы сбросить с десяток фунтов, и вид у него был усталый. Его помощника звали Гровер; так он представился – не сообщив, имя это или фамилия. Этот улыбался чаще остальных и выглядел этаким симпатягой – очень напоминал знакомый по колледжу тип парней: они бывали иной раз именно такими славными, какими казались, а бывали и сволочами, которым нужно было только переспать, или списать задание, или – как в моем случае – похвастаться знакомством с настоящей принцессой фейри. К какой разновидности «славных парней» относится Гровер, я не определила. А если все пройдет удачно, то и не определю. Если все пройдет удачно, то показания нам придется давать только один раз. А если нет – то, может, Гровер нам еще надоест хуже горькой редьки.

Памела Нельсон занимала должность помощника окружного прокурора Лос-Анджелеса. Ее босс, Мигель Кортес, был невысок, темнокож и красив. На экране он смотрелся великолепно – я его частенько видела в новостях. Проблема в том, что амбиций у него было не меньше, чем у Шелби. Ему нравилось появляться на экране, и он хотел там появляться как можно чаще. Выдвинутое против моих стражей обвинение обещало впереди дело, которое может крупно двинуть карьеру вверх… или ее сломать. Амбиции Кортеса и Шелби заставят их либо очень осторожничать, либо ломиться напропалую. Не знаю, какой вариант для нас предпочтительней.
Памела была выше босса, почти шесть футов на не самых высоких каблуках. Волосы густо-рыжими волнами спадали ей на плечи. Редкий оттенок – яркий, глубокий, настолько близкий к настоящему красному цвету, насколько это возможно для человеческих волос. Костюм на ней был хорошего покроя, но черный и скромный. Белая блузка рубашечного стиля, неброский макияж. Только пламя волос разрушало этот почти неженственный образ. Она как будто старалась скрыть свою красоту – и в то же время привлекала к ней внимание, потому что Памела была по-настоящему красива. Россыпь веснушек под светлым тональным кремом не портила безупречную кожу, а только украшала. Глаза казались то голубыми, то зелеными, в зависимости от освещения, – и эти изменчивые глаза не могли оторваться от Холода и Дойла. Она старалась сосредоточиться на блокноте, в котором ей полагалось делать записи, но взгляд то и дело поднимался и прилипал к стражам – как будто против ее воли.
Так что же ее отвлекает от работы – присутствие красивых мужчин? Или не так все просто?
Шелби громко кашлянул.
Я вздрогнула и повернулась к нему.
– Прошу прощения, мистер Шелби, вы обращались ко мне?
– Нет, но мне пора это сделать. – Он оглядел людей по свою сторону стола. – Меня включили в состав делегации как достаточно нейтральную сторону, но я должен спросить своих коллег: нет ли у них затруднений в разговоре с Ее Высочеством?
Несколько человек заговорили одновременно. Ведуччи просто приподнял карандаш. Ему-то и кивнули.
– Моя контора чаще имеет дело с принцессой и ее людьми, чем прочие присутствующие. Мне удается не отвлекаться, поскольку у меня с собой есть средства против гламора.
– Какие средства? – спросил Шелби.
– Я не скажу, что именно у меня с собой, но помогают холодная сталь, железо, четырехлистный клевер, зверобой, ясень и рябина – и древесина, и ягоды. Говорят, что гламор разрушают колокольчики, но не думаю, что они помешают высоким сидхе.
– Вы хотите сказать, что принцесса использует против нас гламор?
С красивого лица Шелби исчезла любезная улыбка.
– Я хочу сказать, что присутствие короля Тараниса или королевы Андаис подавляет людей. Принцесса Мередит, будучи отчасти человеком, хотя несомненно красавицей… – Он слегка поклонился. Я ответила кивком на комплимент. Он продолжал: – …ранее ни на кого настолько сильно не воздействовала. Но в последние дни при Неблагом дворе многое изменилось. Я получил информацию как от мистера Стивенса, так и из других источников. Фигурально говоря, принцесса Мередит и некоторые ее стражи подняли энергетический уровень.
Ведуччи по-прежнему выглядел усталым, но в глазах проступил интеллект, прятавшийся под обманчивой личиной замотанного толстяка. До меня вдруг дошло, что нам угрожают не одни только чужие амбиции. Ведуччи умен, а из намеков его стало ясно, что он в курсе кое-каких событий при Неблагом дворе. Правда ли он много знает, или просто забрасывает удочку? Надеется, что мы разговоримся?
– Применять к нам гламор – противозаконно! – сердито сказал Шелби. В направленном на меня взгляде не осталось и капли дружелюбия. Я ответила ему столь же прямым взглядом. Дала почувствовать всю силу моих трехцветных глаз: расплавленное золото по краю, следом кольцо нефрита и ярко-изумрудное кольцо у самого зрачка. Он отвел взгляд первым. Уткнувшись в блокнот, он прошипел сдавленным от ярости голосом:
– Вас могли бы подвергнуть аресту либо выслать обратно в вашу страну за попытку повлиять на ход судопроизводства с помощью магии.
– Я ничего не делаю, мистер Шелби, во всяком случае, намеренно. – Я посмотрела на Ведуччи. – Мистер Ведуччи, вы говорите, что даже просто смотреть на моих тетю или дядю людям трудно. Я теперь произвожу тот же эффект?
– Судя по реакции моих коллег, да.
– Так значит, именно такое воздействие король Таранис и королева Андаис оказывают на людей?
– Подобное, – ответил Ведуччи.
Я невольно улыбнулась.
– Это не смешно, принцесса, – заявил Кортес полным ярости голосом, но под моим взглядом его карие глаза тут же ушли в сторону.
Я повернулась к Памеле Нельсон, но мое очарование ей не было страшно – ее проблема стояла у меня за спиной.
– От кого из них вам труднее отвести взгляд? – спросила я. – От Холода или от Дойла, от черного или от белого?
Она залилась тем прелестным румянцем, что бывает только у рыжих. У рыжих людей, я хочу сказать.
– Я не…
– Бросьте, мисс Нельсон. Который из двух?
Она громко сглотнула слюну.
– Оба, – прошептала она.
– Мы обвиним вас и этих двух телохранителей в незаконном магическом воздействии на судопроизводство, принцесса Мередит, – сказал Кортес.
– Согласен, – поддакнул Шелби.
– Ни я, ни Холод, ни Дойл ничего не делаем намеренно.
– Вам не удастся нас одурачить, – сказал Шелби. – Гламор – магия активная.
– В большинстве случаев, – поправила я, глянув на Ведуччи. Его посадили на краю стола, словно он хуже других, раз он из Сент-Луиса. А может, я напрасно обижаюсь за свой родной город.
– А знаете, – сказал Ведуччи, – когда вам дает аудиенцию королева Англии, это называется «быть в присутствии». Королеву Елизавету я никогда не видел своими глазами, и вряд ли доведется – так что я не в курсе, как это с ней бывает. Я никогда не разговаривал с обычной королевой. Но слова «быть в присутствии» – в присутствии королевы – значат очень много, когда речь о Королеве Воздуха и Тьмы. И быть в присутствии короля Благого двора – это тоже награда.
– Что значит – «награда»? – спросил Кортес.
– Я имею в виду, господа… и дамы, что правители страны фейри приобретают особую ауру власти, притягательную ауру. В Лос-Анджелесе можно наблюдать тот же эффект, хоть и в меньших масштабах, на примере кинозвезд или политиков. Власть дает силу. Имея дело с дворами фейри, я начал думать, что и для нас, простых смертных, это верно. Не просто так люди заискивают перед сильными, богатыми, красивыми, талантливыми. Думаю, это гламор. Людям хочется быть с ними рядом, к их словам прислушиваются, им подчиняются с радостью. Но люди обладают лишь тенью настоящего гламора – так представьте, каково воздействие самых могущественных лиц волшебной страны. Подумайте о силе, которая от них исходит.
– Господин посол, – спросил Шелби, – разве вам не следовало предупредить нас о возможности такой реакции?
Стивенс поправил галстук, потеребил «Ролекс» у себя на запястье – подарок Тараниса.
– Король Таранис на троне уже столетия. «Сильный мира сего», так сказать. Он действительно обладает своего рода благородством, которое производит впечатление. Королеву Андаис я столь же впечатляющей не нахожу.
– Потому что вы с ней разговариваете исключительно по зеркалу и в присутствии короля Тараниса, – заметил Ведуччи.
Я удивилась, что он это знает – это была чистая правда.
– Но вы же посол в стране фейри, – спросил Шелби, – а не при одном только Благом дворе?
– Да, я посол Соединенных Штатов ко дворам фейри.
– Но ни разу не бывали при Неблагом дворе?
– М-м, – сказал Стивенс, непрестанно поглаживая браслет от часов. – Мне представляется, что королева Андаис не слишком склонна к сотрудничеству.
– Что вы имеете в виду?
Заинтересовавшись нервным жестом Стивенса, я чуть внимательней глянула на часы и обнаружила в них – или на них – следы магии. Я ответила за него:

 
Дата: Понедельник, 22.11.2010, 20:16 | Сообщение # 3

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
– Он имеет в виду, что Неблагой двор – это сплошь извращенцы и чудовища.
Теперь все на него уставились. Если бы мы и правда пользовались гламором, им бы это не удалось.
– Это правда, господин посол? – спросил Шелби.
– Я никогда такого не говорил.
– Но он так думает, – тихо сказала я.
– Мы возьмем это на заметку и, разумеется, поставим вышестоящие инстанции в известность о таком вашем пренебрежении основными обязанностями, – заявил Шелби.
– Я лоялен к королю Таранису и его двору. Не моя вина, что королева Андаис – совершенно безумная сексуальная садистка. Она опасна, и ее подданные тоже. Я это годами твержу, а меня никто не слушает. И вот, пожалуйста, дошло до изнасилования – как я и предупреждал!
– Вы предупреждали вышестоящих лиц, что телохранители королевы могут кого-то изнасиловать? – спросил Ведуччи.
– Ну, не так прямо.
– Так что конкретно вы говорили? – спросил Шелби.
– Правду. Что при Неблагом дворе я боюсь за свое здоровье и жизнь, и что без вооруженного сопровождения я не буду чувствовать себя там в безопасности. – Стивенс встал во весь рост, и в гордой уверенности в своей правоте показал на Дойла с Холодом: – Посмотрите на них! Они же вселяют ужас. От них так и брызжет насилием, они в любой момент готовы резню начать!
– Вы все время трогаете свои часы, – сказала я.
– Что? – моргнул он.
– Ваши часы. Это ведь подарок короля Тараниса?
– Вы приняли от короля часы «Ролекс»? – спросил Кортес. В голосе звучало возмущение – но не нами.
Стивенс прочистил горло и покачал головой:
– Конечно, нет. Это недопустимо.
– Я видела, как он их вам дарил, мистер Стивенс, – сказала я.
Он погладил металл пальцами.
– Неправда. Она лжет.
– Сидхе не лгут, господин посол. Ложь – привилегия людей.
Стивенс в часах уже чуть дырку не протер.
– Неблагие способны на что угодно. Да у них на лицах написано, кто они такие!
Памела Нельсон возразила:
– Но они прекрасны…
– Вас дурачит их колдовство, – сказал Стивенс. – А мне король дал способность видеть сквозь их обман.
Голос у него повышался с каждым словом.
– Часы, – поняла я.
– Так значит, – Шелби указал на меня, – их красота – иллюзия?
– Да, – сказал Стивенс.
– Нет, – сказала я.
– Лгунья! – крикнул он, толкая свое кресло прочь. Кресло укатилось – оно было на колесиках. Стивенс шагнул ко мне мимо Биггса и Фармера.
Дойл с Холодом среагировали как один организм. Просто встали перед ним, заступив дорогу. Никакой магии – одно только физическое их присутствие. Стивенс отшатнулся, словно его ударили. Лицо исказилось от страха, он закричал:
– Нет. Нет!
Несколько юристов тоже вскочили.
– Что они с ним делают? – спросил Кортес.
Ведуччи умудрился переорать вопли Стивенса:
– Ничего такого не вижу.
– Мы ничего с ним не делаем, – подтвердил Дойл. Его бас прорезал возбужденный гомон, как утес разрезает волны.
– Черта с два не делаете! – заорал Шелби, подогревая общую панику.
Я попыталась перекричать шум:
– Выверните пиджаки на другую сторону!
Меня никто не слышал.
– Всем молчать! – крикнул Ведуччи, проломившись сквозь вопли, как бык сквозь плетень. Повисла удивленная тишина. Даже Стивенс заткнулся и посмотрел на Ведуччи. Тот продолжил уже спокойней: – Выверните пиджаки наизнанку. Это разбивает чары.
Он кивнул мне, практически поклонился:
– Забыл этот способ.
Юристы никак не могли решиться. Ведуччи первым снял пиджак, вывернул наизнанку и снова надел. Остальных это словно подстегнуло. Почти все последовали его примеру.
Выворачивая пиджак швами наружу, Памела Нельсон сказала:
– Я крест ношу, я думала, это меня от гламора защитит.
– Кресты и стихи из Библии защищают от порождений дьявола. Мы к христианской религии отношения не имеем – ни к ангелам, ни к демонам.
Она смущенно отвела глаза:
– Я не хотела сказать ничего плохого.
– Разумеется, – отозвалась я лишенным выражения голосом. Слишком часто я сталкивалась с такого рода оскорблениями, чтобы принимать их близко к сердцу. – Просто в ранний период своей истории церковь пыталась очернить все, что не могла подчинить себе. Фейри были ей не по зубам. Но в то время как Благой двор все более очеловечивался, те из фейри, кто не мог или не хотел притворяться человеком, переходили к Неблагому двору. Так что самые пугающие с точки зрения людей создания собрались у нас – неудивительно, что нас столетиями изображали воплощением зла.
– Вы и есть зло! – снова прорвало Стивенса. Он тяжело дышал, на бледном лице выступил пот, глаза выпучились.
– Он болен? – спросила Памела Нельсон.
– В некотором роде, – буркнула я себе под нос, чтобы никто из людей меня не услышал. Кто бы ни наложил чары на часы – он это сделал хорошо… То есть качественно, «хорошо» – не то слово. Заклятие заставляло Стивенса видеть нас чудовищами. Его разум неверно отображал то, что он видел и ощущал.
 
Дата: Понедельник, 22.11.2010, 20:18 | Сообщение # 4

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Я повернулась к Ведуччи:
– Господин посол, очевидно, почувствовал себя плохо. Не следует ли пригласить к нему врача?
– Нет! – кричал Стивенс. – Без меня они вас одурачат! – Он вцепился в того, кто стоял к нему ближе всех – им случился Биггс. – У вас нет подарка короля, вы поверите всему, что они наврут!
– Полагаю, принцесса права, господин посол, – сказал Биггс. – Вы нездоровы.
Стивенс впился пальцами в подкладку пиджака Биггса, которая теперь была снаружи.
– Но теперь-то вы видите, какие они?!
– Как все сидхе, на мой взгляд. Если не считать цвета кожи капитана Дойла и миниатюрности принцессы, они выглядят точно как все знатные сидхе.
Стивенс встряхнул его за плечи:
– У Мрака клыки торчат! У Холода вокруг шеи ожерелье из черепов. А она, она… она умирает. Она вся иссохла! Смертная кровь ее испортила!
– Господин посол… – попытался прервать его Биггс.
– Нет-нет, вы должны их видеть, как вижу я!
– Они нисколько не изменились, когда мы вывернули пиджаки, – несколько разочарованно сказала Памела Нельсон.
– Я же говорила, мы не воздействуем на вас гламором.
– Ложь! Мне ваша чудовищная сущность видна! – Стивенс уткнулся лбом в широкое плечо Биггса, словно не мог вынести нашего вида – наверное, и вправду не мог.
– Но теперь легче не смотреть в их сторону, – отметил Шелби.
Кортес кивнул:
– Мне легче сосредоточиться на деле, но выглядят они точно как раньше.
– Прекрасными… – выдохнул помощник Шелби. Босс остро на него глянул, и бедолага поспешно извинился, словно сказал бестактность.
Стивенс уже поливал слезами дорогущий пиджак Биггса.
– Его надо увести, – сказал Дойл.
– Почему? – спросил кто-то из юристов.
– На часы наложено заклятие, так что мы представляемся ему монстрами. Боюсь, что его разум не выдержит напряжения. Наверное, в присутствии Тараниса действие чар слабее, но короля здесь нет.
– А вы не можете снять чары? – спросил Ведуччи.
– Не мы их наложили, – просто ответил Дойл.
– И вы не можете ему помочь? – это была Памела Нельсон.
– Чем дальше он будет от нас, тем ему будет легче.
Стивенс попытался зарыться в плечо Биггса с головой. Руки посла запутались в складках и швах подкладки.
– Для него мучительно стоять так близко к нам. – Холод впервые заговорил после церемонии представления. Голос у него уступал басу Дойла, но ширина его грудной клетки придавала веса словам.
– Позовите охрану, – сказал Биггс Фармеру. И Фармер – не какой-нибудь мальчишка на побегушках, а полноправный партнер в фирме, – молча пошел к двери. Надо думать, если твой папочка основал фирму, и сам ты в ней – ведущее лицо, то определенным авторитетом пользуешься даже у партнеров.
Никто не говорил ни слова. Люди стояли в неловких позах, смущенные столь откровенным проявлением нездоровых эмоций. Стивенс и правда в некотором роде обезумел, но нам троим случалось видеть и худшее. Мы видели безумие, которое само по себе было магией. Магией того рода, что убивает под рыдание и смех.
Вошли охранники; одного я узнала – он встречал нас на входе. И еще привели врача – я припомнила, что на табличке у лифта значились несколько имен с докторскими степенями. Фармер сделал больше, чем его просили, но Биггс был явно счастлив передать всхлипывающего посла в руки медика. Неудивительно, что Фармер стал партнером в фирме. Приказы он выполнял безупречно, но еще и инициативу проявлял к месту.
Больше никто ничего не произнес, пока посла не увели, тихо прикрыв дверь за его спиной. Биггс поправил галстук и одернул помятый пиджак. Даже для вывернутого пиджак смотрелся ужасно – теперь только химчистка поможет. Биггс собрался было его снять, но глянул на нас и передумал.
Я перехватила его взгляд, и он смущенно отвел глаза в сторону.
– Все в порядке, мистер Биггс, ваши опасения понятны.
– Кажется, мистер Стивенс совершенно не в себе.
– Я бы посоветовала медикам пригласить дипломированного мага взглянуть на часы, прежде чем их снимать.
– Но почему?
– Посол носил их годами. Заклятие могло стать частью его души, его разума. Если их просто снять, можно нанести еще больший вред его здоровью.
Биггс потянулся к телефону.
– Почему вы не сказали об этом, пока его не увели? – проявил недовольство Шелби.
– Я только что об этом подумала.
– Я подумал раньше, – признался Дойл.
– А почему не сказали? – удивился Кортес.
– Забота о здоровье господина посла не входит в мои обязанности.
– Любой человек обязан помочь другому в такой ситуации, – заявил Шелби и замолчал – видимо, осознав, что сказал.
Дойл едва заметно искривил губы в улыбке:
– Я не человек. И считаю господина посла личностью слабой и недостойной. Ее величество королева Андаис несколько раз подавала ноты вашему правительству на поведение мистера Стивенса. Их не стали рассматривать. Но даже она не сумела предусмотреть подобного коварства.
– Коварства нашего правительства по отношению к вашему? – спросил Ведуччи.
– Нет. Коварства короля Тараниса по отношению к тому, кто ему доверял. Посол считал эти часы знаком высочайшей признательности, а они были ловушкой, обманом.
– Вы осуждаете короля? – сказала Памела Нельсон.
– А вы нет? – спросил Дойл.
Она готова была кивнуть, но покраснела и отвернулась. Наверное, даже в вывернутом наизнанку пиджаке она не могла не реагировать на Дойла. На него стоило реагировать, но мне все же не нравилось, что ей настолько трудно. У нас проблем хватает и без того, чтобы заставлять краснеть прокуроров.
– Но что выиграл бы король, настраивая посла против вашего двора? – спросил Кортес.
– То, что всегда приобретал Благой двор, смешивая имя Неблагих с грязью, – ответила я.
– Вот мне и интересно, что он приобрел, – заметил Шелби.
– Страх, – сказала я. – Таранис заставил собственный народ нас бояться.
– И что из этого? – не понял Шелби.
– Самая страшная кара при Благом дворе – изгнание, – объяснил Холод. – Но изгнание воспринимается как кара потому, что Таранис и его придворные убедили самих себя, будто, вступая в Неблагой двор, все становятся чудовищами. Не умом, а телом. Они уверяют, что, становясь Неблагим, приобретаешь уродства.
– Вы говорите, словно на себе испытали, – сказала Памела Нельсон.
– В давние времена я принадлежал к Золотому двору, – ответил Холод.
– А почему вас изгнали? – спросил Шелби.
– Лейтенант Холод не обязан отвечать, – вмешался Биггс. Он оставил попытки вернуть костюму приличный вид и снова превратился в одного из лучших адвокатов Западного Побережья.
– Его ответ может повлиять на наше суждение о рассматриваемом деле? – задал вопрос Шелби.
– Нет, – ответил Биггс. – Но поскольку против лейтенанта никаких обвинений не выдвигалось, ваш вопрос лежит за пределами слушания.
Биггс лгал гладко и спокойно, лгал – как правду говорил. Он понятия не имел, может ли ответ Холода как-то повлиять на рассмотрение дела, как не знал и почему обвиняемые стражи были изгнаны из Благого двора. Впрочем, Гален изгнан не был: он родился и вырос в Неблагом дворе. Нельзя изгнать из страны того, кто никогда в стране не жил. Биггс просто старался тщательно избегать вопросов, которые могли помешать защите его клиентов.
– У нас очень неформальное слушание, – примирительно улыбнулся Ведуччи. Он так и лучился простодушием и дружелюбием. Это была маска – на шаг от лжи. Он нас изучал, прощупывал. Ведуччи имел дело со дворами куда чаще прочих юристов. Он станет для нас или лучшим союзником, или самым опасным противником.
 
Дата: Понедельник, 22.11.2010, 20:23 | Сообщение # 5

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Он продолжил с той же улыбкой и с той же усталостью в глазах:
– Мы собрались, чтобы выяснить, следует ли придать официальный статус обвинениям, выдвинутым Его Величеством королем Таранисом от лица леди Кэйтрин. Ваше сотрудничество придаст убедительности утверждениям стражей принцессы об их невиновности.
– Поскольку все телохранители принцессы обладают дипломатическим иммунитетом, – напомнил Биггс, – мы согласились на встречу только из добрых чувств.
– Мы высоко ценим вашу любезность, – сказал Ведуччи.
– Позволю себе напомнить слова короля Тараниса, – сказал Шелби. – Он утверждает, что все телохранители королевы – телохранители принцессы в данное время – представляют опасность для окружающих, в особенности для женщин. Он заявил, что факт изнасилования его не удивил. Если не ошибаюсь, он считает это нежелательным следствием позволения Королевским Воронам свободно разгуливать даже в пределах страны фейри. Он назвал причиной своего обращения к людским властям – беспрецедентный акт в истории Благого двора – страх за людей. Если высокая сидхе с магическими способностями леди Кэйтрин не смогла сопротивляться, то что же простые смертные сумеют противопоставить их… похоти?
– Неестественной похоти, хотели вы сказать, – заметила я. Шелби глянул на меня серыми глазами:
– Я этого не сказал.
– Вы не сказали. А дядя Таранис наверняка сказал.
Шелби пожал плечами:
– Он не слишком хорошо относится к вашим телохранителям, это верно.
– Как и ко мне.
У Шелби на лице отразилось изумление – хотелось бы мне знать, насколько искреннее.
– О вас, принцесса, король отзывался только хорошо. Создается впечатление, что он считает, будто вы… – Шелби как будто в последний момент переформулировал то, что собирался сказать. – Будто ваша тетушка королева и ее Стражи дурно на вас влияют.
– Дурно влияют? – переспросила я.
Он кивнул.
– Но король выразился не так?
– Не так многословно.
– Наверное, попросту оскорбительно, раз вы решили сгладить формулировку.
Шелби стало неловко.
– До того, как я увидел реакцию на вас господина посла и узнал о возможно наложенном на его часы заклятии, я бы, наверное, короля просто процитировал. – Шелби глянул на меня очень прямо. – Давайте скажем, что поведение мистера Стивенса заставило меня задуматься о силе неприязни, которую король питает к вашим Стражам.
– Ко всем Стражам? – переспросила я, выделив голосом слово «всем».
– Да.
Я повернулась к Ведуччи.
– Он всех моих телохранителей обвиняет в преступлениях?
– Нет, только трех уже названных, но мистер Шелби прав в своем заключении. Его величество утверждает, что Королевские Вороны представляют опасность для всех женщин. Он полагает, что столь долгий целибат свел их с ума.
Ведуччи даже в лице не изменился, произнося во всеуслышание один из самых тщательно скрываемых секретов фейри.
Я едва не ляпнула: «Не мог вам Таранис такое сказать!», но Дойл удержал меня, положив руку на плечо. Я глянула в его темное лицо. Даже сквозь черные очки я разглядела выражение глаз. Они говорили: «Осторожно!». Он был прав. Ведуччи уже признался, что у него есть уши при Неблагом дворе. Может, Таранис ничего и не говорил.
– Мы впервые слышим, что король говорил об обете целомудрия, наложенном на Воронов, – сказал Биггс. Адвокат глянул на Дойла и снова повернулся к Шелби и Ведуччи.
– Король полагает, что именно долгое вынужденное воздержание явилось причиной нападения.
Биггс наклонился ко мне, шепча:
– Это правда? Они обязаны хранить целомудрие?
Я шепнула в его белый воротничок:
– Да.
– Почему? – спросил он.
– Так пожелала королева.
Я сказала правду, но в формулировке, которая не обязывала меня делиться тайнами Андаис. Таранис ее гнев может пережить, а я – точно нет.
Биггс повернулся к нашим противникам.
– Не обсуждая вопрос о том, существовал ли подобный обет, мы должны заметить, что упомянутые господа его поддерживать не должны. В настоящее время они охраняют не королеву, а принцессу, и принцесса утверждает, что все трое являются ее любовниками. Таким образом, вынужденное воздержание не могло дать повод… – Биггс поискал слово: – …потерять голову.
И голосом, и выражением лица, и даже позой он давал понять, насколько весь предмет малозначим. Можно представить, как он будет выглядеть в суде. Видимо, он стоит тех денег, которые ему платит моя тетушка.
Шелби заметил:
– Слов короля и официально выдвинутого обвинения будет достаточно, чтобы правительство Соединенных Штатов выслало всех телохранителей принцессы в страну фейри без права покидать ее границы.
– Мне известен закон, на который вы ссылаетесь. В администрации Джефферсона не все согласились с его решением дать убежище фейри после высылки из Европы. Его противники настояли на принятии закона, позволявшего изолировать в границах страны фейри любого гражданина данной страны, признанного слишком опасным для нахождения среди людского населения. Закон допускает слишком широкие толкования и ни разу не применялся.
– Ни разу не возникало необходимости, – сказал Кортес.
Дойл не убирал руку с моего плеча. То ли он чувствовал, что это мне нужно, то ли это нужно было ему самому. Я прикрыла его ладонь своей, чтобы ощутить прикосновение его кожи. Он был такой теплый, такой настоящий. Одно его прикосновение уже вселяло в меня уверенность, что все будет хорошо. Что с нами все будет хорошо.
– В нем и сейчас необходимости нет, и вы это понимаете, – сказал Биггс и покачал головой: – Нехорошо с вашей стороны запугивать принцессу перспективой изгнания всех ее стражей.
– Принцесса не кажется запуганной, – отметила Памела Нельсон.
Я уставилась на нее своими трехцветными глазами, и она не выдержала, отвела взгляд.
– Мне угрожают перспективой разлуки с любимыми. Почему вы думаете, что это меня не пугает?
– Должно пугать, – сказала она. – Но по вам не видно, что пугает.
Фармер тронул меня за руку, жестом давая понять: дайте мне говорить за вас. Я откинулась на стуле, поближе к теплому ощущению Дойла за спиной, и предоставила беседу адвокатам.
– Что возвращает нас к упомянутому закону. Королевские особы любого из дворов являются исключением и ему не подлежат.
– Мы и не предлагаем выслать ее высочество, – сказал Шелби.
– Но вы понимаете, что предложение подвергнуть всех ее телохранителей своего рода изоляции в пределах страны фейри просто возмутительно?
Шелби кивнул:
– Хорошо, в таком случае не всех, а лишь трех, против кого выдвинуты обвинения. Мы с мистером Кортесом оба являемся полномочными представителями Верховной прокуратуры США. Мы вправе в силу занимаемой должности выслать трех упомянутых лиц в страну фейри до опровержения обвинений.
 
Дата: Понедельник, 22.11.2010, 20:25 | Сообщение # 6

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
– Повторю, что закон, каков он есть, не может быть применен к представителям королевского дома любого из дворов фейри, – сказал Фармер.
– А я повторю, что мы ни в коей мере не угрожаем его применением к принцессе Мередит.
– Но речь не о ней.
Шелби обвел взглядом шеренгу наших адвокатов:
– Боюсь, я не улавливаю сути вашего возражения.
– В настоящий момент Стражи принцессы Мередит также являются членами королевского дома.
– Что значит – в настоящий момент?.. – спросил Кортес.
– Это значит, что, находясь при Неблагом дворе, они по очереди занимают трон по левую руку принцессы. Они являются ее консортами.
– Быть любовником принцессы – не значит принадлежать к королевскому дому, – отрезал Кортес.
– Принц Филипп формально тоже не принадлежит к дому Виндзоров.
– Но он официально женат на королеве Елизавете!
– Однако по законам фейри заключить брак нельзя, пока не родился общий ребенок, – сказал Фармер.
– Мистер Фармер, – я тронула его за руку. – Раз уж это неформальное слушание, возможно, мне быстрее будет объяснить?
Фармер с Биггсом какое-то время перешептывались, но наконец дали мне соизволение. Мне дают разрешение говорить, о боги. Я улыбнулась противоположной стороне стола, слегка наклонилась вперед, спокойно сложила руки на столе.
– Мои стражи – это мои любовники. Что делает их королевскими консортами до тех пор, пока я не забеременею от одного из них. После этого тот единственный станет моим королем. А пока выбор не сделан, все они являются членами королевского дома Неблагого двора.
– Трое ваших стражей, обвиненных королем в изнасиловании его подданной, должны быть отосланы домой, – заявил Шелби.
– Король Таранис настолько боялся, что посол Стивенс разглядит красоту Неблагих сидхе, что наложил на него заклятие. Заклятие, заставлявшее его видеть нас монстрами. Тот, кто способен на подобный отчаянный шаг, может предпринять и другие отчаянные действия.
– Какие действия, принцесса?
– Ложь карается изгнанием из волшебной страны, но короли нередко стоят над законом.
– Вы хотите сказать, что обвинения сфальсифицированы? – спросил Кортес.
– Безусловно, они ложные.
– Вы скажете все, что угодно, чтобы защитить ваших любовников, – усомнился Шелби.
– Я сидхе, и я над законом не стою. Я не имею возможности лгать.
– Это правда? – Шелби перегнулся к Ведуччи. Тот кивнул:
– Это – да, но в любом случае лжет либо принцесса, либо леди Кэйтрин.
Шелби снова повернулся ко мне.
– Так вы не можете лгать?
– Теоретически могу, но, солгав, я рискую вечным изгнанием из волшебной страны. – Я крепко сжала руку Дойла. – А я только что в нее вернулась. Я не хочу снова ее терять.
– А почему вы покидали родину, принцесса?
За меня ответил Биггс:
– Вопрос не имеет отношения к делу.
Наверное, королева снабдила его списком вопросов, на которые мне нельзя отвечать.
Шелби улыбнулся.
– Хорошо. Так это правда, что Стражи-Вороны столетиями были обязаны хранить целомудрие?
– Могу я прежде задать один вопрос?
– Конечно, но не знаю, смогу ли я ответить.
Я улыбнулась, и он улыбнулся тоже. Дойл чуть сжал пальцы у меня на плече. Верно. Не стоит флиртовать, пока не ясно, как это будет воспринято. Я приглушила улыбку и задала вопрос:
– Король Таранис лично заявил, что Воронов веками принуждали к целомудрию?
– Насколько мне известно, да.
– Мне надо знать наверняка, мистер Шелби. Пожалуйста, имейте в виду, что даже принцессу могут подвергнуть пыткам за нарушение приказа королевы.
– Так вы признаете, что при Неблагом дворе приняты пытки? – спросил Кортес.
– Пытки приняты при обоих дворах, мистер Кортес. Просто королева Андаис не скрывает своих действий – поскольку их не стыдится.
– Вы это говорите под запись?.. – поразился Кортес.
– Эти сведения не должны оглашаться, если не понадобятся в суде, – напомнил Биггс.
– Да, да, – отмахнулся Кортес. – Но вы готовы заявить для протокола, что король Таранис допускает использование пыток в качестве наказания при Благом дворе?
– Ответьте правдиво на мой вопрос, и я отвечу на ваш.
Кортес повернулся к Шелби. Они переглядывались довольно долго, но потом повернулись ко мне и в один голос сказали:
– Да.
Они снова посмотрели друг на друга, и наконец Кортес кивнул Шелби, и тот произнес:
– Да, король Таранис заявил, что именно вынужденное воздержание из-за наложенного на Воронов векового обета целомудрия делает их столь опасными для женщин. Далее он заявил, что позволить им нарушать обет только лишь с одной хрупкой девушкой – то есть с вами, принцесса, – это чудовищно. Ибо никакая женщина не сможет удовлетворить желания, копившиеся столетиями.
– То есть воздержание явилось мотивом для изнасилования, – подытожила я.
– Так полагает король, – уточнил Шелби. – Мы не искали других мотивов, кроме обычных в такого рода преступлениях.
«Обычных?..» – подумала я.
– Я ответил на ваш вопрос, принцесса. Так вы подтверждаете, что при Благом дворе практикуют пытки для заключенных?
Холод шагнул к нам с Дойлом.
– Мередит, подумай, прежде чем отвечать.
Я оглянулась, встретила встревоженный взгляд его серых глаз – серых, как мягкое зимнее небо. Я протянула ему руку, и он ее взял.
– Таранис открыл наш шкаф со скелетами, будет справедливо, если мы ответим ему тем же.
Холод нахмурился:
– Не понимаю, при чем тут шкафы и скелеты, но мне страшен гнев Тараниса.
Я невольно улыбнулась, хотя в душе согласилась с ним.
– Он это начал, Холод. Я только продолжу.
Он сжал мою руку, а Дойл – другую, руки у меня крест-накрест были подняты к плечам, к их теплым ладоням. И я сжимала их руки, когда сказала:
– Мистер Шелби, мистер Кортес, вы спрашиваете, готова ли я подтвердить для протокола, что при Золотом дворе короля Тараниса используют пытки как меру наказания. Да, я подтверждаю.
Запись должна быть закрытой, но если хоть один из этих секретов выплывет на свет… То наша маленькая семейная ссора очень, очень быстро станет весьма неприглядной.
 
Дата: Понедельник, 22.11.2010, 20:29 | Сообщение # 7

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Глава 2.

Адвокаты решили, что Дойлу с Холодом следует ответить на общие вопросы о службе в моей личной гвардии – чтобы дать представление об атмосфере, в которой жили Рис, Гален и Эйб. Я в этом особого смысла не видела, но я не адвокат, так что спорить не стала. Фармер и Биггс, мои адвокаты, пересели, освобождая место, и Дойл сел справа от меня, а Холод – слева.
Право первого вопроса получил Шелби:
– Так значит, в настоящее время на одну принцессу Мередит приходится шестнадцать стражей, и только она может удовлетворить ваши, гм… нужды?
– Да, если вы говорите о сексе, – ответил Дойл.
Шелби кашлянул и кивнул.
– Да, я говорю о сексе.
– Лучше говорить прямо, – посоветовал Дойл.
– Так и поступлю. – Шелби сел ровнее. – Полагаю, вам приходится нелегко?
– Не совсем понимаю ваш вопрос.
– Не хотел бы показаться невежливым… Но должно быть, вам нелегко дожидаться своей очереди после долгих лет воздержания?
– Нет, нам не трудно.
– Но вам должно быть трудно!
– Вы подсказываете ответ свидетелю, – вмешался Биггс.
– Прошу прощения. Я имел в виду, капитан Дойл, что после столь долгого отсутствия интимной жизни вряд ли вам достаточно занятий сексом раз в две недели или того реже.
Холод засмеялся, но спохватился и попытался замаскировать смех кашлем. Дойл улыбнулся – первой искренней улыбкой с начала «беседы». Непривычного человека белая вспышка зубов на совершенно черном лице просто поражала – все равно что увидеть, как улыбается статуя.
– Я не вижу ничего смешного в необходимости неделями ждать секса, капитан Дойл и лейтенант Холод.
– И я не вижу, – согласился Дойл. – Дело в том, что когда нас стало больше, ее высочество изменила для нас ряд условий.
– Каких условий? – спросила Памела Нельсон. – Я не совсем понимаю.
Дойл посмотрел на меня:
– Наверное, сама принцесса это объяснит лучше?
– Когда у меня было всего пять любовников, представлялось справедливым, чтобы они ждали своей очереди; но вы совершенно верно заметили, что ждать по две недели или больше после веков воздержания – слишком похоже на пытку. Так что когда число моих мужчин перевалило за дюжину, я стала заниматься любовью чаще одного раза в день.
Не часто удается так смутить самоуверенных высококлассных юристов, но мне опять удалось. Они какое-то время переглядывались, потом Памела Нельсон подняла руку:
– Я задам вопрос, раз все молчат.
Ее коллеги не стали возражать.
– Сколько раз в день вы занимаетесь любовью?
– По-разному, но в среднем около трех раз в день.
– Три раза в день… – повторила она.
– Да. – Я невозмутимо смотрела ей в глаза, приятно улыбаясь. Она покраснела до самых корней рыжих волос. Во мне достаточно было от сидхе, чтобы не понимать всеобщего американского ажиотажа по поводу секса – при таком его внешнем неприятии.
Первым пришел в себя Ведуччи, как я и думала.
– Пусть даже три раза в день, все равно для мужчин перерыв составляет в среднем пять дней – долгий срок для тех, кто веками не знал секса. Может быть, трое ваших стражей попытались как-то скрасить себе ожидание?
– Пять дней – это предполагая, что я сплю каждый раз только с одним мужчиной, мистер Ведуччи. В большинстве случаев это не так.
Ведуччи улыбнулся. Хорошо улыбнулся, улыбка до самых глаз дошла, мешки под глазами собрались в складочки – да, этот человек умеет радоваться жизни, или когда-то умел. Словно передо мной мелькнул его молодой, не такой усталый двойник.
Я улыбнулась его веселью.
– Вас нисколько не напрягает эта часть беседы, принцесса? – спросил он.
– Я не стыжусь своего поведения, мистер Ведуччи. Фейри – кроме некоторых подданных Благого двора – не видят ничего дурного в сексе, если все происходит по взаимному желанию.
– Хорошо, – сказал он. – Тогда следующий вопрос. Сколько мужчин обычно бывает у вас в постели?
Он помотал головой, словно сам не верил, что вслух задает такие вопросы.
– Вопрос неприемлемый, – отрезал Биггс.
– Я отвечу, – сказала я.
– Но стоит ли?..
– Это всего лишь секс, что же здесь такого? – Я посмотрела Биггсу в глаза и не отводила взгляд, пока он не отвернулся. Потом вернулась к Ведуччи: – В среднем двое. Максимально было четверо. Четверо, да? – спросила я, повернувшись к Дойлу и Холоду.
– Да, по-моему, – подтвердил Дойл. Холод кивнул: «Да».
Я вернулась к адвокатам:
– Четверо, но в среднем двое.
Биггс слегка воспрял духом.
– Как видите, господа и дамы, промежуток в два дня или меньше. Многим женатым мужчинам порой приходится ждать дольше.
– Ваше высочество! – обратился ко мне Кортес.
Я посмотрела в его темно-карие глаза:
– Да?
Он откашлялся и спросил:
– Вы говорите правду? Вы занимаетесь сексом трижды в день с двумя мужчинами одновременно – это в среднем, а иногда вплоть до четырех? Вы хотите, чтобы именно это заявление осталось в протоколе?
– Запись закрытая, – напомнил Фармер.
– Но если дойдет до суда, ее могут открыть. Принцесса действительно хочет, чтобы это стало известно публике?
Я недоуменно нахмурилась.
– Это правда, мистер Кортес. Почему я должна ее скрывать?
– Вы не понимаете, как отразится эта информация на вашей репутации с подачи СМИ?
– Ваш вопрос мне не понятен.
Кортес повернулся к Биггсу и Фармеру.
– Не часто я такое говорю, но предупредили ли вы клиента о том, каким образом может использоваться официальная запись, пусть даже закрытая?
– Я обсуждал с принцессой этот вопрос, но… Мистер Кортес, Неблагой двор относится к сексу иначе, чем большая часть мира. И уж точно иначе, чем большинство людей в Америке. Мы с коллегами это уяснили, когда готовили принцессу и ее стражей к нынешней конференции. Если вы даете понять, что принцессе не следует так открыто говорить о том, что она делает наедине со своими стражами, то не тратьте слов зря. Она считает совершенно в порядке вещей все, что с ними делает.
– Не хотелось бы затрагивать болезненную тему, но принцесса была не слишком довольна, когда ее прежний жених, Гриффин, продал в газеты ее снимки, – возразил Кортес.
– Да, это причинило мне боль, – кивнула я. – Но лишь потому, что Гриффин предал мое доверие, а не из-за стыда. Когда делались те фотографии, я его любила и думала, что он любит меня. В любви нет стыда, мистер Кортес.
– Либо вы очень храбры, принцесса, либо не в меру невинны. Не знаю, правда, подходит ли слово «невинна» к женщине, которая регулярно спит почти с двумя десятками мужчин.
– Я не невинна, мистер Кортес, я просто думаю не так, как обычные женщины.
Фармер подытожил:
– Заявление короля Тараниса, что трое обвиненных им стражей совершили преступление из-за неудовлетворенных желаний, – ложное допущение. Оно основано на недопонимании королем обычаев родственного двора.
– А Неблагой двор отличается в отношении к сексу от Благого? – спросила Памела Нельсон.
– Позволите мне ответить, мистер Фармер? – попросила я.
– Прошу вас.
– Благие слишком подражают людям. Пусть они застряли где-то между шестнадцатым и девятнадцатым веками, но все же они гораздо больше Неблагих стараются походить на людей. Многим их изгнанникам пришлось уйти к нашему двору потому только, что они хотели оставаться верными своей природе, а не «цивилизоваться» на людской манер.
– Вы как по писаному говорите, – заметила Памела.
Я улыбнулась:
– Я и правда написала в колледже работу о различиях между двумя дворами. Мне казалось, она поможет моему преподавателю и сокурсникам понять, что Неблагие не так уж плохи.
– Вы первой из фейри прошли университетское обучение в нашей стране, – сказал Кортес, тасуя свои бумаги на столе. – Но не последней. С тех пор университетские дипломы получили несколько малых фейри.
– Мой отец, принц Эссус, предполагал, что примеру члена королевской семьи могут последовать наши подданные. Он считал, что познание и понимание страны, в которой мы живем, – необходимое условие адаптации фейри к современной жизни.
– Ваш отец не дожил до вашего поступления в колледж, если я не ошибаюсь? – спросил Кортес.
– Нет, – коротко сказала я.
Дойл с Холодом потянулись ко мне одновременно. Их руки столкнулись у меня на плече. Дойл руку там и оставил, а Холод убрал и накрыл мою ладонь на столе. Они просто среагировали на мое напряжение, но их реакция всем дала понять, как они опасаются за меня при упоминании этой темы. Разговор о моем бывшем консорте их не взволновал – наверное, мои стражи думали, что стерли память о нем своими телами. И правильно думали – так оно и было. Дойл мое настроение обычно чувствовал безошибочно. А Холод, сам склонный к переменам настроения, все больше учился понимать меня.
– Полагаю, этот вопрос закрыт, – сказал Биггс.
– Прошу прощения, если огорчил принцессу, – извинился Кортес, но в его тоне не слышалось сожаления. Я задумалась, почему он счел нужным напомнить об убийстве моего отца. Кортес, как и Шелби, как и Ведуччи, не производил на меня впечатления импульсивного человека: он ничего не делал необдуманно. Вот в Нельсон и прочих я еще не разобралась. От Биггса и Фармера я ждала расчетливого поведения. Но что же надеялся выгадать Кортес от упоминания смерти моего отца? – Мне очень жаль, но у меня были причины поднять эту тему.
– Не вижу, какое отношение она имеет к предмету разбирательства, – возразил Биггс.
– Убийцу принца Эссуса не нашли, – сказал Кортес. – Насколько я помню, даже серьезных подозрений ни против кого не было?
– Мы ничем не смогли помочь ни принцу, ни принцессе, – сокрушенно кивнул Дойл.
– Но вы ведь не состояли тогда в страже ни принца, ни принцессы?

 
Дата: Понедельник, 22.11.2010, 20:36 | Сообщение # 8

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
– В то время – нет.
– Лейтенант Холод, вы также были Королевским Вороном, когда погиб принц Эссус. Ни один из нынешних телохранителей принцессы не состоял в гвардии принца Эссуса, не был Журавлем – верно?
– Нет, не верно, – ответил Холод.
– Прошу прощения? – повернулся к нему Кортес.
Холод глянул на Дойла, тот коротко кивнул. Пальцы Холода сжались на моей руке чуть крепче. Он не любил говорить на публике – небольшая фобия.
– С нами в Лос-Анджелес приехало с полдюжины стражей, которые прежде входили в состав гвардии принца Эссуса.
– Но король весьма уверенно заявил, что ни один из телохранителей принца не охраняет теперь принцессу.
– Изменения в составе гвардии произошли недавно.
Холод все крепче сжимал мне руку, пока я не постучала легонько по его ладони пальцами другой руки. Я хотела, чтобы он успокоился – это во-первых, а во-вторых – чтобы вспомнил, насколько он сильнее меня, и не повредил мне руку. Гладя гладкую белую ладонь, я поняла, что не одного Холода пытаюсь успокоить.
Дойл придвинулся ближе и крепче обнял меня за плечи. Я откинулась в тепло его рук, чуть расслабилась возле сильного тела; мои пальцы безостановочно гладили руку Холода.
– Я по-прежнему не вижу причины задавать эти вопросы, – сказал Биггс.
– Согласен, – поддержал партнера Фармер. – Если у вас есть вопросы, касающиеся выдвинутого обвинения, мы готовы их рассмотреть.
Кортес посмотрел мне в глаза. Всем весом своего карего взгляда.
– Король полагает, что убийца вашего отца не был найден, поскольку расследованием убийства занимались сами убийцы.
Мы все трое застыли. Дойл, Холод и я. Теперь Кортес безусловно завладел нашим вниманием.
– Объяснитесь, мистер Кортес, – сказала я.
– Его величество обвиняет в убийстве принца Эссуса Королевских Воронов.
– Вы же видели, как король Таранис обошелся с послом. Не кажется ли вам, что это ясно говорит о душевном состоянии моего дядюшки? Страх и готовность манипулировать кем угодно.
– С проблемами мистера Стивенса мы разберемся, – сказал Шелби. – Но если улик не нашли, не разумно ли предположение короля, что искали их как раз те, кто и прятал?
– Наша присяга ее величеству запрещает нам причинять вред кому-либо из ее семейства, – заявил Дойл.
– Но вы клянетесь защищать королеву? – спросил Кортес.
– Да. Сейчас мы присягнули принцессе, но прежнюю присягу это не отменяет.
– Король Таранис предположил, что вы убили принца, предотвращая покушение на королеву Андаис и ее трон.
Мы все трое, онемев, уставились на Кортеса и Шелби. Инсинуация была настолько грязная, что королева за малейший намек на что-нибудь подобное отдавала в руки палача. Я даже не спросила, сказал ли это лично Таранис – больше никто при его дворе не рискнул бы гневом Андаис. Никто, только сам король, да и его она бы вызвала за такую клевету на личный поединок. Грехов у Андаис хватает, но брата она любила, и он ее любил. Именно поэтому он не убил ее и не завладел троном, хоть и знал, что правил бы лучше сестры. Вот если бы мой кузен Кел попытался сесть на трон при его жизни – может, отец и убил бы его. Кел сумасшедший в самом прямом смысле слова, а садист такой, что рядом с ним Андаис – сама доброта. Отец боялся отдать Неблагой двор в руки Кела. И я боюсь. У меня всего две причины стремиться стать королевой: спасти собственную жизнь и жизнь моих любимых, и не пустить Кела на трон.
Но я не беременела, а королевой я стану, только забеременев, и отец моего ребенка станет королем. Буквально вчера я поняла, что все бы отдала – вплоть до трона, – лишь бы остаться с Дойлом и Холодом. Но одно меня останавливало: чтобы их не лишиться, мне пришлось бы отказаться от данного мне рождением права. А я слишком дочь своего отца, чтобы отдать Келу власть над моим народом… Но я все больше жалела о своем выборе.
– Есть ли у вас, что возразить, принцесса?
– Моя тетя не совершенство, но брата она любила, я это знаю наверняка. На его убийцу она обрушит все кошмары ада. Ни один из стражей не рискнет стать жертвой ее мести.
– Вы в этом абсолютно уверены, ваше высочество?
– Задайте себе вопрос, господа: чего надеется достичь подобным заявлением король Таранис? Или даже такой вопрос: чем была выгодна королю смерть моего отца.
– Вы обвиняете короля в убийстве принца Эссуса? – спросил Шелби.
– Нет, только напоминаю, что Благой двор никогда не был дружески расположен к нашей семье. И если Королевского Ворона, убившего моего отца, ждала бы смерть под пытками, то король Таранис, если бы ему удалось удачно скрыть содеянное, исполнителя скорее наградил бы.
– Но зачем ему убивать принца Эссуса?
– Этого я не знаю.
– Но вы считаете, что за этим убийством стоит король? – спросил Ведуччи с тем ясным разумом, что светился у него в глазах.
– До сих пор не считала.
– Что вы хотите сказать, принцесса?
– Мне непонятно, что надеется приобрести король, выдвигая обвинения против моих стражей. Я не вижу смысла в его действиях и невольно задумываюсь об истинных мотивах.
– Он хочет, чтобы мы отдалились друг от друга, – сказал Холод.
Я внимательно вгляделась в красивое надменное лицо: за надменностью он всегда прятал тревогу.
– Но как?..
– Если он посеет в тебе столь ужасные подозрения, сможешь ли ты доверять нам, как прежде?
Я опустила взгляд на наши переплетенные руки.
– Нет, не смогу.
– А если подумать, – продолжил Холод, – то обвинение в изнасиловании тоже должно заставить тебя в нас сомневаться.
Я кивнула:
– Возможно, но в чем его цель?
– Вот этого не знаю.
– Если только он не потерял рассудок окончательно, – сказал Дойл, – цель должна быть. Но сознаюсь, мне она не видна. Мы играем в чужую игру, и мне это не нравится.
Дойл оборвал себя и взглянул на юристов.
– Прошу прощения, мы на миг забылись.
– Так вы считаете, что все это – политические игры двух ваших дворов? – спросил Ведуччи.
– Да, – ответил Дойл.
– Лейтенант Холод?.. – повернулся к нему Ведуччи.
– Согласен с капитаном.
И ко мне напоследок:
– Ваше высочество?..
– Да, мистер Ведуччи. Да. Что бы с нами ни происходило, это безусловно отражение политики дворов.
– Поступок короля по отошению к послу Стивенсу меня удивил. И заставил задуматься: не используют ли нас в неясных нам целях?
– Не хотите ли вы сказать, мистер Ведуччи, – спросил Биггс, – что начинаете сомневаться в обоснованности выдвинутых против моих клиентов обвинений?
– Если я выясню, что ваши клиенты виновны в том, в чем их обвиняют, я сделаю все, чтобы они понесли максимально допустимое по нашим законам наказание. Но если обвинения ложны, и король пытается навредить невиновным посредством закона, я сделаю все, чтобы напомнить королю, что в этой стране над законом не стоит никто.
Ведуччи улыбнулся – совсем не так радостно, как в прошлый раз. Нет, он улыбнулся хищно, и эта улыбка его выдала. Теперь я знала, кого здесь стоит бояться. Ведуччи не карьерист, как Шелби или Кортес, но как юрист он их превосходит. Он искренне верит в закон, искренне считает, что невинных нужно защитить, а виновных покарать. Такую прочную веру не часто встретишь у юриста, оттрубившего за барьером добрых двадцать лет. Юристы обычно жертвуют убеждениями ради карьеры, но Ведуччи удержался. Он верил в закон и, может быть – только может быть, – начинал верить нам.
 
Дата: Вторник, 23.11.2010, 01:22 | Сообщение # 9

Лучик света в Темном Царстве
Группа: VIP
Сообщений: 4297
загрузка наград ...
Статус:
Глава 3

Нас пригласили перейти в другую комнату – не такую просторную, как конференц-зал, но надо сказать, не у всякой семьи дом бывает просторней того конференц-зала. В новой комнате на стене висело громадное зеркало: в потускневшей от времени позолоченной раме, из не слишком чистого стекла, местами мутное, с одного края в пузырьках. Оно принадлежало когда-то прабабушке мистера Биггса. Сюда, в святая святых мистера Биггса, мы пришли ради своего рода телефонного разговора – хотя и без телефона.
На допросе в конференц-зале нас сменили Гален, Рис и Аблойк, но сказали они мало – только отрицали свою виновность.
Эйб выделялся необыкновенными волосами: у него в прическе чередовались полосы – черные, белые и нескольких оттенков серого, все одинаковой толщины и очень четкие, будто искусно выкрашенные, как у современного гота. Только никто их не красил, они такие от природы. Белая кожа и серые глаза дополняли образ. В темно-сером костюме Эйб смотрелся неуклюже: как бы хорошо ни была сшита одежда, а видно было, что он сам ее бы не выбрал. Он веками вел разгульную жизнь, и одевался соответственно. Алиби у Эйба не было как раз потому, что во время предполагаемого нападения он планомерно накачивался спиртным пополам с наркотой. Трезвым он оставался только два последних дня, но у сидхе настоящая зависимость от наркотиков не вырабатывается – впрочем, и напиться или одурманить себя до беспамятства нам тоже не удается. Обратная сторона медали.
Нельзя стать алкоголиком или наркоманом, зато и от проблем не убежишь – ни с помощью спиртного, ни с помощью наркотиков. Напоить нас можно, но лишь до определенного градуса.
Гален в коричневой тройке выглядел стильно и – чуть мальчишески – элегантно. Адвокаты запретили ему надевать его коронный зеленый, чтобы не подчеркивать зеленоватый оттенок белой кожи лица и рук. Вот только они не сообразили, что коричневый сделает зеленые тона еще ярче и куда заметней. Зеленые кудри Гален коротко остриг, оставив единственную тонкую косичку – напоминание о том, какой роскошной волной они когда-то спадали до самых пят. У него алиби было самое прочное: в момент нападения мы как раз занимались сексом.
Риса в другой день я назвала бы мальчишески красивым, но не сейчас. Сейчас он выглядел зрелым до последнего дюйма, все его пять футов шесть дюймов. Из всех стражей, сопровождавших меня сюда, он один не дорос до шести футов. Разумеется, красоту он не утратил, но мальчишеское в нем как будто ушло – или что-то пришло взамен. Не может ведь внезапно повзрослеть тот, у кого за плечами больше тысячи лет, кто когда-то был богом Кромм Круахом? Был бы он человеком, я бы не сомневалась, я бы решила, что события последних дней помогли ему наконец повзрослеть. Но думать, что наши мелкие приключения могли повлиять на сверхъестественное существо, прежде почитавшееся богом… Слишком нескромно.
Белые кудри клубились у Риса над плечами, спадали вдоль широкой спины. Пусть ростом он уступал всем остальным моим стражам, зато мускулы под деловым костюмом были восхитительные – он очень серьезно относился к ежедневным тренировкам. На глазу он носил повязку, прикрывая столетней давности шрамы. Единственный уцелевший глаз был прекрасен: три кольца синевы, словно полосы неба – летнего, зимнего и весеннего. Губы мягкие, сочные – таких аппетитных губ я больше ни у одного мужчины не видела, они так и звали их поцеловать. Не знаю, отчего в нем поселилась эта новая серьезность, но она придала Рису глубины; он словно стал больше и значительней, чем всего пару дней назад.
Он один из трех обвиняемых во время предполагаемого преступления находился вне ситхена – собственно, именно тогда на него напали воины Благих, обвиняя в совершенном над леди Кейтрин насилии. Благие вышли на снег и мороз и набросились на моих стражей со сталью и холодным железом – оружием, которым можно нанести настоящие раны воину сидхе. При дворах даже на дуэлях чаще используют оружие, которым нельзя причинить серьезные раны или истинную смерть. Как в боевиках в кино: герои друг из друга дух вышибают и тут же снова встают и бросаются в бой. Но сталью и холодным железом можно убить, само их использование уже нарушало мир между двумя дворами.
Юристы перешли на повышенные тона.
– В день, когда на леди Кейтрин – по ее словам – произошло нападение, мои клиенты находились в Лос-Анджелесе, – говорил Биггс. – Мои клиенты никак не могли совершать какие-либо действия в Иллинойсе, поскольку весь день провели в Калифорнии. В упомянутый день один из обвиненных выполнял работу для «Детективного агентства Грея» и постоянно находился на глазах у свидетелей.
Это он о Рисе. Коротышке-стражу по-настоящему нравилось работать детективом. Ему доставляло удовольствие работать под прикрытием, с его гламором он это делал лучше сыщиков-людей. Галену гламора тоже хватало, но не хватало способностей к притворству. Чтобы работать под легендой или играть приманку, мало выглядеть как надо – это только одно из условий. Надо еще и «ощущаться» как надо – для того преступника, которого ловишь. Я такую работу за прошедшие годы делала не раз. Это сейчас мне никто не позволит так рисковать собой.
Но как же нападение на леди Кейтрин могло состояться еще до нашего возвращения в страну фейри? А так, что время в волшебной стране снова стало течь по-другому. И больше всего отклонений было в ситхене Неблагих, вблизи от меня. Дойл сказал: «Впервые за сотни лет время потекло в стране фейри иначе, чем во всем мире, но возле тебя, Мередит, оно сходит с ума. Сейчас, когда ты уехала, время волшебной страны отличается от времени людей, но между двумя ее дворами различий нет».
Для меня время не текло вспять, нет, но как будто растягивалось – и это было интересно и тревожно. И для нас, и для дворов сейчас шел январь, а вот дни были разные. Бал в сочельник, на который меня так зазывал дядюшка Таранис, благополучно миновал. Мы все сошлись на том, что посещать его опасно, и обвинения против моих стражей только подтвердили, что Таранис что-то задумал, но вот что? Задумка Тараниса наверняка обернется опасностью для кого угодно, кроме него самого.
– Его величество Таранис объяснил, что время в стране фейри течет иначе, чем в реальном мире, – заявил Шелби.
Уверена, что Таранис не говорил «в реальном мире»: для него реальный мир – это Благой двор.
– Позвольте мне задать вопрос вашим клиентам, – попросил Ведуччи. Он в перебранку не ввязывался и вообще в первый раз заговорил с момента, как мы сменили помещение. Меня его молчание нервировало.
– Задавайте, – сказал Биггс, – но отвечать им или нет, буду решать я.
Ведуччи кивнул и шагнул к нам с улыбкой на губах – но жесткий взгляд заставлял сомневаться в искренности улыбки.
– Сержант Рис, находились ли вы в землях фейри в день, когда, по словам леди Кейтрин, состоялось нападение?
Хороший вопрос. Трудно на него ответить так, чтобы не солгать – но и не сказать правду.
– Предполагаемое нападение, – поправил Биггс.
– Предполагаемое нападение, – кивнул Ведуччи.
Рис улыбнулся: словно мелькнула его смешливая ипостась, с которой я была знакома всю жизнь.
– Да, я был в землях фейри в день, когда состоялось предполагаемое нападение.
Ведуччи задал тот же вопрос Галену. Гален ответил, хоть и не так спокойно, как Рис:
– Да, был.

 
Дата: Вторник, 23.11.2010, 01:25 | Сообщение # 10

Лучик света в Темном Царстве
Группа: VIP
Сообщений: 4297
загрузка наград ...
Статус:
Аблойк просто сказал:
– Да.
Фармер пошептался с Биггсом и задал новый вопрос:
– Сержант Рис, были ли вы в Лос-Анджелесе в день предполагаемого нападения?
Вопрос показывал, что наши адвокаты еще не разобрались в странностях со временем волшебной страны.
– Нет, не был.
Биггс нахмурился.
– Но вы весь день были на глазах. У нас есть свидетели!
Рис улыбнулся.
– Лос-Анджелесский день – не тот день, в который, по ее словам, кто-то напал на леди Кейтрин.
– Но это та же дата!
– Да, – терпеливо ответил Рис, – но «та же дата» не значит «тот же день».
Улыбнулся в ответ один Ведуччи. Все остальные то ли глубоко задумались, то ли решали, не спятил ли Рис.
– Не могли бы вы нам пояснить? – все с той же довольной улыбкой попросил Ведуччи.
– Это не похоже на фантастические рассказы, где герой возвращается во времени и заново переживает тот же день, – сказал Рис. – Мы не можем находиться в двух местах одновременно, мистер Ведуччи. Новый день для нас – действительно новый день, и в стране фейри нет сейчас наших двойников, которые проводят его по-другому. День, когда мы были в стране фейри, кончился. Новый день в Лос-Анджелесе начался. Но оба эти дня имеют одну дату – так что за пределами волшебной страны кажется, будто это один и тот же день.
– Так вы могли находиться в стране фейри в день, когда на нее напали? – переспросил Ведуччи.
Рис укоризненно улыбнулся и сказал, будто «ай-ай-ай» ребенку:
Якобы напали. Да, могли.
– Присяжные с ума сойдут, – сказала Нельсон.
– О, не торопитесь. Мы еще потребуем собрать жюри из присяжных, равных моим клиентам по положению. – Фармер жизнерадостно улыбнулся.
Нельсон побледнела под ее искусным макияжем.
– Суд равных? – тихо сказала она.
– Разве сумеет присяжный-человек по-настоящему осознать возможность находиться в двух разных местах в один и тот же календарный день? – спросил Фармер.
Юристы ошеломленно переглядывались, один только Ведуччи не поддался общему смятению. Наверное, он это успел уже обдумать. Формально его должность предоставляла ему меньше прав, чем Шелби или Кортесу, но он мог подсказать им, как причинить нам побольше неприятностей. Из всех наших противников мне именно его больше всего хотелось привлечь на свою сторону.
– Мы здесь как раз и собрались, чтобы дело не дошло до суда присяжных, – напомнил Биггс.
– Но если они совершили это преступление, то самое малое – их следует изолировать в границах страны фейри, – сказал Шелби.
– Вначале следует доказать их вину, а после уже обсуждать возможное наказание, – возразил Фармер.
– Таким образом, мы возвращаемся к тому, что никто из нас не жаждет передачи дела в суд.
Негромкий голос Ведуччи упал в тишину, словно камень посреди воробьиной стайки. Мысли прочих юристов разлетелись в стороны вспугнутыми птахами.
– Не стоит расписываться в своей беспомощности перед противником, когда дело еще и не начато, – сказал явно недовольный демаршем коллеги Кортес.
– Да не дело у нас, Кортес. У нас на носу катастрофа, и мы пытаемся ее предотвратить, – ответил Ведуччи.
– Для кого катастрофа? Для них? – махнул в нашу сторону Кортес.
– Для всех фейри, вероятно, – сказал Ведуччи. – Вы не читали историю последней крупной войны в Европе между людьми и фейри?
– Давно не перечитывал, – буркнул Кортес.
Ведуччи оглядел остальных юристов:
– Что, только я читал?
– Я тоже, – поднял руку Гровер.
Ведуччи ему улыбнулся как родному:
– Так напомните этим уважаемым интеллектуалам, как началась последняя война.
– Она началась в результате разногласий между Благим и Неблагим дворами фейри.
– Именно! – подхватил Ведуччи. – А затем захватила все Британские острова и немалую часть континентальной Европы.
– Вы хотите сказать, что если мы не уладим нынешний конфликт, он приведет к войне между дворами? – спросила Нельсон.
– Томас Джефферсон и его кабинет поставили для фейри всего два нерушимых запрета, – сказал Ведуччи. – Они не должны допускать поклонения себе как божествам и не имеют права развязывать междоусобную войну. Стоит им нарушить любой из этих двух запретов, и их выкинут из Америки – из единственной страны на Земле, согласившейся дать им приют.
– Мы все это знаем, – бросил Шелби.
– Но задумывались ли вы, почему Джефферсон поставил именно эти запреты, в особенности запрет на войну?
– Потому что она была бы губительна для нашей страны, – ответил Шелби.
Ведуччи покачал головой:
– В Европе до сих пор сохранилась воронка размером с Гранд-Каньон – на том месте, где состоялась последняя битва той давней войны. Представьте, что такое случилось бы в самом сердце Америки, посреди наших плодороднейших земель.
Люди переглянулись – нет, о таком они не задумывались. Шелби и Кортес видели только интереснейший юридический казус, шанс выдвинуть новые законы касательно фейри. Все здесь страдали близорукостью, кроме Ведуччи. И разве что Гровера еще.
– Что вы предлагаете? – спросил Шелби. – Чтобы им все с рук сошло?
– Нет. Если виновны – пусть ответят, но я хочу, чтобы все здесь понимали, что именно поставлено на карту.
– Вы как будто взялись защищать принцессу, Ведуччи? – спросил Кортес.
– Принцесса не подсовывала послу Соединенных Штатов заколдованных часов.
– А вы уверены, что не подсовывала – чтобы нас запутать? – спросил Шелби таким тоном, словно и правда верил в такую возможность.
Ведуччи повернулся ко мне:
– Ваше высочество, давали ли вы господину послу какой-либо магический или любой другой предмет, который мог бы изменить в вашу пользу его мнение о вас и вашем дворе?
Я улыбнулась.
– Нет, не давала.
– Сидхе действительно не лгут, нужно только правильно формулировать вопрос,– сказал Ведуччи.
– Но как же тогда леди Кейтрин могла назвать имена и описать внешность именно этих господ? Она казалась глубоко травмированной случившимся.
– Это действительно загадка, – признал Ведуччи. – Леди Кейтрин пришлось бы солгать – произнести прямую ложь, – потому что я задавал ей прямые вопросы, и она ни разу не сбилась. – Он посмотрел на нас. – Вы понимаете, ваше высочество, что это значит?
Я долго и тяжело вздохнула.
– Думаю, да. Это значит, что леди Кейтрин рискнула всем. Если ее уличат в прямой лжи, ее ждет изгнание из волшебной страны. А знать Благого двора считает ссылку участью хуже смерти.
– Не только знать, – поправил Рис. Прочие стражи кивнули.
– Верно, – сказал Дойл. – Даже малые фейри многое терпят из страха перед ссылкой.
– Так как же она осмелилась солгать? – спросил нас Ведуччи.
– А не может это быть иллюзией? – негромко и не слишком уверенно предположил Гален. – Мог ли кто-то использовать такой сильный гламор, чтобы обмануть ее?
– Вы имеете в виду, ее заставили думать, что на нее напали, когда на самом деле нападения не было? – спросила Нельсон.
– Не уверен, что сидхе можно так одурачить, – сказал Ведуччи и глянул на нас.
 
Дата: Вторник, 23.11.2010, 01:27 | Сообщение # 11

Лучик света в Темном Царстве
Группа: VIP
Сообщений: 4297
загрузка наград ...
Статус:
– А если иллюзией было не все? – предположил Рис.
– Как это – не все? – спросила я.
– Втыкаешь в землю сухой сучок, а кажется, будто вырастает дерево. Или показываешь прекрасный замок на месте руин.
– Иллюзию легче создать, когда для нее есть определенное физическое основание, – пояснил Дойл.
– А на чем можно построить иллюзию нападения? – спросил Гален.
Дойл глянул на него выразительно, но Гален не понял. Я сообразила раньше.
– Это как в сказках о сидхе, навещающих вдов под видом убитых мужей?
– Да, – подтвердил Дойл. – Иллюзия используется как маскировка.
– Мало кто из фейри сохранил силу создавать такие иллюзии, – заметил Холод.
– Может быть, всего один и сохранил, – сказал вдруг посерьезневший Гален.
– Но не хотите же вы сказать… – Холод замолчал на полуслове – мы сами за него додумали.
– Ну и гад! – выразился Эйб.
Ведуччи вмешался в разговор, словно прочитал наши мысли. Уж не экстрасенс ли он, а то и носитель фейрийской крови? Может быть, лишь его защита от магии фейри мешает мне это понять?
– Насколько хорошо владеет искусством иллюзий Король Света и Иллюзий?
– Черт! – сказал Шелби. – Нельзя же так! Вы только что дали им мотивировку для обоснованного сомнения.
Ведуччи улыбнулся:
– У принцессы и ее стражей и без того были обоснованные сомнения, еще до того, как они переступили порог этой комнаты. Они только не высказывали вслух обвинений против короля. Они не всем делятся даже со своими адвокатами.
Мне в голову пришла жуткая мысль. Я шагнула к Ведуччи – Дойл едва успел меня удержать, чтобы я не взяла человека за плечо. Он прав был, это могли расценить как попытку магического вмешательства.
– Мистер Ведуччи, вы хотите высказать это обвинение моему дяде во время будущего разговора по зеркалу?
– Я полагал, что это сделают ваши адвокаты.
У меня лицо похолодело, кровь отлила от щек. Ведуччи потерял уверенность и едва не потянулся ко мне рукой.
– Что с вами, ваше высочество?
– Я боюсь за вас – всех вас, – и за нас тоже, – сказала я. – Вы не понимаете, кто такой Таранис. Он больше тысячи лет абсолютный монарх Благого двора. Это породило в нем такую гордыню, которую вы и вообразить не можете. Для вас, для людей, он изображает веселого красавца-короля, но к Неблагому двору он поворачивается совсем другой стороной. Если вы попросту бросите ему в лицо такие обвинения – не знаю, как он отреагирует.
– Он нас убьет? – спросила Нельсон.
– Нет, скорее околдует, – ответила я. – Он Король Света и Иллюзий. Я испытала его силу. Мы говорили совсем недолго, но он меня почти зачаровал. Я почти подпала под его власть, а я ведь принцесса Неблагого двора. А вы люди, и если он пожелает вас зачаровать, вы ему не помешаете.
– Но это будет нарушение закона! – поразился Шелби.
– Он – король, в его руках власть над жизнью и смертью, – сказала я. – Он мыслит не как современный человек, как бы удачно он ни работал на публику.
У меня закружилась голова, кто-то подвинул мне стул.
Возле меня на колено опустился Дойл.
– Как ты себя чувствуешь, Мередит? – прошептал он.
– Вам нехорошо, принцесса? – спросила Нельсон.
– Я устала и напугана, – сказала я. – Вы не представляете, каким кошмаром были последние несколько дней, а я даже описывать побоюсь.
– Это имеет какое-либо отношение к нынешнему делу? – спросил Кортес. Я посмотрела на него.
– Вы имеете в виду, почему я устала и напугана?
– Да.
– Нет, с этими ложными обвинениями мое состояние никак не связано. – Я взяла Дойла за руку. – Объясни им, пожалуйста, что с Таранисом надо быть очень осторожными!
Дойл сжал мою ладонь со словами:
– Я постараюсь, моя принцесса.
Я ему улыбнулась:
– В тебе я уверена.
Холод шагнул ко мне с другой стороны и прикоснулся к щеке.
– Ты бледна. Даже для нашей лунной кожи этот цвет слишком бел.
Аблойк подошел к нам.
– Я слышал, что у принцессы достаточно человеческой крови, чтобы болеть простудой. Но думал, это только злобные сплетни.
– Вы не болеете простудой? – удивилась Нельсон.
– Они не болеют, – ответила я, прижимаясь щекой к ладони Холода и не отпуская руку Дойла. – А я болею. Не часто, но бывало.
Про себя я добавила: «И умереть могу. Первая в истории истинно смертная принцесса фейри». Именно по этой причине – среди прочих – на меня совершали покушения при Неблагом дворе. Некоторые группировки верили, что я, взойдя на трон, заражу смертностью всех бессмертных. Всем принесу смерть. Как прикажете сражаться с такими предрассудками, если там никто даже простуду не может подхватить? А мне предстоит сейчас разговор с самым блестящим из всех сидхе – с королем Таранисом, Повелителем Света и Иллюзий. Да поможет мне Богиня, если он поймет, что я способна поддаться мерзким людским болезням. Это лишний раз покажет ему, насколько я слаба, насколько я человек.
– Король вот-вот с нами свяжется, – сказал Ведуччи, глянув на часы.
– Если у него время совпадает с нашим, – заметил Кортес.
Ведуччи кивнул:
– Верно. Но нам стоило бы принести для всех здесь присутствующих что-нибудь из холодного металла.
– Холодного металла? – переспросила Нельсон.
– Полагаю, какие-нибудь канцелярские принадлежности из офиса наших любезных хозяев помогут нам сохранить трезвую голову при беседе с Его Величеством.
– Канцелярские принадлежности… – сказал Кортес. – Скрепки?
 
Дата: Вторник, 23.11.2010, 01:27 | Сообщение # 12

Лучик света в Темном Царстве
Группа: VIP
Сообщений: 4297
загрузка наград ...
Статус:
– К примеру, – согласился Ведуччи и повернулся ко мне. – Как вы думаете, принцесса, помогут нам скрепки для бумаг?
– Надо посмотреть, из чего они сделаны. Но иметь при себе горсть скрепок – неплохая мысль.
– Мы их испытаем, – предложил Рис.
– Каким образом? – поинтересовался Ведуччи.
– Если нам будет неприятно к ним прикасаться, то они могут вам помочь.
– Я думал, что только малые фейри не могут прикасаться к металлу, – удивился Кортес.
– Кое-кого из малых фейри прикосновение к металлу может сжечь, но даже сидхе не слишком любят прикасаться к металлу, вышедшему из людских кузниц, – ответил Рис, все так же улыбаясь.
– Сгореть от одного прикосновения к металлу? – поразилась Нельсон.
– У нас нет времени на обсуждение фейрийских чудес, – сказал Ведуччи. – Лучше нам позаботиться о скрепках.
Фармер нажал клавишу интеркома, вызвал какого-то секретаря или помощника откуда-то из соседних кабинетов и попросил принести металлические скрепки и зажимы. Я предложила захватить еще перочинные ножи и ножницы.
У Шелби, Гровера и того другого помощника прокурора ножи оказались при себе.
– И все же вы поддались очарованию принцессы, – сказал Ведуччи. – Добавьте еще что-нибудь на всякий случай.
Ведуччи раздал всем канцелярские безделушки. Он взялся командовать, и никто не возражал. Ему полагалось быть нашим противником, но он нам помогал. Сказал ли он правду, что его цель – только правосудие, или солгал? Пока я не узнаю, чего добивается Таранис, верить я никому не смогу.
Ведуччи подошел к моему стулу, кивнул Дойлу и Холоду, стоявшим по обе стороны от меня.
– Не стоит ли ее высочеству взять что-нибудь металлическое?
– При ней есть металлические предметы, как и при всех нас.
– Ваши пистолеты и мечи я вижу. – Взгляд Ведуччи метнулся ко мне. – Вы хотите сказать, что принцесса тоже вооружена?
Вооружена, да. На бедре в специальных ножнах у меня был нож, а на пояснице – пистолет в нарочно приспособленной кобуре. Никто не думал, что мне придется из него стрелять, но так я могла носить на себе немало металла – стали и свинца, – не бросая вызов Таранису. В другом случае он счел бы это оскорблением. Стражам носить металл позволялось, потому что они стражи – они должны быть вооружены.
– У принцессы есть чем себя защитить, – сказал Дойл.
Ведуччи коротко склонил голову:
– Тогда я остальное сложу обратно в коробку.
Протрубили фанфары, мелодично и чисто, будто музыка небесных сфер. Сигнал вызова от короля Тараниса. Проявляя вежливость, он ждал, чтобы кто-нибудь коснулся зеркала с нашей стороны. Все повернулись к ничего не отражающему стеклу, и фанфары пропели еще раз.
Дойл с Холодом подняли меня на ноги. Рядом со мной, как решили заранее, встал Рис; Дойл шагнул вперед, уступая ему место. Рис приобнял меня за талию и прошептал:
– Прости, что потеснил твоего фаворита.
Я удивленно к нему повернулась: ревность, как считается, чувство человеческое. Но Рис дал мне прочитать по его лицу, что он знает, кого выбрало мое сердце, хоть и не тело. Дал понять, что знает о моих чувствах к Дойлу, и что страдает из-за них. Всего один взгляд – и так много сказал.
Дойл тронул зеркало, и Рис шепнул:
– Улыбнись его величеству.
Я улыбнулась – отработанной годами улыбкой. Любезной, но не очень-то радостной. Придворной улыбкой – улыбкой, за которой прячутся, за которой таят совсем-совсем другие мысли.
 
Дата: Вторник, 23.11.2010, 06:41 | Сообщение # 13

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Глава 4

В зеркале вспыхнул свет – и золотистое солнечное сияние хлынуло потоком, заставив всех отвернуться, чтобы не ослепнуть от блеска – блеска Тараниса, Короля Света и Иллюзий. В полумраке сомкнутых век кто-то спросил – я решила, что Шелби:
– Да что ж это такое?!
– Королевская похвальба, – ответила я. Нельзя было так говорить, но я плохо себя чувствовала и злилась. Злилась, что вообще здесь сижу. Злилась и боялась, потому что, зная Тараниса, уверена была, что он второй сапог еще и не снял, не то что не бросил.
– Похвальба? – весело переспросил мужской голос. – Не похвальба это, Мередит, это я, каков я есть.
Он назвал меня только по имени, не добавив никакого титула. Намеренное оскорбление, и оно сойдет ему с рук. Удивительно другое – что он сам не представился по всей форме. Он говорил так вольно, словно мы встретились наедине. Как будто для него присутствующие люди в счет не шли.
В залившем комнату ослепительном свете прозвучал голос Ведуччи:
– Ваше величество, я разговаривал с вами несколько раз, и никогда еще ваше сияние не было столь ослепительно. Не проявите ли вы милосердие к простым смертным и не пригасите ли ваш блеск хоть немного?
– А что ты думаешь о моем блеске, Мередит? – спросил веселый голос, и я невольно улыбнулась от его звука, хоть и щурилась, оберегая глаза.
Холод сжал мне руку, его прикосновение дало мне силы думать. Плоть и секс к талантам Тараниса не относились. Чтобы ему противостоять, надо было использовать ту магию, в которой ты силен – только тогда в присутствии Тараниса хотя бы думать удавалось. Я потянулась к Рису, нащупала рукой его щеку и шею. Прикосновение двух стражей мне помогло.
– Я думаю, что твое сияние восхитительно, дядя Таранис.
Он первый повел себя фамильярно, назвав меня только по имени, так что я решила напомнить ему о наших родственных связях. Напомнить, что я не просто дамочка из Неблагого двора, на которую надо произвести впечатление.
Его поведение не слишком меня задевало – если не считать обращения по имени, точно так же он пытался достать Андаис. Эти двое веками старались один другого переколдовать. Я просто попала в середину игры без надежды на выигрыш. Если уж Андаис не могла унять магию Тараниса при разговорах по зеркалу, что толку стараться мне с моими куда более скромными способностями? Мы со стражами знали, на что идем. Я надеялась, что в присутствии слуг закона Таранис чуть притушит накал магии. Зря надеялась.
– Я себя чувствую стариком, когда ты называешь меня дядей, Мередит. Лучше просто Таранис. – Он говорил так, словно мы старые друзья и он страшно рад меня видеть. От одного его голоса мне хотелось согласиться на все, что только он предложит. Если бы любого другого сидхе поймали на применении голоса и магии к кому-то из собратьев, дело кончилось бы либо дуэлью, либо наказанием от собственного монарха. Но Таранис – король, а значит, к ответу его никто не призовет. В последний раз, когда мы говорили вот так же, мне пришлось его обвинить в нечестной игре. Надо ли теперь начать с той же резкости, на которой я в тот раз закончила?
– Хорошо, дядя... то есть Таранис. Нельзя ли попросить тебя уменьшить блеск твоего великолепия, чтобы мы смогли на тебя взглянуть?
– Свет вредит твоим глазам?
– Да, – сказала я, и меня поддержал хор голосов. Чистокровным людям, должно быть, приходилось совсем несладко.
– Тогда я приглушу его ради тебя, Мередит. – Он как будто ласкал мое имя языком, перекатывал его как леденец. Сладкий, твердый и долго тающий.
Холод поднес мою руку к губам и поцеловал пальцы – это мне помогло стряхнуть не в меру настойчивое воздействие Тараниса. В последний наш разговор король пробовал то же самое – настолько мощный магический соблазн, что чертовски похоже было на пытку.
Рис прильнул ко мне тесней, уткнулся носом в шею.
– Он не всех без разбору стремится поразить, Мерри, он целит именно в тебя, – прошептал он.
Я повернулась к нему лицом, пусть и с закрытыми от ослепительного света глазами.
– Как и в прошлый раз.
Рис нащупал мой затылок, притянул к себе лицо.
– Не совсем так, Мерри. Сейчас он еще больше старается тебя покорить.
И Рис меня поцеловал. Осторожно поцеловал – скорее из-за яркой помады у меня на губах, чем из соображений приличия. Холод гладил мне ладонь большим пальцем. Их прикосновения не давали мне утонуть в голосе Тараниса, в море света.
Еще не открыв глаз, я почувствовала, что передо мной стоит Дойл. Он поцеловал меня в лоб, добавляя еще и свое касание к прикосновениям Риса и Холода – наверное, догадался, что задумал Таранис. Потом Дойл шагнул влево, и я не поняла поначалу, зачем, но тут послышался голос короля, совсем не такой довольный, как минуту назад.
– Мередит, как смеешь ты появляться передо мной в окружении чудовищ, напавших на мою подданную? Почему они стоят, как ни в чем не бывало, почему они не в оковах?
Голос у него был все так же красив и звучен, но магии лишился. Негодовать с интонациями искусителя – этого даже Таранис не может.
Свет слегка померк. Дойл несколько загораживал Риса от взора короля и впридачу закрывал мне обзор, но я все равно этот спектакль уже смотрела. Таранис ослаблял свет и одновременно сам словно выплывал из этого сияния. Словно лицо, тело, одежда создавались, лепились из света.
– Мои клиенты невиновны, пока их вина не доказана, ваше величество, – заявил Биггс.
– Ты подвергаешь сомнению слова благородных сидхе Благого двора?
На этот раз возмущение вряд ли было поддельным.
– Я юрист, ваше величество. Я все подвергаю сомнению.
Кажется, Биггс решил смягчить атмосферу шуткой. Если так, он просчитался с аудиторией. Я у Тараниса чувства юмора не замечала. То есть он-то считал, что шутить умеет, но никому не позволялось шутить лучше короля. По последним слухам, Таранис даже придворного шута бросил в темницу за непочтительность.
Я бы осудила короля строже, если бы Андаис своего придворного шута не казнила четыре или пять сотен лет назад.
– Ты шутки шутить задумал?! – Голос короля раскатился по комнате громовым эхом. Среди прочих имен Тараниса звали еще Громовержцем. Прежде он был богом неба и грозы. Римляне отождествляли его со своим Юпитером, хотя его власть никогда не простиралась так широко, как власть Юпитера.
– Ни в коем случае, – ответил Биггс, стараясь удержать беседу в рамках вежливости.
Таранис наконец показался в зеркале. Его окружало мерцание, словно краски переливались и волновались вокруг него. Ну, хотя бы волосы и борода имели свой истинный цвет – красно-оранжевый цвет роскошного заката. Пряди его вьющихся волос окрасило великолепие раннего заката, а в глазах чередовались зеленые лепестки: нефритовый, травяной, разные оттенки зеленой листвы. Словно вместо радужки у него в глазах были зеленые ромашки. Когда я была маленькой, я считала его очень красивым – пока не поняла, насколько он меня презирает.
– Господи… – задыхаясь, выговорила Нельсон.
Я оглянулась, увидела широко раскрытые глаза, обмякшее лицо.
– Вы видели короля только на фотографиях, где он подражал людям?
– У него были рыжие волосы и зеленые глаза, не такие! – сказала она. Кортес, ее начальник, взял ее за локоть и усадил в кресло. Кортес был зол и с трудом это скрывал. Интересная реакция с его стороны.
Таранис обратил к женщине зелено-лепестковый взор.
– Не многие смертные женщины за последние годы видели меня во всей славе. Как понравился тебе мой истинный вид, юная красотка?
Я практически уверена, что нельзя стать помощником окружного прокурора Лос-Анджелеса, позволяя мужчинам в глаза называть себя юной красоткой. Но если Нельсон что и не понравилось, она промолчала. Она казалась очарованной королем, опьяненной его вниманием.
К нашей тесной группке присоединился Эйб, следом за ним растерянный Гален. Эйб наклонился и прошептал:
– Он использует не только магию света и иллюзий. Был бы на его месте кто другой, я сказал бы, что он добавил к арсеналу любовные чары.
Дойл притянул Эйба еще ближе и шепнул:
– И чары достаточно сильные, чтобы подчинить мисс Нельсон.
Все согласились.
Мы не хотели проявлять неуважение к Таранису, но он так увлекся флиртом с Нельсон, что мы невольно выпустили из виду: если король не замечает вас, это еще не повод не замечать его.
– Не думал, что меня здесь станут оскорблять, – пророкотал грозовой раскат. Еще недавно он произвел бы на меня впечатление, но теперь я была знакома с Мистралем. Мистраль тоже был бог грозы, но он умел прострелить молнией коридор в ситхене. Рокочущий голос Тараниса с голосом Мистраля в сравнение не шел. Я бы даже сказала, что теперь, когда мои стражи расступились и дядюшка стал мне виден, он казался несколько искусственным, нарочитым – как слишком разряженный кавалер на свидании.
Глянув на обступивших меня стражей, я поняла, что все они ко мне прикасаются. Рис обвил мою талию рукой и прижался к боку, Холод сделал то же самое с другого бока, поместив руку чуть выше. Дойл держал в сильных черных ладонях мое лицо, Эйб оперся рукой на мое плечо, чтобы не упасть, если потеряет равновесие (с которым у него были проблемы, даже когда он был трезв). Гален тоже прикасался ко мне, потому что он это делал при любой удобной возможности. И кажется, касания достигли критической массы. Мне удавалось думать. Я не была уже зачарована, как бедная мисс Нельсон. Когда-то я думала, что Андаис появляется в зеркале в окружении толпы мужчин, чтобы дразнить и шокировать Тараниса с его двором. Всего два собственных разговора по зеркалу, и мне стала очевидной система в ее безумии. Что до меня, то либо пять – магическое число, либо соединение сил и талантов именно этих пяти стражей оказалось удачным. Так или иначе, а разговор будет совсем другим, чем был бы, если б на меня действовали чары Тараниса. Очень интересно.
– Мередит! – позвал меня Таранис. – Посмотри на меня, Мередит.
Я понимала, что его голос обладает магией. Я ее чувствовала, как чувствуют близость океана – шорох и шелест волн. Но я уже не стояла в волнах, мне не грозила опасность утонуть в этом голосе.
– Я смотрю, дядя Таранис. Отлично тебя вижу, – сказала я громко и отчетливо, и великолепная бровь цвета заката выгнулась дугой.
– А я тебя едва различаю за толкотней твоих охранников, – ответил он. В голосе появилась непонятная нотка – досада или злость, что-то неприятное.
Дойл, Гален и Эйб шагнули в стороны, даже Холод попытался отстраниться. Один только Рис остался возле меня, будто приклеенный. Едва руки стражей оторвались от меня, вокруг Тараниса появилось сияние.
– Стойте на месте, стражи, – сказала я. – Я ваша принцесса, а он вам не король.
Стражи остановились. Первым обратно шагнул Дойл, а за ним и остальные. Я прижала к щеке руку Мрака и попыталась взглядом дать понять, что происходит. Чары направлены были точно на меня, нацелены на мой разум, будто стрела. Как же мне объяснить им, ничего не говоря вслух?
Рис плотнее обнял меня за талию, прижал к себе, оставив только место Холоду взять меня за плечи. Эйб встал у меня за спиной ближе к Рису, положив руку на плечо. Мало что понимающий, судя по виду, Гален встал рядом с ним и положил руку на другое мое плечо, со стороны Холода. Одной рукой я обнимала Риса за талию, другую подала Дойлу. Как только все пятеро коснулись меня, пусть сквозь одежду, сияние вокруг короля померкло. Таранис был красив, но и только.
– Мередит! – возмутился Таранис. – Как ты можешь так меня оскорблять? Эти трое напали на даму моего двора, терзали ее, как дикари! А ты позволяешь им к себе прикасаться, как будто они… будто они твои фавориты!
– Но, дядя, они действительно мои фавориты.
– Мередит! – с ужасом сказал он, шокированный, будто пожилая тетушка, впервые услышавшая, как ругается малолетний племянник.
Биггс и Шелби наперебой попытались вмешаться и сгладить конфликт. Наверное, они вмешались бы раньше, если бы не чары, распространяемые Таранисом: даже мужчин они задели краем. То ли Таранис нарочно эти чары наложил с какой-то своей целью, то ли он просто всегда их использовал в разговорах с королевой Андаис, а теперь со мной. При последнем нашем разговоре я их не обнаружила, но ведь и Дойл их не учуял, и никто другой из стражей! Не одна только я обрела новые силы за несколько дней в холмах. Богиня многое успела. И я, и стражи изменились от ее прикосновения и от прикосновения Охотника – ее консорта.
– Я не стану вести дискуссию в присутствии чудовищ, напавших на мою подданную! – Голос Тараниса прокатился по комнате дыханием бури. Люди среагировали так, словно это было не дыхание, а сама буря. А я в руках моих мужчин была в недосягаемости для Тараниса, чего бы он ни пытался достичь.
Шелби повернулся к нам:
– Полагаю, было бы разумно удалить отсюда троих подозреваемых на время разговора с его величеством.
– Нет.
– Ваше высочество, принцесса Мередит, – настаивал Шелби, – ваш подход нерационален.
– Мистер Шелби, вами манипулируют с помощью магии, – ответила я и улыбнулась.
Он нахмурился:
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– Конечно, не понимаете. – Я повернулась к Таранису. – То, что ты с ними делаешь, запрещено законом. Тем самым законом людей, к которому ты обратился за помощью.
– Я не искал помощи людей.
– Ты обвинил моих стражей перед людским законом.
– Я воззвал к правосудию королевы Андаис, но она не признала мое право судить Неблагих сидхе.
– Ты правишь Благим двором, не Неблагим.
– Твоя королева именно это и заявила.
– И тогда, поскольку королева ответила отказом на твою просьбу, ты обратился к людям.
– Я обратился к тебе, Мередит, но ты даже не ответила, когда я вызывал тебя по зеркалу.
– Мне отсоветовала отвечать королева. Она мой сюзерен и сестра моего отца, я следую ее советам.
Это скорее приказ был, чем совет. Она сказала, что какое бы зло ни задумал Таранис, мне лучше его избегать. А когда настолько могущественная персона как Андаис говорит, что с определенным лицом встречаться опасно, я предпочитаю прислушаться. Я не настолько высокого о себе мнения, чтобы думать, будто Таранис желает всего лишь пообщаться со мной по зеркалу. Андаис тоже так не думала, но теперь, вот в эту самую минуту, я начала сомневаться. Но я представить не могла, чего такого можно от меня добиться, что оправдало бы потраченные усилия.
– Однако теперь, благодаря людскому закону, ты вынуждена со мной говорить.
– Ее высочество согласилась на нынешнюю конференцию из любезности, – вмешался Биггс. – Она не обязана здесь находиться.
Таранис на адвоката даже не глянул.
– Сейчас ты передо мной, еще прекрасней, чем я помнил. Я уделял тебе непростительно мало внимания, Мередит.
Я весьма непочтительно засмеялась:
– О нет, дядя Таранис, ты мне уделял вполне достаточно внимания. Едва ли не больше, чем могло выдержать мое полусмертное тело.
Дойл, Рис и Холод ощутимо напряглись. Я их поняла, они говорили: будь осторожней, не выдавай людям секреты дворов. Но начал Таранис, а не я, это он вытащил наши дрязги на свет. Я только шла по его стопам.
– Неужели ты никогда не забудешь один-единственный горький случай из твоего детства?
– Ты едва не забил меня до смерти, дядя. Вряд ли я когда-нибудь сумею забыть.
– Я не понимал, насколько ты хрупка, Мередит, или я никогда бы тебя не тронул.
Первым опомнился Ведуччи:
– Ваше высочество, верно ли я понял?.. Король Таранис только что признался, что бил вас, когда вы были ребенком?
Я взглянула на своего дядюшку, такого мощного, такого величественного, такого царственного в бело-золотой придворной мантии.
– Он этого не отрицает. Не так ли, дядя?

 
Дата: Вторник, 23.11.2010, 06:53 | Сообщение # 14

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
– Ох, Мередит, «дядя» – это так официально! – сказал он вкрадчиво. По тому, как Нельсон завороженно потянулась ближе к зеркалу, я догадалась, что задумывал он тон искусителя.
– Нет, не отрицает, – сказал Дойл.
– С тобой, Мрак, я не говорю, – отрезал Таранис, пытаясь придать голосу громовой раскат. Но как соблазн, так и угроза пропали впустую.
– Ваше величество, – переспросил Биггс, – вы признаете, что били мою клиентку, когда она была ребенком?
Таранис все же соизволил повернуться к нему, насупив брови. На Биггса это произвело такое впечатление, словно на него лично обратило внимание солнце. Он замолчал на полуслове, неуверенно улыбаясь.
Таранис сказал:
– Что бы я ни совершил десятки лeт назад, это не имеет касательства к преступлению стоящих здесь чудовищ.
Ведуччи повернулся ко мне:
– Насколько сильно он вас избил, принцесса?
– Я помню, какой красной была моя кровь на белом мраморе, – ответила я, глядя на юриста, хотя магия настойчиво звала меня смотреть на короля. Но я смотрела на Ведуччи, потому что мне это удавалось, и потому что я знала, что короля это выводит из равновесия. – Если бы не заступничество моей бабушки, он бы, наверное, забил меня до смерти.
– Ты затаила обиду, Мередит. А я ведь извинился за то, что совершил в тот день.
– Да, – сказала я, поворачиваясь к зеркалу. – Совсем недавно извинился.
– Почему он вас избил? – спросил Ведуччи.
– Здесь не место любопытству смертных! – прогремел Таранис.
Он избил меня, когда я поинтересовалась, за что изгнали из Светлого двора Мэви Рид, прежнюю богиню Конхенн. Теперь она называлась золотой богиней Голливуда, теперь и последние пятьдесят лет. Я жила со свитой в ее поместье в Холмби Хиллс, хотя с недавним пополнением упомянутой свиты даже в ее просторных владениях стало тесновато. Мэви освободила для нас еще немного места, отбыв в Европу – мы надеялись, что там она будет в недосягаемости для Тараниса.
Мэви-то и рассказала нам самую страшную тайну Тараниса. Он хотел на ней жениться, после того как отослал за бесплодие третью свою жену. Мэви ему отказала, потому что эта самая последняя жена забеременела от другого сидхе. Мэви отважилась сказать королю, что бесплоден он сам, а не его бывшие жены. Дело было сто лет назад. Таранис ее изгнал и всем своим подданным запретил с ней разговаривать. Если бы двор Тараниса узнал, что королю сообщили о его возможном бесплодии столетие назад, а он никому не сказал и ничего не сделал… Когда бесплоден король, бесплодны его народ и его земля. Таранис обрек свой народ на медленную гибель. Сидхе живут почти вечно, но когда нет детей – это значит, что после их смерти Благих сидхе не останется. Если бы Благие сидхе узнали, что он наделал, по закону они могли потребовать священного жертвоприношения – с Таранисом в главной роли.
Король дважды пытался убить Мэви с помощью магии, с помощью жутких заклятий, в использовании которых не сознается ни один Благой. Убить он пытался именно ее, не нас, хотя уже должен был задуматься, не прознали ли мы его секрет. То ли он боялся нашей королевы, то ли думал, что его подданные никому из Неблагих не поверят – но угрозой себе он считал Мэви, а не нас.
– Если вы избивали принцессу, когда она была ребенком, это может повлиять на рассмотрение дела, – сказал Ведуччи.
– Я сожалею, что не сдержал тогда свой гнев, – ответил Таранис. – Но одна многолетней давности вспышка не отменяет того, что трое стоящих здесь Неблагих сидхе обошлись с леди Кейтрин куда ужасней.
– Если в прошлом короля и принцессы имелись факты насилия, – заметил Биггс, – то обвинения, выдвинутые против ее любовников, могут иметь личный мотив.
– Вы хотите сказать, что у короля имеется любовный мотив? – сказал Кортес с усмешкой, как явную нелепицу.
– Случаи физического насилия, когда мужчина избивает девочку, нередко сменяются сексуальным насилием, когда девочка вырастает, – ответил Биггс.
– В чем вы меня обвиняете? – вознегодовал Таранис.
– Мистер Биггс пытается доказать, что у вас имеются романтические намерения по отношению к принцессе, – ответил Кортес, – а я ему возражаю.
– Романтические намерения, – медленно повторил Таранис. – Что вы под этим подразумеваете?
– Есть ли у вас желание вступить в брак или в сексуальные отношения с принцессой Мередит? – спросил Биггс.
– Не понимаю, каким образом этот вопрос относится к жестокому нападению на прекрасную леди Кейтрин.
Все стоявшие рядом со мной стражи замерли, даже Гален. Всем было очевидно, что король не ответил на вопрос. Сидхе уклоняются от ответа только по двум причинам. Первая – из духа противоречия и любви к игре словами. Таранис не любил играть словами и для сидхе был очень прямолинеен. Вторая причина – когда ответ означает нежелательное признание. Но нежелательным признанием для Тараниса стал бы только ответ «Да». Нет, быть того не может. Не может Таранис иметь по отношению ко мне романтические планы. Не может!
Я посмотрела на Дойла и Холода. Мне нужна была подсказка. Пропустить мне это мимо ушей или копать глубже? Что лучше? Что хуже?
Кортес заявил:
– При всем сочувствии к травме, полученной в детстве ее высочеством, собрались мы, чтобы расследовать другую трагедию – нападение, совершенное этими тремя сидхе на леди Кейтрин.
Я удивленно посмотрела на Кортеса. Он отвернулся, словно даже на свой собственный слух высказался слишком грубо.
– Вы осознаете, что находитесь под магическим воздействием короля? – спросила я.
– Я бы знал, если бы находился, – отмахнулся Кортес.
– Природа магического воздействия такова, – сказал Ведуччи, делая шаг вперед, – что не дает осознавать происходящее. Именно поэтому оно так строго преследуется законом.
Биггс повернулся к зеркалу:
– Вы используете магию для воздействия на присутствующих здесь, ваше величество?
– Я не пытаюсь подчинить себе всех присутствующих, мистер Биггс, – ответил Таранис.
– Позвольте задать вопрос нам, – попросил Дойл.
– Я не стану говорить с чудовищами из Неблагого двора, – заявил Таранис.
– Капитана Дойла ни в чем не обвиняют, – сказал Биггс. Я отметила, что наши адвокаты не так легко поддаются магии Тараниса, как наши противники – за исключением Ведуччи, который вроде был вполне адекватен. Остальные же были на стороне Тараниса; только формально на его стороне, но при его магической силе этого достаточно, чтобы он все больше овладевал их разумом и волей. Такова своеобразная магия королевской власти: если вы по-настоящему встаете на сторону короля, ваше решение дает ему силу. Когда-то волшебная страна избрала Тараниса королем, и даже сейчас это древнее соглашение не утратило мистической силы.
– Все они чудовища, – сказал Таранис. Он посмотрел на меня со всей страстью и силой зелено-лепестковых глаз. – Вернись к нам, Мередит, вернись, пока Неблагие не превратили тебя в свое подобие.
Если бы я не успела освободиться от его чар, этот страстный призыв мог бы на меня повлиять. Но сейчас я была в безопасности – среди своих стражей, в ауре нашей силы.
– Я повидала оба двора, дядя. И узнала, что оба они прекрасны и оба ужасны, каждый по-своему.
– Как ты можешь сравнивать свет и радость Золотого двора с мраком и ужасом Темного?
– Наверное, только я и могу, дядя. Из всех высокородных сидхе за последние десятилетия.
– Таранис, Мередит. Прошу, называй меня Таранис.
Мне не нравилось, что он так настаивает на обращении по имени. Он всегда требовал от Неблагих очень точно следовать формальностям. А тут он даже не попросил зачесть вслух все его титулы. Это было так на него не похоже – забыть о чем-то, что возвышает его в чужих глазах.
– Хорошо, дядя… Таранис.
Едва я выговорила его имя, как в воздухе повисла тяжесть. Дышать стало трудней. Он вплел свое имя в приворотные чары – каждый раз, как я его произносила, заклятье стягивалось прочней. Он шел против всех правил – сидхе обоих дворов вызывали на дуэль за меньшее. Но короля на дуэль не вызовешь: во-первых, он король, а во-вторых, один из величайших воинов сидхе. Может, он и потерял слегка в силе, но я-то вообще смертная. Мне придется проглотить любое оскорбление, которое он себе позволит. Может, на это он и рассчитывает?
– Ее высочеству нужно присесть, – сказал Дойл.
Адвокаты принесли кресло, извинившись, что не додумались сами. Это все магия, это она заставляет забыть обо всем на свете. Забыть о насущном – о том, что нужен стул, что ноги устали – до тех пор, пока не поймешь, что все тело болит, а ты и не заметил. Я с благодарностью опустилась в кресло. Знала бы, что придется так долго стоять, надела бы каблуки пониже.
В секунды суеты у кресла не все стражи прикасались ко мне, и Таранис оделся золотистым светом. Но как только стражи вернулись по местам, король снова стал обычным. Насколько может выглядеть обычным Таранис.
За спиной у меня встал Холод, положив руку мне на плечо. Я думала, что Дойл встанет с ним рядом, но место у другого моего плеча занял Рис, а Дойл опустился на колено на полу, взяв меня за руку. Гален переместился вперед и сел по-турецки, прислонившись спиной к моим обтянутым чулками ногам. Он гладил мне ногу рукой – бессознательный жест, который у человека казался бы собственническим, а у фейри скорее выдавал беспокойство. Эйб встал на колено с другой стороны, повторив позу Дойла. Ну, не совсем повторив. У Дойла одна рука лежала на рукояти короткого меча, а другая так же спокойно накрыла мою ладонь. Эйб мою руку крепко сжал: был бы он человеком, я бы решила, что он испуган. Я припомнила, что он, скорее всего, впервые видит Тараниса с той поры, когда король изгнал его из Благого двора. Эйб никогда не числился в фаворитах Андаис и, наверное, в междворцовых переговорах по зеркалу не участвовал.
Я наклонилась, коснувшись щекой его волос. Эйб ошеломленно глянул на меня: он такого жеста не ожидал. Королева предпочитала брать, а не дарить – если не говорить о боли. Я улыбнулась его потрясенному взгляду, и взглядом попыталась извиниться, что не подумала о его чувствах при виде его бывшего государя.
– Моя вина, что ты довольствуешься нынешними своими кавалерами, Мередит, – сказал Таранис. – Если бы ты познала радость с Благим сидхе, ты бы к ним и не прикоснулась.
– Большинство моих стражей были прежде подданными Благого двора, – возразила я, никак не называя Тараниса. Если я не стану звать его дядюшкой, придумает ли он еще какой-нибудь способ заставить меня произносить его имя?..
– Они уже несколько веков живут при Неблагом дворе, Мередит, – сказал Таранис. – Такая жизнь их извратила, но тебе не с чем сравнивать, и это ужасное упущение со стороны Благого двора. Мне от всего сердца жаль, что мы так тебя забросили. Я бы очень хотел это упущение исправить.
– Что ты имеешь в виду, говоря об извращении? – спросила я. Мне казалось, что я знаю ответ, но я давно научилась не делать поспешных умозаключений, общаясь как с Благими, так и с Неблагими.
– Леди Кейтрин рассказала, как ужасны их тела. Ни одному из троих ее насильников не достало гламора скрыть свой истинный облик в интимные моменты.
Биггс шагнул ко мне, словно услышал вопрос:
– Заявление леди Кейтрин весьма подробно и более всего напоминает сценарий фильма ужасов.
Я посмотрела на Дойла.
– Ты его читал?
– Да, – сказал он, глянув на меня сквозь темные очки.
– Она сказала, что их тела чудовищны? – спросила я.
– Да.
– Такими же вас видел посол, – догадалась я.
Дойл усмехнулся самым уголком губ, так чтобы из зеркала не было видно. Я понимала, что значит его улыбка. Догадалась я правильно, и он думал, что я двигаюсь в нужном направлении. Ладно, пусть направление верное, но куда же едет наш поезд?
– И насколько же чудовищны, по словам этой леди? – спросила я Биггса.
– Настолько, что обычная женщина не пережила бы их нападения.
Я нахмурилась:
– Не понимаю.
– Старые сплетни, – пояснил Дойл. – О том, что у Неблагих половые органы шипастые.
– А, – сказала я. Как ни странно, сплетни имели реальную основу. Среди слуа, подданных Шолто, есть ночные летуны – на вид они напоминают скатов с пучком щупалец на животе, но умеют летать как летучие мыши. Они ищейки Дикой охоты, только летучие, в отличие от собак. У королевских летунов в половом органе есть костяной шип, стимулирующий овуляцию у самок. Вообще говоря, все летуны – дети королевских самцов, потому что только они могут заставить самку производить готовые к оплодотворению яйцеклетки. Наверное, случаи изнасилования ночными летунами и породили эту старую страшилку. Отец Шолто не принадлежал к королевским летунам – его матери-сидхе не нужен был стимулирующий овуляцию шип в половом органе. Рождение Шолто было неожиданностью во многих отношениях. Шолто вырос великолепным, потрясающим сидхе, вот только с некоторыми излишествами там и сям. Большей частью там.
– Король Таранис! – сказала я, и опять почувствовала притяжение, словно меня рукой разворачивали к себе. Глубоко вздохнув, я плотнее прижалась спиной к Рису и Холоду и вцепилась в Дойла с Эйбом. Гален, наверное, почувствовал, что мне нужно, потому что обвил рукой мою ногу и надавил, чтобы я развела колени и он мог прижаться теснее. Мало кто из моих стражей решился бы показаться в столь унизительной позе перед Таранисом. Я очень ценила тех, кому важнее была близость ко мне, чем внешнее впечатление.
– Король Света и Иллюзий! – начала я снова. – Не хочешь ли ты сказать, что трое из моих стражей настолько чудовищны, что спать с ними болезненно и жутко?
– Так утверждает леди Кейтрин, – сказал он, откидываясь на спинку трона. Трон так и остался громадным и золотым, когда исчезла иллюзия. Король сидел на предмете мебели, который даже по теперешним временам стоил по-королевски.
– Но ты говоришь, что во время близости они не могут поддерживать иллюзию красоты. Я правильно поняла?
– Неблагие не обладают той властью над иллюзиями, которая присуща нам. – Он сел вольготней, широко расставив ноги, как садятся мужчины, будто выставляя напоказ свои достоинства.
– Значит, я должна видеть их истинный облик, когда занимаюсь с ними любовью?
– В тебе течет человеческая кровь, Мередит. Тебе не хватает способностей чистокровного сидхе. Прости, что я так говорю, но хорошо известно, что твоя магия слаба. Им удалось тебя обмануть, Мередит.
Каждый раз, как он произносил мое имя, воздух вокруг густел. Гален скользнул рукой до верха моих чулок и добрался до голой кожи. От остроты ощущения я на миг закрыла глаза, зато в голове прояснилось. Еще недавно слова Тараниса были правдой, но моя магия возросла. Неужели никто ему не сказал? Не всегда разумно говорить королям то, что они не хотят слышать… Таранис всю мою жизнь считал меня слабосильной и обращался соответственно. Когда я вдруг оказалась наследницей соперничающего двора, его поведение стало выглядеть как минимум политически неверным. Он сделал меня своим врагом – так он мог думать, во всяком случае. Среди знати обоих дворов полно было народу, которые теперь из кожи вон лезли, стараясь загладить десятилетия дурного обращения.
– Я знаю, что чувствую руками и всем телом, дядюшка.
– Ты не знаешь радостей Благого двора, Мередит. Ты даже не представляешь, сколько открытий тебя ждет. – Голос у него звенел колокольчиками – воздух наполнился музыкой.
Нельсон снова шагнула к зеркалу, лицо у нее светилось от восхищения. Что бы она ни видела, она видела неправду. Теперь я была уверена.
– Я дважды уже сказала юристам, что ты их зачаровываешь, дядя, но они забывают. Твое воздействие заставляет их забывать правду!
Люди в комнате как будто дружно вздохнули.
– Я что-то пропустил, – сказал Биггс.
 
Дата: Вторник, 23.11.2010, 14:47 | Сообщение # 15

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
– Мы все что-то пропустили, – поддержал его Ведуччи. Он подошел к Нельсон – она стояла у зеркала, глядя в него так, словно там расстилались все чудеса вселенной, и не отреагировала, когда Ведуччи тронул ее за плечо. Смотрела на короля, не отрывая глаз.
– Кортес, помогите мне, – позвал Ведуччи.
У Кортеса был такой вид, словно он внезапно проснулся в незнакомом месте.
– Что за черт?.. – спросил он.
– Король Таранис воздействует на нас магией.
– Я думал, с этим железом нам ничего не страшно, – сказал Шелби.
– Мы имеем дело с королем Благого двора, – напомнил Ведуччи. – Даже все, что захватил с собой я, не обеспечивает защиту. Вряд ли вам помогут несколько офисных безделушек.
Он взял Нельсон за плечи и повел прочь от зеркала, крикнув через плечо:
– Кортес, соберитесь и помогите вашему помощнику!
Окрик на Кортеса подействовал. С ошарашенным видом он шагнул вперед, и они вдвоем с Ведуччи оттащили Памелу от зеркала. Она не сопротивлялась, но лицом все время поворачивалась к высокой фигуре Тараниса на троне.
Интересно – я до этого момента не замечала, что небольшое искажение перспективы в зеркале давало впечатление, что он сидит выше, чем мы. Впрочем, нет, он сидел на троне в тронном зале, а трон стоял на возвышении. Король буквально смотрел на нас сверху вниз. И то, что я только сейчас это осознала, свидетельствовало, что его чары имели определенный успех. Как минимум, не давали мне замечать очевидное.
– Используя магию против людей, – сказал Дойл, – ты нарушаешь их законы.
– С чудовищами из гвардии королевы я не говорю.
– Тогда говори со мной, дядя. Ты нарушаешь закон, применяя магию. Прекрати, или наша беседа закончена.
– Я поклянусь любой клятвой на твой выбор, – сказал Таранис, – что не воздействую намеренно магией ни на кого из чистокровных людей, которых вижу перед собой.
Замечательная ложь – такая близкая к правде, что будто и не ложь вовсе. Я засмеялась. Холод с Эйбом вздрогнули, будто от неожиданности.
– Ох, дядя, а поклянешься ли ты любой клятвой по моему выбору, что не пытаешься зачаровать меня?
Он демонстрировал мне все великолепие своего мужественно-красивого лица, хотя на мой вкус борода многое портила. Я не отношусь к поклонницам растительности на лице – может, меня испортило воспитание при дворе Андаис. В свое время королева, не знаю по каким соображениям, пожелала, чтобы у ее мужчин борода не росла – и так оно и стало. Большинство Неблагих сидхе не смогли бы отрастить бороду, даже если б захотели. Желания королевы в стране фейри нередко становятся реальностью – я сама убедилась в истинности этого старого поверья. То, что я говорила вслух, мне еще удавалось контролировать, но когда начали воплощаться мои мысли – мне стало страшно. Приятно было вернуться из волшебной страны в более твердую реальность, где можно думать о чем угодно и не беспокоиться, что мечты станут явью.
Я думала о своем, а Таранис давил на меня красотой лица, глаз, фантастическим цветом волос, давил чарами, заготовленными для меня. Они висели тяжестью в воздухе, лежали на языке, сам воздух словно стремился ему угодить. Таранис оставался в стране фейри и, наверное, там, при его дворе, чары сработали бы именно так, как он задумал. Мне пришлось бы выполнить то, чего он добивался. Но я была в Лос-Анджелесе, а не при его дворе, и очень была этому рада. Рада, что вокруг меня рукотворный бетон, сталь и стекло. Кто-нибудь другой из фейри мог заболеть, едва вступив на порог такого здания, а меня защищала моя смертная кровь. Ну а стражи мои были сидхе – их тоже такой малостью не проймешь.
– Приди ко мне, Мередит!
Он даже руки ко мне протянул, как будто мог дотянуться сквозь зеркало. Кое-кто из сидхе мог и дотянуться, но не думаю, что Таранис из них.
Дойл встал, держа меня за руку, но свободно опустив другую руку и расставив ноги. Узнаваемая стойка. Он готовился в любую минуту вытащить оружие – наверняка пистолет, потому что меч на боку ему пришлось бы брать той рукой, которой он сжимал мою.
Холод шагнул чуть дальше от спинки моего кресла, руки легко касались моих плеч. Мне не надо было оборачиваться, чтобы понять: он готовился к бою, как и Дойл.
Гален встал, разорвав прикосновение. Таранис вдруг оделся золотистым светом, глаза вспыхнули зеленью юной листвы. Я начала подниматься с кресла – Рис меня удержал на месте.
– Гален! – сказал Дойл.
Гален снова опустился на колено и взялся рукой за мою ногу. Этого было достаточно. Сияние померкло, порыв встать рассеялся.
– Проблема, – отметила я.
Эйб наклонился к моей ладони, рассыпав вокруг водопад разноцветных волос, и тихо, очень по-мужски засмеялся.
– Ох, Мерри, тебе надо больше мужчин. С тобой это постоянно.
Я улыбнулась – он попал в самую точку.
– Не успеть, – сказал Холод.
Я крикнула:
– Биггс, Ведуччи, Шелби, Кортес! Все сюда.
Кортес остался рядом с Нельсон, не давая ей пойти к зеркалу, но остальные поспешили ко мне.
– Мередит, – нахмурился Таранис, – что ты делаешь?
– Обратилась за помощью.
Дойл жестом попросил людей встать между нами и зеркалом. Нас заслонила стена тел и деловых костюмов. Помогло. Что же это за чары, во имя Дану?!
Я знала, знала, что призывать Богиню не следует. Правда, знала. Но я так всю жизнь говорила, точно как люди говорят: «Ради Бога». Никто же не ждет, что Бог и правда ответит?
Вдруг запахло шиповником. По комнате пролетел ветерок, как из открытого окна, хотя никто окна не открывал.
– Осторожней, Мерри, – тихо сказал Рис.
Понятно было, что он имеет в виду. Пока нам удавалось скрывать от Тараниса, насколько часто теперь являлась мне Богиня. В волшебной стране – практически во плоти. Если сейчас она или даже ее тень появится здесь, Таранис узнает и поймет, что меня нужно бояться. Мы еще не были к этому готовы.
Я молча взмолилась: «О Богиня, прошу, помоги мне позже. Не выдавай ему нашу тайну!»
На миг аромат цветов усилился, но ветер стих, а потом и от запаха остался тонкий след, как от дорогих духов, когда их хозяйка вышла из комнаты. Стражи вокруг меня слегка успокоились, а люди не поняли, что произошло.
– У вас изумительные духи, принцесса, – сказал Биггс. – Что это за аромат?
– О парфюмерии поговорим позже, мистер Биггс.
Он смутился.
– Конечно. Прошу прощения. Есть в вас, волшебном народе, что-то такое, что даже бедного адвоката заставляет забыться.
Последняя фраза могла оказаться чертовски близка к истине. Я только надеялась, что никто здесь не испытает на себе, насколько Биггс попал в точку.
– Король Благого двора, ты оскорбляешь меня, мой двор и в моем лице – мою королеву, – объявила я.
– Мередит! – Его голос пронесся по комнате и лаской пробежал по коже.
Нельсон застонала.
– Прекрати! – крикнула я, и голос мой зазвенел силой. – Будешь пытаться меня зачаровать, я погашу зеркало и конец всем разговорам!
– Они напали на даму моего двора. Я требую их выдачи и наказания.
– Докажите их вину, дядя.
– Слова Благой сидхе достаточно, – заявил он. В голосе уже не было искушения – только злость.
– А слово Неблагих сидхе ничего не стоит?
– Так свидетельствует история.
Мне хотелось сказать законникам, чтобы они ушли в сторону и дали мне видеть Тараниса, но я не посмела. Пока они его закрывают, я хоть думать могу. И злиться.
– Значит, я, по-твоему, лгунья, дядюшка?
– Нет, Мередит, только не ты.
– Один из тех, кого ты обвинил, во время нападения на леди Кейтрин был со мной – точно в то же самое время! То ли она лжет, то ли верит в чью-то еще ложь.
Рука Дойла сжалась на моих пальцах. Он был прав. Я проговорилась. Черт бы побрал все эти словесные игры! Слишком много надо держать в секрете, и помнить, кто что знает и что нет, и решать, кому что сказать и когда.
– Мередит! – сказал король, и опять его голос касался меня почти ощутимо. – Мередит, вернись к нам, ко мне.
Нельсон тихонько вскрикнула.
– Я не могу ее удержать! – сказал Кортес.
Шелби поспешил ему на помощь, и мне вдруг стало видно зеркало, стала видна высокая царственная фигура – и этот вид добавил силы словам. Меня словно ударило.
– Мередит, приди ко мне.
Он протянул мне руку, и я знала, знала, что должна ее взять!
Руки, плечи, ноги – везде в меня вцепились стражи, не давая встать с кресла. Сама того не осознавая, я попыталась встать. Не думаю, что я пошла бы к Таранису, но… но… Хорошо, что было кому меня удержать.
Нельсон кричала:
– Он так прекрасен, прекрасен! Мне надо к нему, пустите, пустите!
Она так билась, что рухнула на пол вместе с Кортесом и Шелби.
– Охрану! – прорезал истерию глубокий бас Дойла.
– Что? – переспросил Биггс, слишком часто моргая.
– Охрану вызовите, – сказал Дойл. – Нужна помощь.
Биггс кивнул – тоже слишком торопливо, но все же пошел к телефону на столе.
Голос Тараниса блеснул сияющими самоцветами – слова словно превратились в камни и молотили по телу:
– Мистер Биггс, посмотрите на меня.
Биггс замер, не донеся руку до трубки.
– Не давайте ей встать, – приказал Дойл и шагнул к Биггсу.
– Он чудовище, Биггс, – сказал Таранис. – Не давай ему к тебе притронуться.
Биггс уставился на Дойла круглыми глазами и попятился, защищаясь руками как от удара.
– Господи… – шептал он. Не знаю, что он видел перед собой, но только не моего красавца-капитана.
Ведуччи повернулся, не сходя с места, вынул из кармана что-то зажатое в горсть и бросил в зеркало. В стекло ударили труха и обрывки травы – и провалились будто в воду! Стебельки поплыли по поверхности, по твердому с виду стеклу побежала мелкая рябь. Мне сразу стало ясно первое: Таранис умеет превратить зеркало в мост между точками в пространстве – чего не умел уже почти никто, и второе: «приди ко мне» он понимал буквально. Если бы я подошла к зеркалу, он мог бы меня протащить сквозь него. Да поможет мне Богиня!
Биггс как будто очнулся от чар, целеустремленно схватился за трубку телефона.
– Они чудовища, Мередит, – повторил Таранис. – Они не выносят света дня. Что еще может скрываться во тьме, как не зло?
Я качнула головой.
– Твой голос надо мной не властен, дядя. А мои стражи прямо и гордо стоят на дневном свету.
Упомянутые стражи смотрели на короля, только Гален на меня смотрел, спрашивая взглядом: как я себя чувствую? Я ему кивнула и улыбнулась – точно так же, как улыбалась все время с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать.
– Нет! – зарычал Таранис. – Нет, не будешь ты спать с зеленым рыцарем, не понесешь жизнь тьме! Тебя коснулась Богиня, а народ Богини – это мы!
Я едва сумела сохранить спокойное выражение лица. Слишком много говорила последняя фраза. Знал ли он, что ко мне вернулась чаша Богини? Или до него долетели какие-то другие слухи?
Снова запахло розами. Гален прошептал: «Яблоней пахнет». Все стражи ощутили аромат, которым заявляла им о себе Богиня. Она не одной богиней была, а множеством. Всю женственность мира она несла в себе. Не одни только розы – все цветы и травы мира дали ей свой аромат.
Дойл вернулся к нам:
– Надо ли, Мередит?
– Не знаю.
Но я встала, и они убрали руки. Я стояла лицом к лицу со своим дядей, а мои стражи стояли рядом со мной. Юристы отошли в сторону, хмурясь и ничего не понимая – кроме Ведуччи, который как будто понимал много больше, чем должен был.
– Мы все – народ Богини, дядя, – сказала я.
– Неблагие – дети темного бога.
– У нас нет темных богов. Мы не христиане, чтобы населять кошмарами преисподнюю. Мы дети неба и земли. Мы – сама природа. Нет в нас зла, есть лишь отличия.
– Тебе забили голову лживыми россказнями, – сказал он.
– Правда есть правда, в свете дня или самой темной ночью. Нельзя вечно прятаться от правды, дядя.
– А где посол? Пусть он осмотрит их тела и убедится, что они именно так ужасны, как говорит леди Кейтрин.
В комнате веяло ветром – первым теплым весенним ветерком. Запахи цветов плыли и менялись, я различала то яблони Галена, то осеннюю листву Дойла, то сладко-тяжелые ландыши Риса, хрусткий лед – так пахнет богиня для Холода, – медовое пиво – это Эйб. Запахи перемешивались с ароматом шиповника.
– Пахнет цветами, – ломким голосом сказала Нельсон.
– Ты чувствуешь запах, дядя? – спросила я.
– Только запах разложения от тех, кто стоит рядом с тобой. Где посол Стивенс?
– На попечении чародея-человека. Его очистят от заклятья, которое ты на него наложил.
– Опять ложь! – сказал он, но выражение лица лишало протесты убедительности.
– Я с этими стражами спала. Нет у них никаких уродств.
– В тебе течет смертная кровь, Мередит. Они тебя околдовали.
Ветер окреп, он гнал рябь по поверхности зеркала, шевелил плывущую по стеклу травяную крошку.
– Ты чувствуешь запах, дядя?
– Только вонь Неблагой магии!
Голос искажен был злостью и еще какой-то эмоцией. И я вдруг поняла, что Таранис сошел с ума. Я-то думала, что беда его в лишнем высокомерии, а сейчас глянула на него и похолодела, несмотря на прикосновение Богини. Таранис, король Благого двора, был безумен. Безумие светилось в его глазах, словно кто-то поднял завесу здравомыслия, и нездоровье стало очевидным. В голове у него что-то было очень не так. Да поможет нам Консорт!
– Вы не в себе, ваше величество, – негромким басом сказал Дойл.
– Молчи, Мрак, когда говорит Свет! – Таранис поднял правую руку ладонью вперед. Стражи мгновенно заступили меня, уложили на пол, прикрыли своими телами. Даже сквозь барьер их тел я ощутила жар. Поднялся шум, Нельсон завизжала, закричали адвокаты. Лежа под грудой тел, под плотно прижатым ко мне Галеном, я спросила:
– Что там? Что происходит?
В дверях зазвучали новые мужские голоса. Охранники. Что толку в пистолетах, когда враг может превратить в оружие свет? Разве можно выстрелить в зеркало и поразить мишень на той его стороне? Зеркало-то прострелить можно, но все пули останутся здесь. Таранис нас достать смог. А мы? Мы ему отплатить можем?
Из зеркала тоже слышались голоса. Я попыталась выглянуть из-под руки Галена и разлива длинных Аблойковых волос, но там были еще тела. Я лежала под грузом тел, беспомощная и бесполезная до самого конца боя. Приказывать стражам меня отпустить было без толку. Если они увидят удачный момент, они меня поднимут и выведут из комнаты, а до того станут защищать ценой своей жизни. Когда-то меня это успокаивало и вселяло надежду. Сейчас среди них были те, чья жизнь мне так же дорога, как моя собственная. Мне надо узнать, что происходит.
– Гален, что там?
– У меня перед глазами две чужие шевелюры. Я вижу не больше твоего.
Мне ответил Эйб:
– Стража Тараниса пытается его успокоить.
– А почему кричала Нельсон? – спросила я сдавленным голосом – не так-то легко было держать всю кучу на себе.
Крик Холода:
– Уводите ее!
Груда надо мной шевельнулась, Гален схватил меня за руку и поднял рывком. Эйб схватил другую руку и они помчались к двери так быстро, что я не успевала перебирать ногами.
Таранис крикнул мне в спину:
– Мередит! Нет, Мередит, им не украсть тебя у меня!
Свет. Золотой, ослепительный, жгучий свет вспыхнул позади. Жар ударил нам в спины. Рис орал всем уходить. Я слышала топот бегущих ног, но понимала, что они не успеют. Это не кино. Обогнать свет не может никто, даже сидхе.
 
Дата: Вторник, 23.11.2010, 14:56 | Сообщение # 16

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Глава 5

Эйб споткнулся, едва меня не уронил; Гален успел перехватить и со мной на руках рванулся к двери – все вокруг только мелькнуло цветными пятнами. Я даже не заметила, открыл он дверь или прошел насквозь – летел он так, что никакая дверь бы не удержала. Так или иначе, а мы оказались по ту ее сторону. Гален нес меня по коридору на руках, как ребенка или как невесту от алтаря, подальше от двери и шума боя.
Галеном мне командовать проще, чем другими, и я хотела приказать ему остановиться, но не знала, что происходит. Что если останавливаться никак нельзя? Что если мои любимые уже отдали жизнь ради моего спасения, а я остановлюсь, и их жертва окажется бесполезной? Вот в такие моменты я готова что угодно отдать, только бы не быть принцессой. Слишком много приходится решать, слишком много ситуаций, когда победить нельзя и приходится выбирать между поражением и поражением.
Гален дал мне встать на пол, но не отпускал моей руки, словно подозревал, что я побегу обратно. Он нажал кнопку лифта, загудел мотор за дверью. Нет, не смогу я уйти. Я вдруг поняла, что не войду в лифт, когда откроется дверь. Не могу я их бросить. Не могу сбежать, не зная, что с ними, не ранен ли кто и насколько тяжело.
Я шагнула назад, потянув Галена за руку. Он глянул на меня чуть расширенными зелеными глазами. На бледной шее над галстуком и воротничком рубашки, надетой по настоянию адвокатов, еще колотилась жилка. Я качнула головой.
– Мерри, нам надо уходить. Я должен обеспечить твою безопасность.
Я просто покачала головой и потянула его за руку – к дверям, которые закрылись за нами, а может, и не открывались вовсе. Не могла я припомнить, как они открывались, и чем больше думала, тем хуже помнила. Наверное, Гален и правда прошел сквозь дверь. Невозможно, особенно за пределами волшебной страны. Невозможно, но ведь случилось?
Открылись двери лифта. Гален шагнул внутрь, но я осталась на месте, держа его за протянутую руку.
– Мерри, прошу тебя, – сказал он. – Нельзя тебе обратно.
– Уйти мне тоже нельзя. Если я хочу стать королевой, мне нельзя убегать. Править двором фейри – значит быть еще и воином. Я должна уметь драться.
Он потащил меня в лифт – я уперлась рукой в стенку.
– Ты смертная! – воскликнул он. – Ты умереть можешь!
– Умереть все могут, – возразила я. – Сидхе больше не бессмертны. Ты это знаешь не хуже меня.
Он подставил руку в начавшую закрываться дверь:
– Зато убить нас тяжелей, а ты уязвима, как человек. Я не пущу тебя в ту комнату, Мерри.
У меня была секунда понять, что миг сейчас решающий. Буду я королевой или марионеткой?
– Не пустишь? Гален, либо я правлю, либо нет. То и другое одновременно не пройдет.
Я высвободила руку, он отпустил ее, не сопротивляясь. И смотрел на меня так, будто впервые видит.
– Ты туда правда пойдешь? Мне тебя не уговорить, разве только на плечо закинуть и унести?
– Не уговорить и не унести.
Я пошла обратно по длинному коридору, по которому мы только что бежали сюда.
Гален пошел следом за мной. Расстегнув пуговицу пиджака, он достал из кобуры пистолет, снял с предохранителя и дослал патрон.
Я потянулась рукой за спину и достала мой собственный пистолет из удобной боковой кобуры. У меня был новый «Леди Смит» вместо того, который отобрал Дойл, когда еще не служил мне. Я к этой модели привыкла, да и полицейские ее часто берут в качестве запасного пистолета. Чаще мужчины, как ни странно, потому что разрабатывалась она для женщин. Даже есть вариант с рукояткой розового цвета. Но и с черной или стальной рукояткой это хороший пистолет, и к тому же мне знакомый. Мне не удалось его вытащить так изящно, как Галену – это потому что у меня новая кобура и пистолет тоже новый. Для изящества практика нужна. Но если Таранис и правда спятил, практики мне может хватить с избытком.
 
Дата: Среда, 24.11.2010, 09:52 | Сообщение # 17

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Глава 6

Открылись двери соседнего лифта, из них вышел охранник, а следом – медики «Скорой» с каталкой и чемоданчиками, еще двое тоже с каталкой и с какой-то аппаратурой, и еще охранник – замыкающим.
Медики не знали, куда идти, и охранник показал на дверь справа – конечно, ту самую, из которой мы вышли. У меня сердце прыгнуло к горлу. Кто же ранен?
Женщина-врач поглядела на наши пистолеты. Я машинально набросила гламор на руку – теперь пистолет казался маленькой сумочкой. Женщина нахмурилась, встряхнула головой и пошла следом за коллегами.
– Миленькая сумочка, – прошептал Гален.
Я глянула на его руку и увидела букетик цветов. Даже мне он показался настоящим.
Охранник нас узнал – во всяком случае, меня узнал.
– Принцесса, я не могу вас впустить, пока там не будет безопасно. Полиция уже едет.
– Разумеется, – сказала я. Я не собиралась с ним спорить. И врать не стала. Я просто пройду в дверь прямо за ними, и все.
Охрана вызвала полицию и «Скорую». Что же там стряслось, во имя Дану?
Дверь закрылась за каталкой, и мы с Галеном шагнули вперед. Ему ничего не надо было говорить: я приняла решение и он подчинился. Бывают минуты, когда мне только это от моих мужчин и нужно.
Гален открыл дверь, прикрывая меня собой на всякий случай. Если бой еще идет, он оттолкнет меня назад. Но он, как и я, наверняка решил, что если б бой еще не кончился, медиков заставили бы ждать приезда полиции, а не провели внутрь.
Гален помедлил немного. Внутри слышались голоса – испуганные, или спокойные, или слишком громкие. Голос Эйба сказал:
– Клянусь Богиней, лучше б я не трезвел!
– Сейчас болеутоляющее вколем, – отозвался женский голос.
Я толкнула Галена в спину: я хотела видеть. Он вздохнул так глубоко, что даже вздрогнул, потом шагнул за дверь и открыл мне обзор.
Почти у самой двери на животе лежал Эйб, вокруг него суетились медики. Длинные волосы они убрали в сторону, на спине у стража видны были ожоги. Рука власти Тараниса прожгла насквозь пиджак и рубашку вплоть до самой кожи.
К нам подошел охранник в синей форме:
– Прошу вас подождать приезда полиции в другом помещении, принцесса.
Биггс, с подпалиной на рукаве дорогого костюма, поддержал его:
– Прошу вас, ваше высочество. Здесь мы не можем гарантировать вашу безопасность.
Я глянула на громадное зеркало. Оттуда слышались крики Тараниса, но видно его не было. Он кричал:
– Пустите меня! Я ваш король! Не смейте ко мне прикасаться!
Прямо посередине зеркала стоял придворный Благого двора – Хью Беленус [1]. Сэр Хью, вообще-то, но он не так кичится титулами, как заведено у Благих. Кроме прочего, он состоит офицером личной гвардии Тараниса. При Благом дворе – не то что у нас – все гвардейцы мужчины. Даже королеве гвардия из женщин не полагается. Раньше я как-то не замечала, что у Хью и у короля есть общая черта: длинные волосы Беленуса тоже цвета пламени. Только не закатного солнца, как у Тараниса, а живого огня: красные, желтые, оранжевые пряди.
Рис и Холод стояли перед зеркалом и говорили с Хью. А Дойл где? Почему его с ними нет? Я шагнула вперед и за суетой юристов и охранников разглядела еще одну группу медиков и раненого на каталке. Это был Дойл – неподвижный. Одежда на нем была порвана в клочья – словно когтистой лапой. Мир внезапно сузился – стены комнаты сворачивались в трубу, туже и туже, – и вот я уже ничего не видела, только Дойла. Мне стало не до зеркала, не до Хью, не до Тараниса, наконец так зарвавшегося, что ему уже не скрыть от других сидхе, что он натворил. Остался только тот, кто неподвижно лежал на носилках. И ничего больше.
Гален стоял рядом со мной, держа рукой за локоть. Не знаю, вел он меня вперед или отдергивал назад, но я оказалась у каталки, стояла и глядела на длинное мускулистое тело моего Мрака. На Дойла, который выиграл тысячу битв еще до моего рождения. На Дойла, который казался вечным, как стихия, чье имя он носил. Нельзя уничтожить мрак – он останется всегда.
Одежда у него вовсе не была порвана, она была сожжена, как у Эйба. Просто ожоги на его черной коже не были так заметны, как на белой коже Эйба, но теперь я видела широкие отметины на груди и плече. И еще лицо – половина лица была перевязана, от лба до подбородка. Если медики перевязали вначале лицо, значит, оно обожжено сильнее, чем грудь. На животе у Дойла лежал пластиковый пакет с прозрачной жидкостью, гибкая трубка от него тянулась к руке, к иголке, закрепленной пластырем.
Я глянула на медиков:
– Он…?
– Если не разовьется шок, опасности для жизни нет, – ответил один из врачей, а потом они развернули каталку к дверям. – Но его надо срочно в ожоговое отделение.
– Ожоговое отделение, – повторила я. Я словно отупела.
– Нам надо спешить, – сказал второй участливо, видя мое потрясение.
Возле меня оказался Рис.
– Мерри, ты нужна нам у зеркала. С ними пойдет Гален.
Я помотала головой.
Рис схватил меня за плечи и развернул к себе, оторвал от Дойла.
– Нам нужна сейчас королева, а не любовница Дойла. Так что, нам самим справляться, или ты возьмешь себя в руки?
Меня окатило жаркой злостью. Я чуть не заорала: «Как ты смеешь!», но в ту же секунду раздался вопль Тараниса: «Как ты смеешь прикасаться к королю!». Я проглотила слова, только с выражением лица ничего сделать не удалось.
– Мерри, мне жаль. Мне жаль больше, чем можно вообразить, но ты нам нужна. Прямо сейчас.
Сдавленным, жарким от злости, но очень сдержанным голосом я сказала:
– Позвони домой. Пусть в больницу поедет целитель, или даже оба. – Я кивнула сама себе, злость начала проходить при мысли, что я так и не знаю, насколько тяжело пострадали Дойл и Эйб. – Да, оба.
– Я позвоню. Но ты нужна Холоду.
– Понимаю, – кивнула я.
Рис поцеловал меня в лоб. Я удивленно подняла глаза. Он достал из кармана сотовый.
– Поезжай с ними в больницу, – сказала я Галену.
– Я обязан быть при тебе.
– Ты обязан быть там, где я прикажу. Иди. Пожалуйста, Гален, времени нет.
Он колебался долю секунды, потом кивнул – едва ли не поклонился, – и побежал за быстро едущей каталкой. Я не успела поцеловать Дойла на прощанье. Нет, никакого прощанья! Он сидхе, один из величайших чародеев и воинов страны фейри. Он не умрет от ожогов, пусть даже магических. Разум мне удалось убедить, но в глубине души оставалось темное, тесное местечко, на которое не действовала логика. Там царил только страх.
Я заставила себя пойти к Холоду. Шаг за шагом. В руке у меня все еще был пистолет – пусть под гламором, но концентрация у меня ни к черту. Что, если Благие его увидят? Мне есть разница? Нет. А должна быть? Наверное.
Я откинула полу жакета, чтобы сунуть пистолет в кобуру. На ходу не удалось, пришлось остановиться, но я его убрала. В основном потому, что если Таранис вырвется от своих стражей и появится в зеркале, я с собой не справлюсь. Я в него выстрелю, а это плохо. Неважно, насколько легче мне станет на минуту: я принцесса и хочу стать королевой, а значит, мне нельзя подчиняться порывам. Слишком дорого они обходятся, как доказывает сегодняшняя беда. Чертов Таранис. Чтоб он провалился! Почему он не отрекся давным-давно?
Я глубоко и неровно вздохнула. Меня мутило от эмоций, которым нельзя было дать выхода. Идя к Холоду и зеркалу с сэром Хью, я молила Богиню не дать мне сломаться на глазах у Благих. Андаис печально прославилась вспышками гнева, а сейчас Таранис продемонстрировал еще меньшее самообладание. Я шла к зеркалу и молилась, чтобы мне хватило сил быть правителем, который сейчас необходим. Молилась, чтобы не взорваться или не сблевать. Нервы, это просто нервы. О Богиня, пусть только с Дойлом все будет хорошо!
Едва я попросила о том, чего хотела всем сердцем, мне стало спокойней. Да, мне хотелось быть хорошей королевой. Хотелось показать Благим, что я не такая сумасшедшая, как мои тетя с дядей, но если совсем честно, то гораздо больше того и другого значил для меня мужчина, которого только что увезли на каталке.
Королевы так думать не должны. Так думают женщины, а быть королевой – значит прежде всего быть королевой, а все остальное потом, в свободное время. Так меня учил отец. Учил до того, как его убили. Я отбросила неуместную мысль и подошла к Убийственному Холоду.
Я буду королевой, как учил меня отец. Дойл говорил мне, какой я могу и должна быть – и ему не придется за меня краснеть.
Я выпрямилась до последнего дюйма своего небольшого роста. Трехдюймовые каблуки оказались не лишними, хотя рядом с высоченным Холодом я все равно казалась былинкой.
Но я стояла и выполняла долг, и горек был этот долг, как пепел.

[1] Беленус (Бел) – в кельтской мифологии одно из солнечных божеств, бог тепла и врачевания.
.
 
Дата: Среда, 24.11.2010, 10:20 | Сообщение # 18

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Глава 7

Сэр Хью Беленус низко поклонился. При этом стало видно, что огненная грива была поутру заплетена в искусную косу, а теперь из ее остатков там и сям свисали жженые ленты. Когда он выпрямился, оказалось, что перед его камзола вместе с двумя нижними рубахами прожжен до самой кожи бледно-золотистого цвета. Одежда была прожжена и начисто испорчена, но тело под ней казалось невредимым.
– В последние минуты сэр Хью заслонил нас от Тараниса, – сказал Холод. – Он встретил удар, предназначавшийся Аблойку.
– Что же мне на это сказать? – спросила я совершенно спокойным на слух голосом. Само его спокойствие меня потрясло. Тоненький голосок удивился у меня в голове, как мне удается говорить так спокойно. Выучка? Или шок?
– Если бы сэр Хью не принадлежал к старейшим из сидхе, ты могла бы поблагодарить его за то, что он рисковал собой ради спасения твоих воинов.
Я посмотрела на Холода. Посмотрела прямо в серые глаза и увидела в них отражение нагого дерева на заснеженной равнине – словно его радужки превратились в крошечные шары со снегом. Такие глаза у него бывали только на пике магии или на пике тревоги. Раньше у меня всякий раз кружилась голова, когда я смотрела в иномирные глаза Холода. А сегодня они меня успокаивали. Сегодня в них была ледяная сила зимы, холод, который оберегает, который не дает эмоциям выесть тебя изнутри. И я поняла, что помогло Холоду пережить злобные издевки королевы. Он обращался к холоду внутри себя.
Я тронула его за руку, и мир стал чуточку надежней. По равнине в глубине его глаз что-то двигалось – что-то белое и быстрое. Холод склонился меня поцеловать, и в глазах у него на миг мелькнул силуэт оленя. Поцелуй был целомудренный, но это нежное прикосновение дало мне понять, что Холод знает, чего стоит мне спокойствие. Он знал, что значит для меня Дойл, знал, что значит он сам, и чего не значит – знал тоже.
Держа Холода за руку, я повернулась к зеркалу.
Сэр Хью сказал:
– Я видел грезу среди бела дня. За вами, точно за вашими спинами, призрачным видением прошел белый олень.
– Когда ты в последний раз грезил наяву? – спросил Холод.
Хью моргнул черными глазами, но в их черноте я видела оранжевые искры и сполохи, как на углях неостывшего костра.
– Давно.
– Ты как будто не удивлен своим видением, сэр Хью, – сказала я.
– На озеро у нашего холма спустились лебеди. Лебеди с золотыми цепями на шеях. А впервые – впервые за все время, что мы живем в этой стране – они пролетели у нас над головами в ночь твоей битвы с Дикой охотой.
Из-за наших спин послышался небрежный голос Риса:
– Осторожней со словами, Хью. У нас тут законников полно.
Рис встал рядом со мной, но не попытался взять за руку.
– Да, наш король выбрал на редкость неудачный момент показать нелучшую свою сторону.
– Неудачный момент, – повторила я, не скрывая сарказма. – Какая мягкая характеристика случившегося.
– Других выражений я позволить себе не могу, принцесса, – сказал Хью.
– Это оскорбление не пройдет незамеченным, – все тем же ровным голосом сказала я.
– Если бы я видел перед собой Королеву Воздуха и Тьмы, я бы готовился к войне или к личному поединку двух монархов. Но я слышал, что принцесса Мередит Ник-Эссус – создание более уравновешенное, чем ее тетушка или ее дядюшка.
– Уравновешенное создание? – переспросила я.
– Уравновешенная женщина, если пожелаешь. – Хью еще раз низко поклонился. – Я не желал нанести оскорбление, принцесса. Прошу, не обижайся на неловкий выбор слов.
– Я постараюсь не принимать ничего на свой счет, кроме тех оскорблений, которые наносятся намеренно.
Хью выпрямился, стараясь не показывать тревогу на красивом лице с аккуратной бородкой и усами. Когда-то Хью был богом огня, а огненные божества не обладают спокойным темпераментом. Божества стихий как будто перенимают свойства своей стихии. Я это наблюдала уже у Мистраля, бога бурь.
– А я, – сказал Хью, – приложу все усилия, чтобы их не нанести.
Сзади прозвучал голос Нельсон:
– Как вы можете? Так… так спокойно?! Вы что, не видели? Ваших любовников унесли на носилках!
В голосе звучали истеричные нотки, которые обещали настоящую истерику впереди. Ее тут же принялись успокаивать – я не слушала. Пусть только молчит и остается от меня подальше. Мне уже все равно. Никто не будет обвинять моих мужчин в насилии над леди Кейтрин. Потому что стоит Благим начать грубую игру, мы их закопаем за то, что натворил Таранис. У нас в свидетелях несколько лучших юристов страны. Если бы не состояние Дойла и Эйба, все было бы просто здорово.
Открылась дверь и вошли еще медики. Прибыла полиция. Вот не знаю, почему они так долго добирались – может, мне просто чувство времени отказывает. Так бывает от потрясения. И на часы смотреть бесполезно, потому что я не смотрела на них раньше. Насколько я могла судить, прошло всего несколько минут. Наверное, они просто показались очень долгими.
– Как мы поступим с этим инцидентом, сэр Хью? – спросила я.
– Замолчать его не удастся, – ответил он. – Слишком много здесь людей, да и в больнице твоих стражей многие увидят. Благому двору предстоит крупнейший скандал за все время, что мы живем в Америке.
– Король будет все отрицать, – сказала я. – Он попытается любым способом объявить виноватыми нас.
– Он не прибегает к «правде в человеческом понимании» с тех пор, как ты освободила дикую магию, принцесса Мередит.
– Не вполне понимаю, сэр Хью. Не объяснишь?
– Я говорю настолько прямо, насколько я осмеливаюсь судить своего короля. Когда ты выпустила на волю дикую магию, она пробудила… – Он поискал слово. – …некоторых созданий. Тех, которые недобры к клятвопреступникам или… к другим.
– Дикой охоты боятся клятвопреступники и лжецы, – сказал Холод.
– Это твои слова, не мои, – отозвался Хью.
– Давненько я не слышал такой словесной эквилибристики от сидхе Благого двора, – заметил Рис.
Хью улыбнулся:
– Ты и при дворе давно не бывал.
– А вы знали, что творит Таранис? – спросила я.
– У нас были подозрения, что король не вполне здоров.
– Как вежливо. Как осторожно, – сказала я.
– Но правдиво, – ответил Хью.
– Что случилось еще, что ты так осторожен, огненный лорд? – спросил Рис.
– Для такой беседы лучше выбрать не такое людное место, бледный лорд.
– Не стану спорить, – ответил Рис.
Я начинала думать, что Рис и Хью знакомы куда лучше, чем я представляла.
– Так что мы станем делать сейчас, сию минуту? – спросила я.
– Я всего лишь скромный придворный, – сказал Хью. – Во мне не течет королевская кровь.
– Что ты хочешь сказать?
– Что не только у людей есть законы. – Хью уставился на меня черно-оранжевыми глазами. Он словно старался мне что-то сказать, не произнося вслух.
– Благие никогда на это не пойдут, – сказал Рис.
– На что? – спросила я, переводя взгляд с одного на другого.
– Король недавно вышел из себя, разгневавшись на служанку, – сообщил Хью. – И между ним и мишенью его гнева встала громадная зеленая собака.
– Ку Ши, – выдохнула я.
– Да, Ку Ши. После долгих лет зеленые псы страны фейри снова с нами, снова защищают тех, кто нуждается в защите. Собака не дала королю ударить девушку. Бедняга испугалась еще больше, думала, что ей достанется еще и за собаку, но король при виде пса растерял гнев.
Я вспомнила собак, появившихся в ночь Дикой охоты. Той ночью сырая магия заполнила все вокруг. Из ниоткуда взялись огромные черные псы, и стоило кому-то к ним прикоснуться, они превращались в других собак, собак из легенд. Одна Ку Ши побежала прямо к холму Благих.
– Вот интересно, кого эта Ку Ши считает хозяином – или хозяйкой, – подумала я вслух.
– Если применить тот закон, – сказал Рис, – в твоем дворе начнется гражданская война, Хью.
– Возможно, настало время для некоторого гражданского неповиновения, – ответил Хью.
– Что за закон? – спросила я.
Рис повернулся ко мне.
– Если монарх неспособен править, благородные сидхе его двора могут объявить его недееспособным и заставить отречься от трона. Андаис этот закон у себя отменила, а Таранис не позаботился. Слишком был уверен во всеобщей любви.
– И что из этого? – спросила я. – Хью затеет голосование и Благие выберут нового короля?
Поворот событий неплохой – в зависимости от того, кого выберут.
– Не совсем так, Мерри, – сказал Рис.
– Она всегда такая скромная? – улыбнулся Хью.
– Часто, – ответил Рис.
– Что?! – поразилась я.
Холод сказал:
– Благие сидхе никогда ее не примут как королеву.
– Ты просто не знаешь, что у нас было, когда она выпустила магию. Голосование вполне может быть в ее пользу.
– Голосование в мою пользу! – Наконец до меня дошло. – Да нет, это вы не всерьез.
 
Дата: Среда, 24.11.2010, 10:22 | Сообщение # 19

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
– Всерьез, принцесса. Если ты согласишься, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты стала нашей королевой.
Я молча уставилась на него, пытаясь собраться с мыслями, вспомнить придворную выучку – а сказать мне удалось только:
– Ты думаешь, это реально?
– Достаточно реально, чтобы обсуждать вслух.
– А значит, очень реально, – заметил Рис.
– Я не верю, что Благие захотят видеть меня на троне, Хью. Но в любом случае этот вопрос я должна вначале обсудить со своей королевой.
– Обсуди, если должна, но кем бы ты ни была для Неблагих, ты вернула старую магию стране фейри – кроме нашего холма. Мы здесь сохнем и умираем, но шпионы доносят нам, что ваш холм растет и живет. И даже холм слуа снова ожил. Царь Шолто возносит хвалы твоей магии.
– Царь Шолто очень добр.
Хью рассмеялся от неожиданности.
– Добр? Царь слуа добр? Ужас и кошмар страны фейри ты называешь добрым?
– Я его таким считаю, – сказала я.
Хью кивнул.
– Доброта. Не то чувство, которое часто встречалось при наших дворах. Я, надо сказать, хотел бы видеть ее почаще.
– Могу понять, – согласился Рис.
Хью глянул в сторону от зеркала, на что-то, что нам не было видно.
– Мне пора идти. Говорите с вашей королевой, но когда все наши сидхе узнают, что сделал Таранис с леди Кейтрин при помощи своих подручных, на голосование в его пользу он может не рассчитывать.
– Он заставил ее солгать или околдовал? – спросил Рис.
– С помощью иллюзии он придал троим придворным ваш облик. Но наделил чудовищными уродствами – шипы, бугры… – Хью вздрогнул. – Она сильно пострадала. При всех стараниях наших целителей она все еще прикована к постели. – Он глянул на меня. – Если для ваших раненых нужны целители, только скажите, и они придут.
– Непременно, если будет нужно, – сказала я и подавила импульс сказать спасибо. Хью достаточно стар, чтобы оскорбиться.
– Но чего хотел добиться король таким злодеянием? – спросил Холод.
– Мы не знаем наверняка, – сказал Хью. – Но знаем точно и можем доказать, что он это сделал, что лгал, и что виновники-сидхе лгали тоже. Я почти не помню в нашем дворе случаев такого страшного насилия, совершенного с помощью магии.
– Можете доказать, точно? – переспросил Рис.
– Можем. – Он опять глянул в сторону и повернулся к нам с обеспокоенным видом. – Мне пора идти. Поговорите с королевой и будьте готовы.
Он махнул рукой, и перед нами оказались только наши отражения.
– Все это пахнет дворцовыми интригами, – сказал Холод. Наши с Рисом отражения дружно кивнули. Ни один из нас не выглядел особенно веселым.
К нам подошел Ведуччи.
– Вам сообщили замечательные новости, принцесса. Почему же вы по-прежнему обеспокоены?
Я ответила не оборачиваясь, глядя в глаза его отражению:
– Как мне подсказывает опыт, дворцовые интриги обычно плохо кончаются. Кроме того, Благой двор всю мою жизнь относился ко мне хуже, чем Неблагой. Я не верю, что нескольких новых магических трюков хватит, чтобы стать королевой народа, который меня презирает. Если каким-то чудом все повернется по словам сэра Хью, за мной просто будут охотиться две шайки убийц вместо одной.
Еще не договорив, я поняла, что говорить этого не стоило. Единственное мое оправдание – шок у меня еще не прошел.
– Надеюсь, обвинения против меня и моих друзей теперь сняты? – быстро вмешался Рис.
Ведуччи повернулся к нему.
– Если сэр Хью сказал правду, да. Но пока жертва не отзовет иска, формально они сохраняются.
– Даже после слов Хью? – удивился Холод.
– Как заметила принцесса, дворцовые интриги – штука неприятная. Люди нередко лгут.
– Но не сидхе, – сказала я.
Ведуччи пытливо на меня посмотрел:
– На вашу жизнь были еще покушения, кроме той стрельбы в аэропорту?
– Ответа вы не получите до нашего разговора с королевой Андаис, – сказал Рис, обнимая меня за плечи. Холод мою руку не отпустил, так что я прижималась к ним обоим. Не знаю, хотел Рис меня приободрить или себя. День такой выдался – нам всем нужны были объятья.
– Вы же понимаете, что уже ответили, – сказал Ведуччи.
– Что это за юрист, который носит в кармане именно те травы, что способны разрушить магию короля?
– Не понимаю, о чем вы говорите, – улыбнулся Ведуччи.
– Лжец, – сказала я шепотом, потому что расслышала шаги за спиной.
К нам подошли Биггс и Шелби. Биггс был без пиджака, рукав рубашки закатан, на руке повязка.
– Полагаю, сегодняшнее поведение короля Тараниса подвергло серьезному сомнению обвинения в адрес моих клиентов.
– Мы не можем ответить утвердительно, пока не поговорим с… – Шелби оборвал свою речь, откашлялся. – Мы еще вернемся к этому вопросу.
Он подхватил своего помощника и они пошли к двери.
– Милая девушка, которая перевязала мне руку, сказала, что мне нужно поехать в больницу, – сообщил Биггс. – Мой помощник отведет вас отдохнуть и привести себя в порядок, прежде чем ехать домой.
– Благодарю вас, мистер Биггс, – сказала я. – Мне жаль, что фейри сегодня никак не могли похвастаться присущей им любезностью.
Он засмеялся:
– Ни разу не слышал таких изящных извинений за такой жуткий бардак. – Он приподнял раненую руку. – Мне это дорого стоило, как и вашим стражам, но если ваш дядюшка король выбирал момент, чтобы съехать с катушек, то выбрал он правильно. Его дело в явном проигрыше, а наше удалось.
– Наверное, можно и так посмотреть, – согласилась я.
Рис обнял меня, прижался щекой к волосам.
– Веселей, детка, мы победили!
– Нет. Это Благие нас выручили.
К Биггсу подошла медсестра, тронула его за плечо:
– Пора ехать.
Нельсон лежала привязанная к каталке и вроде бы была в обмороке. Рядом с ней шел Кортес, скорее раздосадованный, чем встревоженный.
– Мисс Нельсон тоже получила ожоги? – спросила я.
Биггс хотел ответить, но медсестра его увела. Ответил Ведуччи.
– Насколько я понял, она неадекватно среагировала на заклинание, которое король предназначал для вас.
Он глянул на меня слишком уж понимающим взглядом. Он был искушен в магии. Не практиковал профессионально, но это не важно – магически одаренные люди далеко не всегда своим талантом зарабатывают на жизнь.
– На такой взгляд отвечают вопросом, – хмыкнул Рис.
– Каким вопросом?
– Каким глазом ты на меня смотришь.
Я напряглась – я знала продолжение сказочки.
Ведуччи широко улыбнулся:
– Никаким, так нужно отвечать.
– Верный ответ – обоими, – возразил Холод таким тоном, что я слегка напряглась.
Улыбка Ведуччи заметно поблекла.
– Вы же не скрываете, кто вы такие. Все вас видят.
– Успокойтесь, Ведуччи, – сказал Рис. – Давно прошли дни, когда тем, кто видел волшебный народ, вырывали глаза. А сидхе и вовсе так не делали. Максимум, что грозило тому, кто нас увидел – похищение. Нас всегда занимали люди, которые умели видеть волшебное.
Рис говорил как будто в шутку, но достаточно серьезно, чтобы Ведуччи забеспокоился. Не упустила ли я чего? Возможно. Важное ли? Возможно. Но к этому вопросу я вернусь, когда навещу Дойла и Эйба в больнице.
– Оставим загадки на потом, – сказала я. – Я хочу поехать к Дойлу с Эйбом.
Ведуччи полез в карман и протянул мне какой-то предмет:
– Это ваше.
Темные очки Дойла. Расплавленные с одной стороны, словно смятый громадной рукой воск. Желудок у меня провалился куда-то вниз и тут же прыгнул к горлу. Секунду я боялась, что меня стошнит, потом мелькнула мысль, что свалюсь в обморок. Я не видела, что с лицом у Дойла, видела только повязку. Что же с ним?!
– Вам не нужно присесть, ваше высочество? – Ведуччи был сама услужливость. Даже потянулся взять меня за руку, словно некому было меня поддержать.
Холод шагнул между мной и юристом:
– Мы о ней позаботимся.
– Не сомневаюсь.
Ведуччи отступил, коротко поклонился и отошел к охранникам, разговаривающим с полицией. Нас ждал полицейский в форме.
– Мне нужно задать вам несколько вопросов, – сказал он.
– Вы не сможете их задать на пути в больницу? Мне надо узнать, что с моими людьми.
Он подумал.
– У вас есть машина или вас подвезти?
Я взглянула на часы на стене. Сюда нас привез в лимузине водитель Мэви Рид. Он собирался еще поездить по ее поручениям и вернуться за нами около трех. Как ни странно, трех еще не было.
– Если подвезете, было бы отлично. Спасибо, – сказала я.
 
Дата: Среда, 24.11.2010, 10:24 | Сообщение # 20

Экстрасенс
Группа: Проверенные
Сообщений: 34
загрузка наград ...
Статус:
Глава 8

Дойла и Эйба поместили в отдельную палату, но когда мы в сопровождении полиции туда вошли, трудно было понять, кто там по необходимости, а кто так, посмотреть просто. Нас встретила толпа моих стражей, врачей и сестер – куда больше врачей и сестер, чем было нужно, и преимущественно женщин. И зачем сюда зашел тот коп, что нас привез? Наверное, полицейские подозревали, что нападение на моих стражей – еще одно покушение на мою жизнь, и решили, что береженого бог бережет. Глядя, сколько стражей согнал сюда Рис, я решила, что ему в голову пришла та же мысль.
Эйб лежал на животе и пытался болтать со всеми миловидными сестричками одновременно. Пусть раненый, он был верен себе, своей сути. Он был когда-то богом Аккасбелем, материальным воплощением хмельного кубка. Тот кубок мог сделать женщину королевой, он вдохновлял поэтов, храбрецов и безумцев – так гласят легенды. Аккасбель открыл первый в Ирландии паб и был первым завсегдатаем вечеринок. Если б он не морщился так часто, я бы сказала, что ему здесь очень даже неплохо. Но он, наверное, просто храбрился. А может, и правда наслаждался вниманием – я еще не настолько хорошо знала Эйба, чтобы понять.
Мне пришлось пробираться между моими собственными красавцами-стражами. В другое время я бы каждого оценила, но сейчас они только загораживали от меня того единственного, которого мне нужно было видеть.
Кто-то из них пытался что-то у меня спрашивать, но я не отвечала, и они поняли: расступились в стороны как занавес, и я увидела вторую кровать.
Дойл лежал страшно неподвижный. Из капельницы ему в руку лилась прозрачная жидкость. На небольшом пластиковом пакете с лекарством было колесико-регулятор – видимо, в состав прозрачной жидкости входило болеутоляющее. Ожоги – это больно.
У постели стояла Хафвин – высокая, золотоволосая и прекрасная. На ней было платье, модное веке в четырнадцатом или раньше: простое и узкое, облегающее фигуру во всех нужных местах, но подрезанное выше щиколоток, чтобы не стеснять движений. Когда я ее впервые увидела, она носила доспехи. Она служила в гвардии моего кузена Кела: он заставлял ее убивать, а применять впечатляющие целительские способности запретил – потому что она отказалась с ним спать. Настоящий целительский дар был сейчас редкостью среди сидхе, и даже королева поразилась такой бессмысленной трате таланта Хафвин. Целительница ушла от Кела и разделила ссылку со мной. Думаю, Андаис поразило еще и число женщин-стражниц, которые предпочли изгнание службе у Кела. Меня не поразило. После нескольких месяцев пыток Кел вышел из темницы еще более свихнувшимся садистом, чем был. А отправили его в темницу, среди прочего, за попытки меня убить. Я вернулась в изгнание именно потому, что он вышел на свободу. Королева признала – с глазу на глаз – что не ручается за мою жизнь, когда ее сын на свободе.
От Хафвин и ее подруг я услышала, что сделал Кел с первой из стражниц, которую взял себе в постель. Отчет о действиях маньяка-убийцы. Разве что жертва его была сидхе, а потому не умерла. Она выжила и выздоровела – только чтобы снова стать его жертвой. И снова. И опять.
Так что ко мне попросились двенадцать его стражниц. Это за месяц. Было бы и больше, потому что Кел безумен, и стражницам дали выбор. Андаис не представляла, сколько из них предпочтут изгнание милостям Кела, но королева всегда переоценивала его обаяние и недооценивала его мерзкий характер. Не поймите меня неправильно: Кел потрясающе красив, как большинство Неблагих сидхе, но тот хорош, кто хорошо поступает, а Кел поступал ужасно.
Я подошла прямо к кровати Дойла, но он меня не видел. Если б я еще обладала сырой магией страны фейри, я бы вылечила его в одно мгновение. Но магия пролилась в осеннюю ночь, творя чудеса и волшебство, и осталась творить их в волшебной стране. А мы из волшебной страны уехали. Мы сейчас в Лос-Анджелесе, в здании из металла и бетона. Здесь вообще далеко не всякая магия может осуществиться.
– Хафвин, – спросила я, – почему ты не стала его лечить?
Врач, который при его росте смотрел на Хафвин снизу вверх, но на меня сверху вниз, заявил:
– Я не позволю применять магию к моему пациенту.
Я уставилась на него со всей выразительностью моих трехцветных глаз. Наш взгляд нередко смущает людей, особенно если раньше они таких глаз не видели. Иногда это здорово помогает настоять на своем.
– Почему же… – я прочла его имя на бейдже, – ...доктор Санг?
– Потому что мне непонятен принцип действия магии, а если я не понимаю принципа действия лекарства, я не могу дать разрешение на его использование.
– Значит, если вы поймете, то препятствовать лечению не будете?
– Я не препятствую лечению, это вы ему препятствуете, принцесса. Здесь больница, а не тронный зал. Ваши люди одним своим присутствием мешают лечебному процессу.
Я ему улыбнулась, чувствуя, что до глаз улыбка не дошла.
– Мои люди никак вам не мешают. Это ваши люди неправильно себя ведут. Я думала, что во все больницы в округе разослали памятку о том, как обращаться с сидхе в случае, если к вам поступит такой пациент. Разве вас не проинструктировали, что носить или иметь при себе, чтобы иметь возможность выполнять свою работу?
– Применение вашими людьми гламора к медсестрам и женщинам-врачам просто оскорбительно! – заявил доктор Санг.
Устроившийся на стуле – одном из двух, которые здесь стояли, – Гален сказал:
– Я ему сто раз повторил, что мы ничего не делаем. Не применяем мы никакого гламора. Но он мне не верит.
У Галена был усталый вид, у глаз и рта кожа как будто натянулась. Раньше я такого не замечала. Сидхе не стареют по-настоящему, но приметы усталости с возрастом проявляются – даже алмаз можно поцарапать, если правильно выбрать инструмент.
– У меня нет времени на объяснения, но я не позволю вам мешать моим целителям лечить моих людей.
– Она признала, – кивнул он на Хафвин, – что за пределами вашей страны ее способности уменьшаются. Она не уверена, что сможет его вылечить. А чем чаще снимать повязки – особенно в такой толпе посторонних, – тем больше шанс подхватить вторичную инфекцию.
– Сидхе не подхватывают инфекций, доктор, – сказала я.
– Простите мне излишнее недоверие, принцесса, но это мой пациент, – ответил доктор Санг. – Я за него отвечаю.
– Нет, доктор. Отвечаю за него я. Он мой Мрак, моя правая рука. Он считает, что это он отвечает за меня, но я его будущая королева, и я отвечаю за весь мой народ. – Я потянулась погладить Дойла по волосам, но отдернула руку. Я не хотела, чтобы он очнулся, когда мы не можем даже облегчить его боль. Ради лечения я бы его разбудила, но будить его от вызванного лекарствами и шоком забытья просто потому, что я не могу стоять рядом и не дотрагиваться до него – это нечестно.
Руки почти болели от желания к нему притронуться, но я заставила себя опустить их по швам и сжала кулаки. Рис взял меня за руку. Я посмотрела в его единственный трехцветно-синий глаз, в красивое лицо со шрамами на месте другого глаза, не полностью прикрытыми белой повязкой. Я Риса знала только таким. Это лицо я видела над собой или под собой, когда мы занимались любовью, вот такое – со всеми шрамами. Он был Рис, и все.
Я погладила его по щеке. Буду ли я меньше любить Дойла, если у него останутся шрамы? Нет, хотя потерю мы будем чувствовать оба. Лицо, которое я полюбила, навсегда станет другим. Ох, нет. Он сидхе, черт побери! Не может у него не пройти простой ожог!
Рис словно прочитал мои мысли:
– Он не умрет.
Я кивнула:
– Но я хочу, чтобы он выздоровел.
– А я? – спросил Эйб с соседней кровати. По голосу казалось, будто он слегка навеселе. Он столько лет не просыхал, что словно не мог уже вести себя по-другому. Без вина пьян – так, кажется, это называют. Ни вина, ни наркотиков – но он все равно как будто был не вполне трезв.
– И ты тоже, – сказала я. – Не сомневайся.
Но Эйб знал свое место – в первую пятерку он не входил. Он не был против. Как многие из недавно вступивших в мою гвардию, он так упивался вновь полученной возможностью заниматься сексом, что не успел еще начать страдать от уязвленного наличием конкурентов мужского самолюбия.
– Я настаиваю, принцесса, чтобы вы и ваши люди покинули помещение, – сказал доктор Санг.
Сопровождавший нас полицейский, полисмен Брюэр, вмешался:
– Прошу прощения, доктор, но мы предпочли бы, чтобы охрана осталась.
– Вы хотите сказать, что на них могут напасть прямо в больнице?
Брюэр глянул на своего напарника, полисмена Кента. Кент только пожал плечами. Наверное, им приказали не спускать с меня глаз, но не проинструктировали, что говорить публике. Мы публикой не считались, раз уж на нас напали. Мы в понимании полиции перешли в другую категорию – потенциальных жертв.
– Доктор Санг, – сказал Холод. – Стражей принцессы командую я, пока мой капитан не отдаст другого приказа. Мой капитан лежит здесь. – Он показал на Дойла.
– Может, вы и командуете стражей принцессы, но здесь командую я.
Доктор ростом Холоду до плеча не доставал. Чтобы заглянуть Холоду в глаза, он неловко запрокинул голову, но по взгляду ясно было – сдаваться он не собирается.
– Нет времени на споры, принцесса, – сказала Хафвин.
Я посмотрела в ее трехцветные глаза: кольцо синевы, серебряное кольцо и внутри кольцо такого цвета, каким был бы свет – если бы был цветом.
– Что такое?
– Мы вдали от холмов, это накладывает на меня ограничения. Мы находимся внутри здания из стекла и металла, в доме, построенном людьми, и это тоже накладывает на меня ограничения. Чем позже я займусь раной, тем труднее мне будет сделать хоть что-то.
Я повернулась к доктору Сангу:
– Вы слышите, доктор. Позвольте работать моему целителю.
– Я могу его вывести, – предложил Холод.
– Вряд ли мы позволим, – неуверенным тоном сказал полисмен Брюэр.
– А как вы его выведете? – поинтересовался Кент.
– Вот именно, – поддержал Брюэр. – Мы не можем допустить насилия по отношению к медперсоналу.
– Зачем же насилие, – улыбнулся Рис, играя с завитком волос у моего уха. По мне дрожь пробежала от одного прикосновения.
Я повернулась взглянуть ему в лицо:
– А этика как же?
– Хочешь, чтобы Дойл стал похож на меня? Уверен, что он не хочет лишиться глаза. Чертовски трудно потом оценивать расстояние.
Он улыбнулся, но в шутливом тоне сквозила горечь.
Я поцеловала идеальной формы губы. Я ни у одного мужчины таких красивых губ не видела. Полные и яркие, они превращали мальчишескую красоту его лица в чувственную.
Он отодвинул меня ближе к врачу.
– Уважаемый доктор не понимает, Мерри, а у нас нет времени спорить до упаду.
– М-м, – сказал Брюэр. – Что вы собираетесь сделать, принцесса Мередит? Я имею в виду…
Он повернулся к напарнику. Понятно было, что они чувствуют свою некомпетентность. Вообще-то я удивилась, что сюда не нагнали еще полиции. У двери стояли полицейские в форме, но не было ни одного детектива, никого из верхнего эшелона. Похоже было, что большие шишки нас побаиваются. Не опасности боятся – они полицейские, опасность для них работа. Боятся политики.
Слухи все равно не удержишь. Боги мои, одного того, что король Таранис напал на принцессу Мередит, хватит надолго. Но слухи еще и разрастаются со временем. Как знать, что полиции уже наговорили? Дело вырисовывалось не просто горячее, а опасное для карьеры. Представить только – чтобы принцессу Мередит убили или короля Тараниса ранили в твою смену. В лоб или по лбу, а отдуваться тебе.
– Доктор Санг! – позвала я.
Он повернулся ко мне с сердитой миной:
– Мне все равно, сколько полицейских за вас вступятся, здесь слишком много народу, чтобы можно было кого-то лечить.
Я зажмурилась и выдохнула. Людям, как правило, нужно что-то делать, чтобы воспользоваться магией. А я почти всю жизнь ставлю щиты, чтобы магией не пользоваться. До того, как проявились мои руки власти, я очень старалась не отвлекаться на пролетающих духов, на мелкие каждодневные чудеса, держать их в стороне. Сейчас эта тренировка помогала мне держать в узде саму себя, потому что мои личные – как и унаследованные генетически – таланты взлетели на новую высоту.
– Ну-ка в сторонку, господа, – сказал Рис.
Стражи подались назад и прихватили с собой обоих полицейских. Вокруг меня и доктора высвободилось небольшое пространство. Врач удивленно на них посмотрел:
– В чем дело?
 
Форум » Изба Читальня (чтение в режиме он-лайн) » Серия Мередит Джентри » Дыхание Холода. (6 книга)
  • Страница 1 из 3
  • 1
  • 2
  • 3
  • »
Поиск:
Статистика Форума
Последние темы Читаемые темы Лучшие пользователи Новые пользователи
Любимый Зомби (2)
Сладкое Искушение (0)
Девушка, Козёл и Зомби (0)
Цитаты (105)
Рецепты фирменных блюд (109)
Ангел для Люцифера (371)
Мальчик и Дед Мороз (0)
В погоне за наградой (6246)
ЧТО ЧИТАЕМ В ДАННЫЙ МОМЕНТ? (1092)
БУТЫЛОЧКА (продолжение следует...) (5106)
Блондинки VS. Брюнетки (6894)
В погоне за наградой (6246)
Карен Мари Монинг (5681)
БУТЫЛОЧКА (продолжение следует...) (5106)
Слова (4899)
Везунчик! (4895)
Считалочка (4637)
Кресли Коул_ часть 2 (4586)
Ассоциации (4038)

Natti

(10467)

Аллуся

(8014)

AnaRhiYA

(6834)

HITR

(6399)

heart

(6347)

ЗЛЕША

(6344)

atevs279

(6343)

Таля

(6276)

БЕЛЛА

(5383)

Miledy

(5238)

delena

(27.03.2024)

shashlovamariah

(26.03.2024)

sonia

(25.03.2024)

muravevakata

(24.03.2024)

Tatiana3765

(19.03.2024)

Аня6338

(17.03.2024)

AnutaGritsenko

(17.03.2024)

Default

(15.03.2024)

varyalanamaya

(10.03.2024)

Iv

(07.03.2024)


Для добавления необходима авторизация

Вверх